Глава38 - "Дворянское гнездо" - Роман И.С.Тургенева

День приезда жены Лаврецкого в город О..., невеселый для него день, был также тягостным днем для Лизы. Не успела она сойти вниз и поздороваться с матерью, как уже под окном раздался конский топот, и она с тайным страхом увидела Паншина, въезжавшего на двор. "Он явился так рано для окончательного объяснения", - подумала она - и не обманулась; повертевшись в гостиной, он предложил ей пойти с ним в сад и потребовал решения своей участи. Лиза собралась с духом и объявила ему, что не может быть его женой. Он выслушал ее до конца, стоя к ней боком и надвинув на лоб шляпу; вежливо, но измененным голосом спросил ее: последнее ли это ее слово и не подал ли он чемнибудь повода к подобной перемене в ее мыслях? Потом прижал руку к глазам, коротко и отрывисто вздохнул и отдернул руку от лица.

- Я не хотел пойти по избитой дороге, - проговорил он глухо, - я хотел найти себе подругу по влечению сердца; но, видно, этому не должно быть.

Прощай, мечта! - Он глубоко поклонился Лизе и вернулся в дом.

Она надеялась, что он тотчас же уедет; но он пошел в кабинет к Марье Дмитриевне и около часа просидел у ней. Уходя, он сказал Лизе: "Votre mere vous appelle; adieu a jamais..." {"Ваша матушка вас зовет; прощайте навсегда..." (франц.).} - сел на лошадь и от самого крыльца поскакал во вею прыть. Лиза вошла к Марье Дмитриевне и застала ее в слезах: Паншин сообщил ей свое несчастие.

- За что ты меня убила? За что ты меня убила? - так начала свои жалобы огорченная вдова. - Кого тебе еще нужно? Чем он тебе не муж? Камер-юнкер! не интересан! Он в Петербурге на любой фрейлине мог бы жениться. А я-то, я-то надеялась! И давно ли ты к нему изменилась? Откуда-нибудь эта туча надута, не сама собой пришла. Уж не тот ли фофан? Вот нашла советчика!

- А он-то, мой голубчик, - продолжала Марья Дмитриевна, - как он почтителен, в самой печали как внимателен! Обещался не оставлять меня. Ах, я этого не перенесу! Ах, у меня голова смертельно разболелась! Пошли ко мне Палашку. Ты убьешь меня, если не одумаешься, слышишь? - И, назвав ее раза два неблагодарною, Марья Дмитриевна услала Лизу.

Она отправилась в свою комнату. Но не успела она еще отдохнуть от объяснения с Паншиным и с матерью, как на нее опять обрушилась гроза, и с такой стороны, откуда она меньше всего ее ожидала. Марфа Тимофеевна вошла к ней в комнату и тотчас захлопнула за собою дверь. Лицо старушки было бледно, чепец сидел набоку, глаза ее блестели, руки, губы дрожали. Лиза изумилась:

она никогда еще не видала своей умной и рассудительной тетки в таком состоянии.

- Прекрасно, сударыня, - начала Марфа Тимофеевна трепетным и прерывистым шепотом, - прекрасно! У кого ты это только выучилась, мать моя... Дай мне воды; я говорить не могу.

- Успокойтесь, тетушка, что с вами? - говорила Лиза, подавая ей стакан воды. - Ведь вы сами, кажется, не жаловали господина Паншина.

Марфа Тимофеевна отставила стакан.

- Пить не могу: зубы себе последние выбью. Какой тут Паншин? К чему тут Паншин? А ты лучше мне скажи, кто тебя научил свидания по ночам назначать, а, мать моя?

Лиза побледнела.

- Ты, пожалуйста, не вздумай отговариваться, - продолжала Марфа Тимофеевна. - Шурочка сама все видела и мне сказала. Я ей запретила болтать, а она не солжет.

- Я и не отговариваюсь, тетушка, - чуть слышно промолвила Лиза.

- А-а! Так вот как, мать моя; ты свидание ему назначила, этому старому греховоднику, смиреннику этому?

- Нет.

- Как же так?

- Я сошла вниз в гостиную за книжкой: он был в саду - и позвал меня.

- И ты пошла? Прекрасно. Да ты любишь его, что ли?

- Люблю, - отвечала тихим голосом Лиза.

- Матушки мои! она его любит! - Марфа Тимофеевна сдернула с себя чепец.

- Женатого человека любит! а? любит!

- Он мне сказывал... - начала Лиза.

- Что он тебе сказывал, соколик эдакой, что-о?

- Он мне сказывал, что жена его скончалась.

Марфа Тимофеевна перекрестилась.

- Царство ей небесное, - прошептала она, - пустая была бабенка - не тем будь помянута. Вот как: вдовый он, стало быть. Да он, я вижу, на все руки.

Одну жену уморил, да и за другую. Каков тихоня? Только вот что скажу тебе, племянница: в наши времена, как я молода была, девкам за такие проделки больно доставалось. Ты не сердись на меня, мать моя; за правду одни дураки сердятся. Я и отказать ему велела сегодня. Я его люблю, но этого я ему никогда не прощу. Вишь, вдовый! Дай-ка мне воды. А что ты Паншина с носом отослала, за это ты у меня молодец; только не сиди ты по ночам с этой козьей породой, с мужчинами; не сокрушай ты меня, старуху! А то ведь я не все ласкаться - я и кусаться умею... Вдовый!

Марфа Тимофеевна ушла, а Лиза села в уголок и заплакала. Горько ей стало на душе; не заслужила она такого униженья. Не веселостью сказывалась ей любовь: во второй раз плакала она со вчерашнего вечера. В ее сердце едва только родилось то новое, нежданное чувство, я уже как тяжело поплатилась она за него, как грубо коснулись чужие руки ее заветной тайны! Стыдно, и горько, и больно было ей: но ни сомненья, ни страха в ней не было, - и Лаврецкий стал ей еще дороже. Она колебалась, пока сама себя не понимала; но после того свидания, после того поцелуя - она уже колебаться не могла; она знала, что любит, - и полюбила честно, не шутя, привязалась крепко, на всю жизнь - и не боялась угроз: она чувствовала, что насилию не расторгнуть этой связи.