Критическая информация:
В издании «Стихотворений» поэма датирована 1837г., но
возможно, что замысел ее возник несколько раньше. По содержанию
она связана как со стихотворением «Бородино» (1836), пафос
которого — мечта о богатырях духа, так и с «Думой» (1838),
исполненной негодования на больное, бездеятельное поколение. В
«Песне» отразились размышления Лермонтова о нравственных и
политических проблемах своей эпохи, о судьбе и правах
человеческой личности, в частности, о судьбе и трагической дуэли
Пушкина.
Белинский писал, что здесь «поэт от настоящего мира не
удовлетворяющей его русской жизни перенесся в ее историческое
прошедшее, подслушал биение его пульса, проник в сокровеннейшие
и глубочайшие тайники его духа, сроднился и слился с ним всем
существом своим, обвеялся его звуками, усвоил себе склад его
старинной речи, простодушную суровость его нравов, богатырскую
силу и широкий размет его чувства...» (В. Г. Белинский. Полн.
собр. соч., т.4, М., 1954, с.504).
Опубликование «Песни» встретило серьезные затруднения. Когда
поэма была отправлена в цензуру, «цензор нашел совершенно
невозможным делом напечатать стихотворение человека, только что
сосланного на Кавказ за свой либерализм. Издатель „Прибавлений“
выручил стихотворение только тем, что обратился к Жуковскому,
который был в великом восторге от стихотворения Лермонтова,
находил, что его непременно надо напечатать, и дал г.Краевскому
письмо к министру народного просвещения. Уваров нашел, что
цензор был прав в своих опасениях, но разрешил печатание на
своей ответственности, не позволив, однако, ставить имени
Лермонтова, которое было заменено случайными буквами» (А. Н.
Пыпин. Лермонтов. — В кн.: Сочинения Лермонтова под ред. П. А.
Ефремова, т.1. СПб., 1873, с.LII).
С отроческих лет Лермонтову был свойствен интерес к народному
творчеству (см.: М. Азадовский. Фольклоризм Лермонтова. — В кн.:
Литературное наследство, т.43—44, М., 1941, с.227—262). Позже он
еще более усилился под влиянием родственника и друга поэта — С.
А. Раевского, который был знатоком и собирателем фольклора. В
литературе о Лермонтове неоднократно указывалось на связь
«Песни» с народной поэзией, в частности с былинами и
историческими песнями (см.: М. Штокмар. Народно-поэтические
традиции в творчестве Лермонтова (там же, с.263—352); В. Э.
Вацуро. М. Ю. Лермонтов. — В кн.: Русская литература и фольклор
(первая половина XIX в.). Л., 1976, с.227—238). Поэт несомненно
знал, например, «Древние российские стихотворения, собранные
Киршею Даниловым», изданные в 1804 и 1818 гг. Некоторые из них
(«Мастрюк Темрюкович», «Иван Годинович» и др.) в какой-то
степени отразились в «Песне».
Возможно, что вспомнился Лермонтову и эпизод, рассказанный Н. М.
Карамзиным и относящийся к эпохе Ивана IV, о чиновнике Мясоеде
Вислом, который «имел прелестную жену: ее взяли, обесчестили...
а ему отрубили голову» (Н. М. Карамзин. История государства
Российского, т.9. СПб., 1834, с.160). Первый на это указал П. В.
Владимиров (см. его книгу: Исторические и народно-бытовые сюжеты
в поэзии М. Ю. Лермонтова. Киев, 1892, с.17). Обобщенный образ
Ивана IV создан Лермонтовым в духе народной традиции —
исторических песен об Иване Грозном — и отчасти «Истории
государства Российского» Н. М. Карамзина.
Современники высоко оценили поэму. Декабрист Н. А. Бестужев
писал брату П. А. Бестужеву 4 июля 1838г. из Петровского завода:
«Недавно прочли мы в приложении к Инвалиду „Сказку о купеческом
сыне Калашникове“. Это превосходная маленькая поэма... вот так
должно передавать народность и ее историю! Если тебе знаком и
этот ... въ (подпись — анаграмма под «Песней» в журнальной
публикации. — Ред.) — объяви нам эту литературную тайну. Еще
просим сказать: кто и какой Лермонтов написал „Бородинский
бой“?» (Бунт декабристов. Юбилейный сборник 1825—1925. Л., 1926,
с.371). Белинский справедливо отмечал, что «поэт вошел в царство
народности, как ее полный властелин, и, проникнувшись ее духом,
слившись с нею, он показал только свое родство с нею, а не
тождество» (В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т.4. М., 1954,
с.517).
Примечание по тексту:
По высокому месту лобному. Лобное место в Москве — «каменная
подвысь против Спасских ворот; никогда не было местом казни, а
царским и патриаршим, при беседе с народом, при народных
торжествах и молебствиях; с него же читались указы, приговоры;
казни происходили близ, на площади Китай-города». (ДальВ.
Толковый словарь живого великорусского языка, т.2. И—О. М.,
1955, с.261).
