РАЗДЕЛ II. ИСТОРИЯ БИБЛИОГРАФИИ

Характеризуется роль истории в современном и перспективном развитии библиографии как деятельности и библиографоведения как науки. Раскрываются основные особенности, тенденции и достижения библиографии на примере ее отечественной истории.

Глава 11. РАЗВИТИЕ СОВЕТСКОГО БИБЛИОГРАФОВЕДЕНИЯ

Основное внимание уделено научной разработке истории, теории и методики библиографии, ее типологии, терминологии, творческому вкладу видных советских библиографов.

11.4. СОВЕТСКОЕ БИБЛИОГРАФОВЕДЕНИЕ В 70-80-Х ГОДАХ

По разным причинам концепция советского библиографоведения в интерпретации О.П.Коршунова получила приоритет и стала основой библиографической парадигмы 70-80-х годов. Только на страницах журнала "Советская библиография" на монографию О.П.Коршунова было опубликовано в течение 1976-1978 гг. одиннадцать рецензий [завершение дискуссии см.: От редакции//Сов. библиогр. 1978. № 2. С. 77-80]. Выступили такие известные по тем временам библиографы, как (в хронологии публикаций) А.И.Барсук,  Э.И.Беспалова,  И.Е.Баренбаум,  Д.Ю.Теплов,  Ю.М.Тугов и др. Мнения были различными, но в конечном итоге концепция О.П.Коршунова получила поддержку. Свидетельство тому- выход в свет под редакцией О.П.Коршунова третьего вузовского учебника "Библиография. Общий курс" (1981 г.), затем и третьей редакции терминологического стандарта ГОСТ 7.0-84. Решающую роль в отборе и определении основных библиографических категорий сыграл О.П.Коршунов [см. его статьи в сб.: Библиография: Теория, методология, методика. С. 110-164]. И опять - дискуссия по вопросам общей библиографической информации 1982-1986 гг. преимущественно в журнале "Советская библиография" [см.: От редакции//Сов. библиогр. 1986. № 1. С. 50-54), а затем вообще о проблемах библиографической науки 1987-1989 гг. [см.: От редакции//Сов. библиогр. 1989. № 3. С. 44-45].

В первом случае сам автор подвел основные итоги дискуссии в статье "Анализ некоторых результатов разработки теории библиографической информации", которая была специально написана для его сборника "Библиография: Теория, методология, методика". Естественно, О.П.Коршунов постарался отвести все поступающие в его адрес упреки. Ответом на вторую из названных дискуссий (1987-1989) можно считать появление нового вузовского учебника под единоличным авторством О.П.Коршунова "Библиографоведение: Общий курс" (1990 г.), где лишь с небольшими уточнениями изложена его концепция. Нам довелось, пусть косвенно, участвовать в дискуссии о библиографической информации. Редакция "Советской библиографии" попросила интервью и публикацию какого-либо материала, разрабатываемого по библиографии [см.: Непогрешимость или истина?//Сов. библиогр. 1988. № 2. С. 16-29]. Естественно, в публикации были высказаны и некоторые принципиальные замечания в адрес учебника под редакцией О.П.Коршунова и ГОСТ 7.0-84. Ответом была статья и с ироническим названием "Чтение с закрытыми глазами" [Сов. библиогр. 1988. № 3. С. 20-28], и с ироническим содержанием. Все наши замечания были отвергнуты безапелляционно.

Но к концу 80-х годов ситуация относительно разработки научных основ библиографоведения существенно изменилась, и не в пользу концепции О.П.Коршунова. Мы здесь говорим лишь о самых примечательных явлениях. В частности, первое из них связано с тем, что вторично-документальное библиографоведение явно отдало на откуп информатике многие достижения отечественной библиографии. Это отмечал уже в цитированном выше докладе А.И.Барсук, подчеркивая, что информатика стала считать своим объектом научно-вспомогательную библиографию и специальную (отраслевую) библиографию. Еще раньше это осознали за рубежом. Правда, в так называемых капиталистических странах теоретического и практического противостояния между традиционными и новыми научными дисциплинами не существовало. Например, во Франции одну из обобщающих наук в системе информационного цикла так и называют "библиологией" ( Р.Эстиваль и др.). В восточноевропейских социалистических странах, где влияние советской информатики было сильным, это противостояние особенно остро ощущалось. Так, немецкий ученый (тогда ГДР)  Х.Кунце все-таки предлагал исходить из трех главных положений - концепции объединения, взаимосвязи, взаимодействия [Избранное. С. 205. Цитируются фрагменты из его фундаментального труда "Основы учения о библиотеке", вышедшего в третьем полностью переработанном издании в 1966 г. Впервые - 1958 г.]. Он справедливо считал, что дискуссия по этому поводу еще не завершилась. "Документацию загнали в угол, но еще нельзя с определенностью сказать, что выработано единое мнение. "Документация", "документалистика", "информационная наука", "информатика", "информатология", "научная информация", "специальная информация", "информационно-документационная наука" - вот круг понятий, вовлеченных в международную дискуссию" [Там же. С. 201-202].

В этой связи Х.Кунце рассматривает несколько точек зрения на документацию. Так, Международный институт документации (такое название в 1931 г. получил Международный библиографический институт) в том же году предложил следующее определение: "Документировать - это собирать, систематизировать и раскрывать содержание разного рода документов, существующих во всех областях человеческой деятельности" [Там же . С. 199]. Правда, это определение Х.Кунце связывает с расширением функций научных библиотек. Мы, со своей стороны, видим в нем функциональную основу библиографии. Но важно другое: более близкое к библиографии определение документации дали советские ученые в "Основах информатики" [1968. С. 43]. По мнению авторов ( А.И.Михайлов,  А.И.Черный,  Р.С.Гиляревский), одной из основных задач документации (у авторов - "научно-информационной деятельности") является способность быстро отражать новые сведения, объединять разрозненные материалы, обобщать информацию, содержащуюся в опубликованных и неопубликованных документах, отвечать на узкоспециальные и многоаспектные запросы. Но низведение информатики лишь к науке о научно-информационной деятельности сильно сокращало предмет ее познания. Не случайно авторы предисловия немецкого (ГДР) перевода "Основ информатики" в 1970 г., по оценке Х.Кунце, отмежевались от термина "информатика", а остановились на более широком обозначении - "информационно-документальная наука" [Избранное. С. 202].

Сложившуюся ситуацию образно выразил чешский библиотековед  Я.Дртина, говоря о золотой монете, "которая лежала на пороге библиотек и которую подняла документация". Последняя, по его словам, стала "богатством, которое библиотеки потеряли..." [Цит. по кн.: Кунце Х. Избранное. С. 203].  Х.Кунце делает в общем справедливый вывод: "Узость понятия "документация", с одной стороны, и многозначность - с другой, привели к тому, что теоретики в этой области обратились к термину "информация" [Там же. С. 201]. Именно поэтому, по его оценке, все чаще предпринимаются попытки более четко определить содержание понятия "информация". При этом делается упор на актуальность документации (новейший уровень познания), указывается на ее методы, а также на связь информационной науки с документационной, с одной стороны, и с библиотечной наукой, в особенности библиографией, - с другой. Это мнение содержится в многочисленных фундаментальных трудах, а также в большом числе отдельных статей" [Там же. С. 200. Выделено нами. - А.А.Г.].

Мы бы сюда отнесли и труды  О.П.Коршунова. В этом отношении примечательны две рецензии на его труды. Первая - "Итог развития библиографоведения" [Сов. библиогр. 1982. № 3. С. 49-57] - написана  Ю.А.Чяпите по поводу вузовского учебника "Библиография. Общий курс" (под ред. О.П.Коршунова) и лишний раз подчеркивает парадигматический характер библиографической концепции О.П.Коршунова. Вторая принадлежит известному советскому информатику Р.С.Гиляревскому и под многозначительным названием "Информационная концепция библиографии" [НТИ. Сер. 1. 1991. № 3. С. 27-28] была посвящена тому же вузовскому учебнику О.П.Коршунова. Эта рецензия отмечает как бы переориентацию советского библиографоведения с книговедения на информатику (документацию и т.п.). По нашему мнению, такая переориентация загоняла советское библиографоведение в тупик вспомогательности и вторичности, от чего оно пыталось уйти на протяжении десятилетий и даже веков.

Реакция библиографоведов и книговедов не заставила себя ждать. В частности,  А.И.Барсук в уже цитированном докладе отметил стремление некоторых советских библиографов как-то изменить ситуацию в пользу традиционного библиографоведения. Речь шла об идее  А.В.Соколова и его сторонников сформировать новую научную дисциплину - социальную информатику [подробнее см.: Социальные проблемы информатики: Сб. ст. Л., 1974. 55 с.; Соколов А.В.,  Манкевич А.И. Информатика в перспективе (К вопросу классификации видов информации и системы наук коммуникативного цикла)//НТИ. Сер. 2. № 10. С. 5-9;  Зазерский Е.Я., Манкевич А.И.,  Соколов А.В. Актуальные проблемы информационного обслуживания//Б-ки СССР. 1972. Вып. 54. С. 74-87; По поводу концепции социальной информатики//Сов. библиогр. 1976. № 1. С. 36-42; "Мне кажется, я подберу слова..."//Там же. 1989. № 1. С. 6-18. Интервью с А.В.Соколовым и фрагмент его учебного пособия "Социальная информатика"  Урсул А.Д. Социальная информатика: две концепции развития//НТИ. Сер. I. 1990. № 1. С. 2-8]. По мнению авторов указанных публикаций, предметом общей теории социальной информации выступают структура и свойства всех видов социальной информации, процессы ее формирования и функционирования, а также закономерности информационного обслуживания общества.

А.И.Барсук сочувственно отнесся к такого рода выступлениям, хотя и считал необходимым уточнить ряд положений. Особенно резко он выступал против того, чтобы называть общую теорию социальной информации "генерализирующей наукой". По его мнению, такую научную дисциплину следует осмысливать не как "науку наук", а как метатеорию для общественных наук "интердисциплинарного", "комплексного", "обслуживающего" характера. К ним он относит информатику, науковедение, книговедение, теорию массовых коммуникаций и некоторые другие. Особо А.И.Барсук подчеркивал то положение, что потребность в метатеории и ее формирование - это отнюдь не свидетельство "сводимости", "взаимопоглощения", "взаиморастворения" тех или иных наук и возникновения единой заменяющей их науки [Актуальные проблемы книговедения. 1976. С. 14-16]. Видимо, А.В.Соколов прислушался к мнению А.И.Барсука и в очередной статье "Объекты и предметы библиотековедения, библиографоведения и информатики" [Связь библиотечно-библиографических дисциплин с информатикой. Л., 1982. С. 10-46], судя по подзаголовку, предложил именно "метатеоретический анализ" поставленной проблемы. Наконец, сами информатики стали выступать за более широкое понимание своей науки (см., например, уже цитированные работы акад.  А.П.Ершова).

В начале 90-х годов журнал "Советская библиография" за организованным "круглым столом" попытался найти ответ на вопрос о состоянии сложившейся тогда библиографической парадигмы [обзор выступлений см.: Кризис или расцвет//Сов. библиогр. 1991. № 3. С. 33-66]. О ситуации можно судить уже по заголовкам некоторых выступлений: "Нормальная наука библиографоведение" ( Э.К.Беспалова), "Альтернатива - гибель культуры" ( Ю.А.Шрейдер), "С позиций деятельности и культуры" ( М.Г.Вохрышева), "Нужны поиски исходного пункта целостного подхода" ( Ю.М.Тугов), "Новая технология - обновленная теория" (Р.С.Гиляревский), "На позициях вспомогательности" (О.П.Коршунов), "Уйти от вспомогательности" (А.А.Гречихин), " Парадигму определит информатизация общества" ( Ю.С.Зубов).

И здесь самое время сказать еще об одном "круглом столе" [подробнее см.: В центре внимания - методология//Библиогр. 1998. № 3. С. 34-151], проведенном на кафедре общего библиографоведения МГУК 5 ноября 1997 г. по поводу статьи  М.А.Тарасова "С методологическим посохом по коршуновским, соколовским и иным местам" [Библиогр. 1997. № 2]. Статья была выбрана потому, что она дает возможность обратиться к самым общим методологическим проблемам отечественного библиографоведения. В этой связи можно говорить о некоторой, пусть и случайной, исторической аналогии. Напомним, что А.Г.Фомин в конце 20-х годов, пытаясь сформулировать основные научные направления дальнейшей разработки библиографии, за отправную точку взял историко-критический очерк  Ф.Т.Тарасова "Наша библиография" (1890 г.). Последний весьма негативно оценил состояние отечественного библиографоведения. Правда, за его спиной еще не стояли такие теоретики библиографии, как  Н.М.Лисовский,  А.М.Ловягин,  Н.А.Рубакин. Но  А.Г.Фомин уже знал их творческий вклад и все же посчитал "печальные выводы" Ф.Т.Тарасова вполне применимыми через прошедшие 35 лет.

Теперь более чем через сто лет после первого Ф.Т.Тарасова второй М.А.Тарасов также негативно - "расцвет кризиса" - оценивает состояние библиографической науки. Главный критический удар сделан именно по концепции О.П.Коршунова. Мы здесь даем только краткую характеристику основных обсуждаемых вопросов (всего семь).

Первым из них был такой: статья М.А.Тарасова - шаг вперед или повторение? Сам О.П.Коршунов отметил, что восторга эта статья у него не вызывает. Не потому, что автор критикует его, а потому, что здесь мало нового и много ошибочного. Отрицательные эмоции вызвала статья и у  Т.Ф.Лиховод. По ее мнению, ничего существенного и положительного в разработку методологических концепций и оснований статья не вносит. Пытаясь разобраться в "расцвете кризиса", автор делает это явно непродуктивным путем: критикует устои теории, созданной двадцать лет назад, и совершенно не затрагивает ни одну из последних концепций. Поэтому ситуацию в современном библиографоведении следует считать не расцветом кризиса, а периодом накопления материала, который даст, очевидно, следующий качественный скачок. Но такие материалы автором статьи не проанализированы.

Но были и более обстоятельные и положительные высказывания. Так, Э.К.Беспалова выразила благодарность М.А.Тарасову за его статью, которая ее "не просто задела, но и заставила" согласиться с автором процентов на 90. И не надо говорить, что он то не доказал, этого не учел. Это ведь не монография, а просто статья, где иногда из положения одного абзаца может вырасти монография. Э.К.Беспалова соглашается с автором, что последняя дискуссия по теоретическим вопросам библиографии с разной степенью активности ведется с 1990 г., с "круглого стола" в редакции журнала "Библиография" (о ней сказано выше). По ее утверждению, если бы не статья М.А.Тарасова, мы бы еще лет десять ничего не обсуждали. Так глубоко, насыщенно по вопросам методологии никто еще не писал. Не обязательно ведь все воспринимать как упреки в свой адрес. У М.А.Тарасова есть собственные догадки и находки. Внимание должно быть направлено на отбор того, что идет на развитие сложившейся концепции.

В свою очередь,  В.Т.Клапиюк самое ценное в обсуждаемой статье видит в трех основных положениях. Во-первых, новая постановка проблемы о роли и задачах методологического знания в формировании и развитии библиографоведения в целом. Во-вторых, высказывания автора о том, что в основе смены библиографоведческих парадигм лежит смена фундаментальной теории, а сердцевиной и ядром каждой новой теории является прежде всего новый методологический подход (или новое использование уже известных подходов). В частности, эти высказывания чрезвычайно важны для кафедры общего библиографоведения, потому что с 70-80-х годов здесь утрачен интерес к фундаментальным методологическим исследованиям. В-третьих, в целом правильная оценка альтернативных теоретических концепций с изложением новых подходов. Правда, что касается поиска путей выхода из "теоретического кризиса в библиографоведении", то статья М.А.Тарасова их не проясняет. По мнению В.Т.Клапиюка, автор не увидел итога пройденного пути, того, что общими усилиями библиографоведов всех поколений, представителей различных концепций, главным образом - документографической системно-деятельностной, в нашей стране сформировалось, развивается и функционирует теоретическое библиографоведение.

Второй вопрос: каковы методологические и мировоззренческие основания библиографоведения? О.П.Коршунов в этой связи сформулировал свое мировоззрение, основанное на "системно-деятельностном подходе, согласно которому библиография, взятая в целом, квалифицируется как специфическая область деятельности, и эта область деятельности в свою очередь рассматривается как система, входящая в качестве подсистемы в систему документальных коммуникаций" [Там же. С. 36]. И далее он повторяет уже известное свое методологическое кредо: "Это метод восхождения от абстрактного к конкретному в рамках системно-деятельностного подхода на почве диалектического материализма". На наш взгляд, такие высказывания напоминают положения известного доклада  И.В.Владиславлева на II Всероссийском библиографическом съезде. Реальной конкретизации диалектики в концепции О.П.Коршунова также нет. В этом отношении более позитивна позиция Э.К.Беспаловой. По ее словам, "почему вошел в моду метод восхождения от абстрактного к конкретному как единственный метод построения научной теории? Есть тому исторические объяснения. Но дело в том, что  К.Маркс не считал этот метод главным. Он главным считал диалектический метод - метод  Гегеля, поставленный, перевернутый на ноги" [Там же. С. 41].

Мы из дальнейших вопросов, важных для истории развития библиографоведения, рассмотрим еще лишь два: "Правомерно ли использование в библиографоведении категории "парадигма"? и "Множество концепций - требование жизни или интеллектуальная игра"? В первом случае О.П.Коршунов считает разговоры о парадигмах применительно к библиографоведению непродуктивными. В то же время он присоединяется к точке зрения В.Т.Клапиюка, согласно которой у библиографоведения были две парадигмы: эмпирическая и теоретико-методологическая, которая сменила первую в 60-70-х годах. Что касается третьей парадигмы, то в целом он считает это дело малопродуктивным, но все же высказывает предположение, что если появится третья парадигма, то ее можно будет условно назвать "информационно-компьютерной". Сам М.А.Тарасов господствующей парадигмой считает теорию О.П.Коршунова и его последователей. В то же время она нуждается в конструктивной критике со стороны ее некоторых методологических и теоретических оснований. По оценке М.А.Тарасова, документографическая теория потому и заслуживает критики, что она самая сильная и влиятельная.

Поэтому при обсуждении вопроса о множестве концепций библиографии почти все участники "круглого стола" поддержали именно документографическую концепцию О.П.Коршунова. Так, по убеждению  В.Т.Клапиюка, "замены документографической концепции нет". Известные альтернативные концепции библиографии  Н.А.Слядневой,  В.А.Фокеева,  А.И.Барсука и других являются противоречивыми и не вызывают большого интереса. Его поддержали другие участники дискуссии ( Ю.В.Климиков,  В.К.Степанов,  Т.Ф.Лиховод). Лишь Э.К.Беспалова была несколько объективнее. По ее высказыванию, "сейчас заметна определенная устарелость информационной концепции библиографии. Эта устарелость связана с тем, что мы видим сейчас некоторые вопросы шире".

И теперь существенно, как квалифицировала итоги проведенной дискуссии сама редакция журнала "Библиография" [Там же. С. 51]. Она двойственна. С одной стороны, констатируется, что статья М.А.Тарасова "не вносит ничего существенно нового в разработку методологии библиографоведения". Большинство участников считают, что ее основу составляют диалектический материализм, информационный и системно-деятельностный подходы, метод восхождения от абстрактного к конкретному. Почти все выступавшие не согласились с критическими замечаниями в адрес системно-деятельностной документографической концепции и негативно оценили выдвинутые в 1990-х годах альтернативные библиографические концепции. С другой стороны, отмечается и определенная устарелость информационно-документографической концепции, а также положительное значение для развития науки и практики библиографоведческих изданий и публикаций последних лет, в том числе и работ М.А.Тарасова.

Мы, со своей стороны, не можем согласиться с такой противоречивой интерпретацией проведенной дискуссии. Прежде всего, вообще нельзя их проводить лишь в кругу заинтересованных участников (преподавателей только кафедры общего библиографоведения МГУК). Надо было пригласить и сторонников других концепций библиографоведения, имеющихся в том же вузе. Дискуссия в целом все-таки показала явное наличие факторов для смены существующей библиографической парадигмы. Замена первоначального названия концепции О.П.Коршунова как "вторично-документальной" на современное - "системно-деятельностная документографическая" методологически ничего нового в нее не вносит.

Альтернативу сложившемуся положению мы видим в трех основных направлениях. Прежде всего, сама документографическая концепция не должна царить в ореоле непогрешимости. Следует отойти от вспомогательности и вторичности библиографической информации, устранить усеченное понимание системы документальной коммуникации лишь как "документ - потребитель", не просто декларировать свою приверженность диалектическому материализму, в основе которого и лежит системная и деятельностная методология, а показать это в виде научно обоснованной теории. Наконец, может быть, самое главное: восстановить из-за уступок информатике и игнорирования книговедения прерванную историческую "связь времен". Это прекрасно осознавали и практически осуществили в своих работах уже  А.Г.Фомин,  Н.В.Здобнов,  К.Р.Симон, даже первые марксист-ские теоретики библиографии ( Л.Н.Троповский,  И.В.Владиславлев,  И.В.Новосадский и др.), хотя и назвали все сделанное до них буржуазной наукой. Но и марксизм возник из идеализма и буржуазной науки, не потеряв при этом определенной оригинальности. А документографическая концепция вообще не использует достаточно богатый зарубежный опыт научной разработки библиографии.

Вторую альтернативу мы видим в развитии отечественного книговедения, которое всегда исходило из принципов системности, деятельности и других оснований диалектики как методологии научного познания. Даже в условиях воинствующей большевистской идеологии книговеды по возможности изучали и использовали зарубежный опыт (например, в работах  А.И.Малеина, А.Г.Фомина,  М.Н.Куфаева, переводы работ П.  Отле и др.). Внимание к этому опыту еще больше усилилось в послевоенные годы. Так, особый интерес представляет сборник статей, переведенных с польского и немецкого языков, "Проблемы общей теории книговедения" [М., 1978. 125 с.], а затем целый ряд монографий:  Р.Эскарпи "Революция в мире книг" [М., 1972. 126 с.],  Р.Баркера и Р.Эскарпи "Жажда чтения" [М., 1979. 208 с.],  Ф.Функе "Книговедение" [М., 1980. 230 с.],  М.Червинского "Система книги" и  Т.Зберского "Семиотика книги" [М., 1981. 128 с.],  Р.Цыбульского "Книжная торговля в современном обществе" [М., 1982. 215 с.],  Д.Шульца "Эстетические критерии типизации изданий" [М., 1982. 138 с.],  К.Мигоня "Наука о книге" [М., 1991. 198 с.]. Примечательно также, что "Избранное"  Х.Кунце попало в серию "Труды отечественных книговедов", в результате чего она изменила свое название.

Конечно, отбор зарубежных авторов не отличается необходимой полнотой и последовательностью. В основном представлены ученые марксистской ориентации. Но и советское книговедение развивалось на материалистической диалектике. В итоге за последние тридцать лет советскими книговедами был выпущен целый ряд монографий, вузовских учебников и учебных пособий, материалов научных конференций, сборников научных трудов. Защищенные в указанный период докторские диссертации (см., например, исследования  С.Г.Антоновой,  А.А.Беловицкой,  А.А.Говорова, А.А.Гречихина,  В.Н.Ляхова,  С.П.Омилянчука,  О.Л.Таракановой,  К.Т.Ямчука и др.) в основном посвящены научной разработке книговедческой методологии. Мы оставляем здесь пока в стороне особенно мощный пласт книговедческих исследований по истории и методическим проблемам книговедения. Этапным для истории развития отечественной науки о книге следует считать выход в свет энциклопедического словаря "Книговедение" (в 1981 г.), а теперь энциклопедии "Книга" (М., 1999). В них нашли отражение многие вопросы отечественного библиографоведения. В теоретических исследованиях особенно активно разрабатывался типологический метод, благодаря которому объекты, предметы, процессы книжного дела и книговедения изучаются именно как системы. На наш взгляд, более широкое использование типологической методологии могло бы не только обогатить отечественное библиографоведение, но и придать ему импульс для более эффективного и качественного развития.

Наконец, третьей альтернативой для научной разработки библиографоведения может служить культурологический подход, благодаря которому сейчас разрабатывается новое научное направление - "информационная культура". Особая роль здесь принадлежит трудам  Ю.С.Зубова сначала по художественной культуре личности [см., напр.: Библиография и художественное развитие личности. М., 1979. 144 с.; Библиотечно-библиографическое управление художественным развитием личности (теоретические основания): Автореф. дис. ... д-ра пед. наук. М., 1988. 31 с.], а затем по информационной культуре. В настоящее время он является президентом Отделения информационной культуры Международной академии информатизации. По инициативе Отделения и совместно с другими заинтересованными организациями с 1993 г. проводятся в Краснодарской государственной академии культуры и искусств ежегодные международные научные конференции (сборники тезисов докладов и статей по материалам конференций опубликованы). Первая конференция 1993 г. называлась "Информационная культура специалиста: гуманитарные проблемы", 1994 г. - "Человек в мире искусства: информационные аспекты", 1995 г. - "Информатизация и проблемы гуманитарного образования", 1996 г. - "Информационная культура личности: прошлое, настоящее, будущее", 1997 г. - "Информационное общество: культурологические аспекты и проблемы". На каждой из указанных конференций рассматривались и соответствующие проблемы библиографии.

Кроме того, Отделение с 1994 г. выпускает продолжающийся сборник статей "Проблемы информационной культуры" [М., 1994-1997. Вып. 1-6]. Уже в первом выпуске были помещены статьи известных библиографов ( В.А.Фокеева,  Л.В.Астаховой,  И.М.Андреевой,  Б.А.Семеновкера,  А.Н.Горбунова и  Н.Е.Добрыниной,  Н.А.Слядневой), посвященные различным аспектам взаимосвязи и роли библиографии в информационной культуре. В третьем тематическом выпуске "Информационное мировоззрение и информационная культура" (1996) были представлены пять статей библиографического характера: "Библиографическое мышление в структуре научного познания" (Л.В.Астахова), "Библиография и ее мировоззренческая роль в информационной деятельности" (А.А.Гречихин), "Библиографическое знание как средство ценностной ориентации, регулирования, управления" (В.А.Фокеев), "Библиография в век информатизации" (Б.А.Семеновкер) и "Современная роль библиографии и тенденции ее изменения в будущем" (итальянские авторы  Дж.Вольпано и  А.И.Фонтана, статья опубликована на английском языке). Примечательно, что статья итальянских авторов, представляющая собой доклад на международной научной конференции "Изучение и нормирование терминов библиотековедения и библиографии. Теория и практика" (Вильнюс, октябрь 1995 г.), очень близка по своим постулатам документографической концепции. Так, всеобщая функция библиографии обозначена ими как функция посредника в системе документальных коммуникаций. Из всеобщей функции выводятся производные: функция ценностного отбора, организации информационных потоков, эвристическая. Но вот анализируется место библиографии не по модели "документ - потребитель", а по функциональной системе "автор - информация - пользователь".

Наконец, в последнем по времени шестом тематическом выпуске "Методология и организация информационно-культурологических исследований" (1997) помещено также несколько библиографических статей: "Моделирование как метод изучения информационной культуры (на примере государственной библиографии)" ( Б.А.Семеновкер), "Парадигмальный подход к изучению исторически исходных форм явлений библиографической культуры" ( С.М.Оленев). Здесь же помещен краткий библиографический обзор В.А.Фокеева "Информация в контексте культуры. Информационная культура. Основная литература, функционирующая в системе научных коммуникаций". Библиографический список в нем включает 216 названий, в том числе 33 работы, в заглавиях которых использован термин "информационная культура". По оценке  В.А.Фокеева, легко различается несколько неформальных групп исследователей темы. Приоритет в ее разработке принадлежит библиографам. Причем существенно, что "библиографическая родословная" информационной культурологии предопределила солидное представительство в списке трудов классиков библиографии -  К.Н.Дерунова,  М.Н.Куфаева,  А.М.Ловягина,  Н.А.Рубакина,  К.Р.Симона.

По оценке В.А.Фокеева, судя по процессу накопления знания, обогащения, насыщения документального информационно-культурологического потока, в ближайшем будущем должен произойти качественный скачок - появление крупных научных форм, прежде всего монографий. Фундаментальные труды и открытия - впереди. В частности, это одна из задач деятельности Отделения информационной культуры МАИ на 1997-2000 гг., которая сформулирована так: "Книжная культура, библиотека и библиография в информационном обществе".

С точки зрения исторического развития отечественного библиографоведения необходима активная интеграция трех рассмотренных выше направлений его научной разработки: документографического, книговедческого и культурологического. При этом приоритет нужно отдать культурологическому направлению, так как именно культура выступает в качестве интегрирующей модели по отношению ко всей общественной деятельности, в том числе информационной (коммуникативной), библиографической. И самым актуальным шагом на пути создания новой интегральной концепции библиографоведения следует считать скорейшую научную разработку истории советской библиографии с учетом всего разнообразия развиваемых в ней теоретических подходов. Это позволит, наконец, сформировать общую историю русской библиографии. А без истории, как мы знаем, не может быть научно обоснованной теории, а без нее, в свою очередь, не может быть эффективной методики и, значит, практики библиографии.