ЛичностиЛермонтовПушкинДельвигФетБатюшковБлокЧеховГончаровТургенев
Разделы сайта:

Часть 13 - "Новь" - Роман И.С.Тургенева



Она сама первая приблизилась к нему.

- Господин Нежданов, - начала она торопливым голосом, - вы, кажется, совершенно очарованы Валентиной Михайловной?

Она повернулась, не дождавшись ответа, и пошла вдоль аллеи; и он пошел с ней рядом.

- Почему вы это думаете? - спросил он погодя немного.

- А разве нет? В таком случае она дурно распорядилась сегодня.

Воображаю, как она хлопотала, как расставляла свои маленькие сети! Нежданов ни слова не промолвил и только сбоку посмотрел на свою странную собеседницу.

- Послушайте, - продолжала она, - я не стану притворяться: я не люблю Валентины Михайловны - и вы это очень хорошо знаете. Я могу вам показаться несправедливой... но вы сперва подумайте...

Голос пресекся у Марианны. Она краснела, она волновалась ... Волнение у ней всегда принимало такой вид, как будто она злится.

- Вы, вероятно, спрашиваете себя, - начала она снова, - зачем эта барышня мне все это рассказывает? Вы, должно быть, то же самое подумали, когда я вам сообщила известие...насчет господина Маркелова.

Она вдруг нагнулась, сорвала небольшой грибок, переломила его пополам и отбросила в сторону.

- Вы ошибаетесь, Марианна Викентьевна, - промолвил Нежданов, - я, напротив, подумал, что я внушаю вам доверие, и эта мысль мне была очень приятна.

Нежданов сказал не полную правду: эта мысль только теперь пришла ему в голову.

Марианна мгновенно глянула на него. До тех пор она все отворачивалась.

- Вы не то чтобы внушали мне доверие, - проговорила она, как бы размышляя, - вы ведь мне совсем чужой. Но ваше положение и мое - очень схожи. Мы оба одинаково несчастливы; вот что нас связывает.

- Вы несчастливы? - спросил Нежданов.

- А вы - нет? - отвечала Марианна.

Он ничего не сказал.

- Вам известна моя история? - заговорила она с живостью, - история моего отца? его ссылка? Нет? Ну, так знайте же, что он был взят под суд, найден виноватым, лишен чинов... и всего - и сослан в Сибирь. Потом он умер... мать моя тоже умерла. Дядя мой, господин Сипягин, брат моей матери, призрел меня - я у него на хлебах, он мой благодетель, и Валентина Михайловна моя благодетельница, - а я им плачу черной неблагодарностью, потому что у меня, должно быть, сердце черствое - и чужой хлеб горек - и я не умею переносить снисходительных оскорблений - и покровительства не терплю... и не умею скрывать - и когда меня беспрестанно колют булавками, я только оттого не кричу, что я очень горда.

Произнося эти отрывочные речи, Марианна шла все быстрей и быстрей.

Она вдруг остановилась.

- Знаете ли, что моя тетка, чтобы только сбыть меня с рук, прочит меня... за этого гадкого Калломейцева? Ведь ей известны мои убежденья, ведь я в глазах ее нигилистка - а он! Я, конечно, ему не нравлюсь, я ведь некрасива, но продать меня можно. Ведь это тоже благодеяние!

- Зачем же вы... - начал было Нежданов и запнулся.

Марианна опять мгновенно глянула на него.

- Зачем я не приняла предложение господина Маркелова, хотите вы сказать? Не так ли? Да; но что же делать? Он хороший человек. Но я не виновата, я не люблю его.

Марианна снова пошла вперед, как бы желая избавить своего собеседника от обязанности чем-нибудь отозваться на это нежданное признание.

Они оба достигли конца аллеи. Марианна проворно свернула на узкую дорожку, проложенную сквозь сплошной ельник, и пошла по ней. Нежданов отправился за Марианной. Он ощущал двойное недоумение: чудно ему казалось, каким образом эта дикая девушка вдруг так откровенничает с ним, и еще больше дивился тому, что откровенность эта его нисколько не поражает, что он находит ее естественной.

Марианна вдруг обернулась и стала посреди, дорожки, так что ее лицо пришлось на расстоянии аршина от лица Нежданова, - и глаза ее вонзились прямо в его глаза.

- Алексей Дмитрич, - заговорила она, - не думайте, что моя тетка зла...

Нет! она вся - ложь, она комедиантка, она позерка - она хочет, чтобы все ее обожали как красавицу и благоговели перед нею, как перед святою! Она придумает задушевное слово, скажет его одному, а потом повторяет это же слово другому и третьему - и все с таким видом, как будто она сейчас это слово придумала, и тут же кстати играет своими чудесными глазами! Она самое себя очень хорошо знает - она знает, что похожа на мадонну, и никого не любит! Притворяется, что все возится с Колей, а только всего и делает, что говорит о нем с умными людьми. Сама она никому зла не желает... Она вся - благоволение! Но пускай вам в ее присутствии все кости в теле переломают... ей ничего! Она пальцем не пошевельнет, чтобы вас избавить; а если ей это нужно или выгодно... тогда... о, тогда!

Марианна умолкла. Желчь душила ее, она решилась дать ей волю, она не могла удержаться - но речь ее невольно обрывалась. Марианна принадлежала к особенному разряду несчастных существ - (в России они стали попадаться довольно часто)... Справедливость удовлетворяет, но не радует их, а несправедливость, на которую они страшно чутки, возмущает их до дна души.

Пока она говорила, Нежданов глядел на нее внимательно; ее покрасневшее лицо, с слегка разбросанными короткими волосами, с трепетным подергиваньем тонких губ, показалось ему и угрожающим, и значительным - и красивым.

Солнечный свет, перехваченный частой сеткой ветвей, лежал у ней на лбу золотым косым пятном - и этот огненный язык шел к возбужденному выражению всего ее лица, к широко раскрытым, недвижным и блестящим глазам, к горячему звуку ее голоса.

- Скажите, - спросил ее наконец Нежданов, - отчего вы меня назвали несчастливым? Разве вам известно мое прошедшее?

Марианна кивнула головою.

- Да.

- То есть... как же так известно? Вам кто-нибудь говорил обо мне?

- Мне известно... ваше происхождение.

- Вам известно...Кто же вам сказал?

- Да все та же - та же Валентина Михайловна, которою вы так очарованы.

Она не преминула заметить при мне, по обыкновенью вскользь, но внятно - не с сожаленьем, а как либералка, которая выше всяких предрассудков, - что вот, мол, какая существует случайность в жизни вашего нового учителя! Не удивляйтесь, пожалуйста: Валентина Михайловна точно так же вскользь и с сожаленьем чуть не всякому посетителю сообщает, что вот, мол, в жизни моей племянницы какая существует... случайность: ее отца за взятки сослали в Сибирь. Какою аристократкой она себя ни воображай - она просто сплетница и позерка, эта ваша рафаэлевская Мадонна!

- Позвольте, - заметил Нежданов, - почему же она "моя"?

Марианна отвернулась и пошла опять по дорожке.

- У вас с нею был такой большой разговор, - произнесла она глухо.

- Я почти ни одного слова не вымолвил, - ответил Нежданов, - она одна все время говорила.

Марианна шла вперед молча. Но вот дорожка повернула в сторону - ельник словно расступился, и открылась впереди небольшая поляна с дуплистой плакучей березой посредине и круглой скамьей, охватывавшей ствол старого дерева. Марианна села на эту скамью; Нежданов поместился рядом. Над головами обоих тихонько покачивались длинные пачки висячих веток, покрытых мелкими зелеными листочками. Кругом в жидкой траве белели ландыши, и от всей поляны поднимался свежий запах молодой травы, приятно облегчавший грудь, все еще стесненную смолистыми испарениями елей.

- Вы хотите пойти со мной посмотреть здешнюю школу, - начала Марианна, - что ж? пойдемте. Только... я не знаю. Удовольствия вам будет мало. Вы слышали: наш главный учитель - диакон. Он человек добрый, но вы не можете себе представить, о чем он беседует с учениками! Меж ними есть мальчик...

его зовут Гарасей - он сирота, девяти лет, - и, представьте! он учится лучше всех!

Переменив внезапно предмет разговора, Марианна сама как будто изменилась: она побледнела, утихла - и лицо ее выразило смущение, словно ей совестно стало всего, что она наговорила. Ей, видимо, хотелось навести Нежданова на какой-нибудь "вопрос" - школьный, крестьянский - лишь бы только не продолжать в прежнем тоне. Но ему в эту минуту было не до "вопросов".

- Марианна Викентьевна, - начал он, - скажу вам откровенно: я никак не ожидал всего того... что теперь произошло между нами. (При слове "произошло" она слегка насторожилась.) Мне кажется, мы вдруг - очень... очень сблизились. Да оно так и следовало. Мы давно подходим друг к другу; только голосу не подавали. А потому я буду с вами говорить без утайки. Вам тяжело и тошно в здешнем доме; но дядя ваш - он хотя ограниченный, однако, насколько я могу судить, гуманный человек? - разве он не понимает вашего положения, не становится на вашу сторону?

- Мой дядя? Во-первых - он вовсе не человек; он чиновник - сенатор или министр... я уж не знаю. А во-вторых... я не хочу напрасно жаловаться и клеветать: мне вовсе не тошно и не тяжело здесь,то есть меня здесь не притесняют; маленькие шпильки моей тетки, в сущности, для меня ничто... Я совершенно свободна.

Нежданов с изумлением глянул на Марианну.

- В таком случае... все, что вы мне сейчас говорили...

- Вы вольны смеяться надо мною, - подхватила она, - но если я несчастна, то не своим несчастьем. Мне кажется иногда, что я страдаю за всех притесненных, бедных, жалких на Руси... нет, не страдаю - а негодую за них, возмущаюсь ... что я за них готова... голову сложить. Я несчастна тем, что я барышня, приживалка, что я ничего, ничего не могу и не умею! когда мой отец был в Сибири, а я с матушкой оставалась в Москве - ах, как я рвалась к нему!

И не то чтобы я очень его любила или уважала - но мне так хотелось изведать самой, посмотреть собственными глазами, как живут ссыльные, загнанные... И как мне было досадно на себя и на всех этих спокойных, зажиточных; сытых!.. А потом, когда он вернулся, надломанный, разбитый, и начал унижаться, хлопотать и заискивать... ах, как это было тяжело! Как хорошо он сделал, что умер... и матушка тоже! Но вот я осталась в живых... К чему? Чтобы чувствовать, что у меня дурной нрав, что я неблагодарна, что со мной ладу нет - и что я ничего, ничего не могу ни для чего, ни для кого!

Марианна отклонилась в сторону, - рука ее скользнула на скамью.

Нежданову стало очень жаль ее; он прикоснулся к этой повисшей руке... но Марианна тотчас ее отдернула, не потому, чтобы движение Нежданова показалось ей неуместным, а чтобы он - сохрани бог - не подумал, что она напрашивается на участие.

Сквозь ветки ельника мелькнуло вдали женское платье.

Марианна выпрямилась.

- Посмотрите, ваша мадонна выслала свою шпионку. Эта горничная должна наблюдать за мною и доносить своей барыне, где я бываю и с кем! Тетка, вероятно, сообразила, что я с вами, и находит, что это неприлично, особенно после сентиментальной сцены, которую она перед вами разыграла. Да и в самом деле - пора вернуться. Пойдемте.

Марианна встала; Нежданов тоже поднялся с своего места. Она глянула на него через плечо, и вдруг по ее лицу мелькнуло выражение почти детское, миловидное, немного смущенное.

- Вы ведь не сердитесь на меня? Вы не думаете, что порисовалась перед вами? Нет, вы этого не подумаете, - продолжала она, прежде чем Нежданов ей что-нибудь ответил. - Вы ведь такой же, как я - несчастный, - и нрав у вас тоже... дурной, как у меня. А завтра мы пойдем вместе в школу, потому что мы ведь теперь хорошие приятели.

Когда Марианна и Нежданов приблизились к дому, Валентина Михайловна посмотрела на них в лорнетку с высоты балкона - и с своей обычной кроткой улыбкой тихонько покачала головою; а возвращаясь через раскрытую стеклянную дверь в гостиную, в которой Сипягин уже сидел за преферансом с завернувшим на чаек беззубым соседом, промолвила громко и протяжно, отставляя слог от слога:

- Как сыро на воздухе! Это нездорово!

Марианна переглянулась с Неждановым; а Сипягин, который только что обремизил своего партнера, бросил на жену истинно министерский взор вбок и вверх через щеку - и потом перевел тот же сонливо-холодный, но проницательный взор на входившую из темного сада молодую чету.

Главная|Новости|Предметы|Классики|Рефераты|Гостевая книга|Контакты
Индекс цитирования.