Глава IX. Капитал и капитальные блага в их противопоставлении

Распределение богатства. Джон Бейтс Кларк

Теперь можно отчетливо установить основной тезис теории заработной платы.

Оплата труда в каждой отрасли производства стремится сообразоваться с предельным продуктом общественного труда, употребленного в связи с определенной суммой общественного капитала как такового. Для того чтобы все значение этого утверждения стало ясным, необходимо представить с известной полнотой различие между капиталом и капитальными благами, которые наука должна признать.

Капитал состоит из средств производства, которые всегда конкретны и материальны. Этот факт имеет фундаментальное значение. Требуя для капитала материального существования, мы отходим от многих классиков-экономистов, так как мы не считаем обретенные способности работников частью фонда производительного богатства. Человек ничего не добавляет к своему капиталу, когда он тратит деньги на свое обучение или образование для какого-либо полезного занятия. Он, правда, получает нечто, что увеличивает его производительную силу, и, получая это, он вынужден практиковать воздержание. Он лишает себя удовольствий для того, чтобы впоследствии иметь возможность производить больше, чем при других условиях. Необходимо признать таким образом существование известного сходства между эффектом затраты средств на техническое образование и эффектом затраты на покупку орудия производства. При пользовании термином "капитал", мы будем, однако, настаивать на том, что капитал никогда не является качеством самого человека, которое употребляется для производственных целей. Капитал мира есть (как и был) одно великое орудие в руках работающего человечества, вооружение, посредством которого человечество подчиняет и преобразовывает сопротивляющиеся элементы природы.

Единственной, наиболее отличительной чертой того, что мы называем капиталом, является факт перманентности. Он сохраняется; и он должен сохраняться для того, чтобы производство было успешным. Затроньте его - уничтожьте какую-нибудь его часть - и вы испытаете бедствие. Уничтожьте весь капитал, которым вы располагаете, и вы должны будете с пустыми руками, так или иначе, зарабатывать на существование одним только трудом. И все же вы должны уничтожать капитальные блага для того, чтобы не потерпеть неудачу.

Попробуйте сохранить ваши капитальные блага от разрушения, и вы окажетесь перед липом того же бедствия, которое вы испытали, допуская до разрушения частицу вашего капитала. Остановите машины на вашей фабрике, чтобы они не изнашивались, заверните и упакуйте их, чтобы они не ржавели, - и производительное действие вашего капитала прервется. Более того, капитал сам по себе также в конечном счете погибнет - ибо ваши машины со временем так устареют, что станет невозможно их использовать.

Капитальные блага, таким образом, не только могут подвергнуться разрушению, но должны быть уничтожены для того, чтобы капитал мог сохраниться. Пшеничные семена должны погибнуть для того, чтобы пшеница оставалась жить. Именно эта идея перманентности и дала с самого начала имя тому виду богатства, который используется для производительных целей, ибо этот вид богатства имеет такую капитальную или жизненную важность, что должен быть всегда сохранен нетронутым. По самому своему имени, капитал противостоит свободному доходу, который может быть использован на средства производства или на удовольствия. Отдайте в ссуду ваш капитал, и вы можете безопасно расходовать то, что вы получаете как доход с него, но вы не можете безопасно тратить капитал. Та самая политика, однако, которая сохраняет этот существенный элемент в промышленности, предает разрушению почти все те материальные орудия, которые его воплощают. Пунктом наиболее острого контраста между капиталом и большинством капитальных благ действительно является перманентность одного в сравнении с уничтожаемостью другого. Земля есть единственный вид капитальных благ, который не нуждается в уничтожении для того, чтобы воплощенный в ней фонд богатства мог продолжать существовать.

Далее, капитал совершенно подвижен, но капитальные блага далеки от этого. Можно изъять миллион долларов из одной отрасли и поместить его в другую. При благоприятных условиях это можно сделать без потерь. Совершенно невозможно, однако, физически изъять из одной отрасли принадлежащие ей орудия и поместить их в другую. Капитал, который был помещен однажды в китовые промыслы Новой Англии, теперь в известной степени применяется в хлопчатобумажной промышленности, однако, суда не были использованы как ткацкие фабрики. По мере того как суда изнашивались, часть доставляемых ими амортизационных отчислений, которая могла быть использована для дальнейшей постройки судов, в действительности была использована для постройки фабрик. Мореходная форма капитала погибла, но капитал продолжает жить и как бы перешел из одной группы материальных тел в другую. В самом деле, нет никакой границы доя конечной способности капитала путем изменения форм воплощения менять, таким образом, свое место в групповой системе производства.

Мы имеем теперь ключ к одной научной проблеме, связанной с производительным богатством. Почему деловой человек говорит о капитале в денежном выражении? Почему, если вы спросите торговца: "Каков ваш капитал?" Он ответит: "Я вложил 100 тысяч долларов в мое предприятие". Потому что то, что он подразумевает под фразой: "Сто тысяч долларов", является сохраняющейся вещью, которую он имел, когда начинал дело, и имеет до сих пор, если только его дело не было неудачным. При этом он обычно не имеет иллюзии относительно характера вещей, которые воплощают его капитал, и в особенности он знает, что эти вещи не состоят из монет или других средств обращения. Он был бы плохим торговцем, если бы он держал больше чем минимальную часть своего капитала запертой в сейфах или банковских подвалах или разбросанной в денежных ящиках по его предприятию. Его производительное богатство состоит из товаров, из притязаний к покупателям за проданные и доставленные товары и т. д. Все же инстинктивно и бессознательно он говорит о них, как о деньгах. Он может сохранять свои деньги и может перемещать их из одного вложения в другое. Ценность, абстрактное количество производительного богатства, перманентный фонд, - вот то, что сто тысяч долларов в нашем примере действительно значат. Ценность, количество богатства или фонд есть абстракция, если что-либо из них мыслится независимо от конкретных вещей, их воплощающих; но если что-либо из них мыслится действительно воплощенным в конкретных вещах, - это не является абстракцией, но материальной сущностью. Деловой человек всегда думает о своих ста тысячах долларов как воплощенных таким образом, и он может довольно уверенно сказать, какие именно вещи воплощают их. Он знает, что его вложение конкретно и материально, и при всем том он инстинктивно думает и говорит о нем через посредство абстрактного выражения.

Избегая и дальше, так же тщательно, как мы это делали до сих пор, представления о том, что капитал может существовать когда-либо в невоплощенном состоянии, - мы можем безопасно пользоваться для научных целей формулой делового человека. Мы можем мыслить капитал как сумму производительных богатств, вложенных в материальные вещи, которые постоянно меняются, что происходит непрерывно, хотя самый фонд сохраняется. Капитал, таким образом, существует, как и раньше, в передвижении, снова и снова перемещаясь из одной группы вещей в другую. Чем чаще он отбрасывает один ряд форм и принимает другой ряд форм, тем активнее, при прочих равных условиях, протекают деловые операции и тем более жизненности оказывается в самом фонде. Жизнь подобного капитала не может быть оцепенелой, как жизнь пресмыкающегося, имеющего замедленное кровообращение. Она скорей похожа на жизнь высокоорганизованного животного, которое сменяет и обновляет свои ткани через короткие промежутки времени.

Подобная этой абстрактная формула для описания конкретной вещи обычна в любой отрасли мысли. Мы пользовались уже как иллюстрацией силой воды. Сила, рассматриваемая сама по себе, есть абстракция, но сила, воплощенная в бесконечной последовательности капель падающей воды, не абстрактна, но в высшей степени материальна и конкретна. Жизнь сама по себе - абстракция, но жизнь, воплощенная в бесконечной последовательности человеческих существ, - конкретна. Производительная сила, измеренная в единицах и выраженная в денежной оценке, - абстрактна, но если эта сила воплощена в бесконечной последовательности капитальных благ, - тогда она конкретна. Капитал, тот перманентно существующий предмет, который мы описали, мы могли бы обозначить как бесконечную последовательность меняющихся благ, всегда стоящих определенную сумму. Именно это мы имеем ввиду, когда определяем его как известную сумму денег, постоянно вложенную в последовательно меняющиеся, подверженные гибели вещи.

Обычная мысль, в данной связи и в других случаях, придерживается этой формы именно потому, что идея перманентности лучше всего и проще всего выражается в этой форме. Водяная сила - это то, что покупается фабрикантом, когда он получает право использовать бесчисленные частицы воды, протекающие через горное ущелье. Жизнь - это то, что сохраняется на планете по мере того, как люди нарождаются и умирают.

Этот фонд, сумма активного и производительного богатства, непрерывно сохраняется в производстве по мере того, как последовательно сменяющиеся средства производства проживают свою производственную жизнь и умирают. Здесь, как мы уже отмечали, должно быть сделано одно исключение: капиталу, вложенному в землю, не приходится отбрасывать свое настоящее тело и принимать новое воплощение. Эта часть общего производительного фонда может существовать, как мы видели, без переселения, но это - единственная часть, которая может обладать таким свойством.

И капитал, и капитальные блага неизбежно должны явиться предметом экономического исследования. Подлежащие решению проблемы имеются в отношении каждого из них, и этот факт проявляется неудачным образом во всех тех трактах по политической экономии, в которых для обозначения производительного богатства употребляется единый термин - "капитал". Применение этого термина неизменно перемещается от капитала, как мы его определяли, к капитальным благам и наоборот. Это двоякое значение одного важного слова создало бесконечные затруднения и путаницу. Так, например, выплачивается ли заработная плата из капитала? То, что она выплачивается из капитала, является существом теории фонда заработной платы, которая в течение долгого времени почти не подвергалась сомнению. Что обозначают термином "капитал" в этой связи? Есть ли это сохраняющийся фонд производительного богатства? Если да, то это утверждение, которое было в ходу так долго, должно означать, что промышленность по мере развития черпает из этого фонда и уменьшает его. Этот жизненно необходимый в деде элемент, по крайней мере, временно истощается; между тем всякий знает, что этого не происходит. Может быть термин "капитал", как он употреблялся ранними писателями, в действительности обозначал капитальные блага? Если так, то это положение относительно него только утверждало тот факт, что действительная плата, которую работник получает и разделяет со своей семьей, состоит из товаров, взятых из запасов торговцев. Они, действительно, были прежде капитальными благами, но теперь они блага потребительские, и их место в запасах капитальных благ занято другими и подобными товарами.

Уменьшения капитала не было, хотя имело место изъятие и замещение его тканей. Положение, которое сделало бы ясными эти факты, предотвратило бы бесконечные споры о словах и путаницу; и определение терминов, которое разграничило бы капитал от капитальных благ, сделало бы это.

Ранние экономисты все определяют капитал как состоящий из средств производства - таких, как орудия, строение, сырье и т. д. Благодаря путанице мысли, они обычно включают в качестве одной из форм капитала пищу для работников - типичный вид потребительского блага, но в других случаях они ясно указывают, что капитал состоит из орудий, строений, материалов и других вещей, помогающих труду. Все же, определив каптал таким образом, они были вынуждены, как и всякий на их месте, при рассмотрении проблемы процента, возвратиться к обычному пониманию капитала как фонда, выраженного в денежной оценке. Так, пять процентов от капитала в год есть нечто, чего строение принести не может, хотя деньги, вложенные в строение, это сделать могут.

Что же в таком случае представляет собой процент? Не есть ли он доля самого капитала, ежегодно доставляемая постоянным фондом богатства? Это пять долларов, ежегодно доставляемые ста долларами. Эта доля обычно выражается в процентном отношении, и это процентное отношение предполагает то, что и сам капитал, и его ежегодный доход выражены в ценностных единицах. Разве строение или машина, или корабль могут приносить в буквальном смысле ежегодный доход в виде доли самого себя? Разве они становятся в конце года на одну двадцатую больше, чем в начале его? Капитал, воплощенный в строениях, машинах и судах, действительно увеличивается таким образом. Он доставляет процент, но то, что доставляют конкретные средства производства, есть не процент, а рента.

В обычном и точном употреблении термин "рента" выражает сумму, которую доставляет каждое конкретное средство производства. Так, строение приносит решу, как и земля, на которой оно стоит. И таким же образом действительно приносит решу каждая машина или кусок сырого материала, который входит в ее состав. Рента есть, следовательно, валовая сумма, а не процентное отношение. Сдайте что-нибудь в наем, и что бы вы ни получили за это, оно в обиходе получит название ренты. Чем бы ни была сдаваемая вещь - формой, домом, экипажем, судном, инструментом или любым конкретным капитальным благом, она доставит ренту; в то время как капитал, как таковой, доставляет процент. Сделайте подобную опись всех имеющихся в мире конкретных средств производства, включая в опись каждый товар, помогающий производству других товаров, и против названия каждого из них проставьте сумму, которую он может доставить ежегодно своему собственнику. Сложите вместе все эти суммы, и общий итог явится общим доходом класса собственников, выраженным в форме ренты. Теперь поступите иначе. Сделайте такую же опись капитальных благ, как и раньше, присоединяя к названию каждого предмета ценность, которую он воплощает. Сложите вместе эти ценности, и этот общий итог выразит перманентный мировой капитал. Найдите, какую часть самого себя этот фонд доставляет ежегодно, и вы получите уровень процента. Найдите, какое количество долларов составляет эта часть фонда капитала, и вы получите абсолютную величину процента. Опять-таки это есть общий доход класса собственников, но на этот раз он представлен в форме процента, понимаемого как продукт уже не уничтожающихся средств производства, а сохраняющегося фонда инвестированного богатства. Если пользоваться терминами в том значении, которое соответствует практической мысли и является, как мы намерены доказать, вполне научным, то рента и процент выражают один и тот же доход двумя различными путями. Рента представляет собой совокупность валовых сумм, доставляемых капитальными благами, тогда как процент есть доход, доставляемый постоянным фондом капитала и выраженный как частица этого фонда.

Можно заметить, что при исчислении уровня процента мы сначала установили абсолютные величины или валовые суммы, доставляемые всеми отдельными средствами производства. В этом смысле процент зависит от ренты. Он представляет собой общую величину ренты, сведенную к процентной доле всего капитала. В другом и более глубоком смысле рента управляется процентом. Сумма, доставляемая каждым средством производства, зависит от числа таких средств производства, находящихся в употреблении. Увеличивайте число орудий любого вида, и доход, приносимый каждым из них, будет становиться меньше; уменьшайте их число, и доход от каждого будет возрастать. Число средств производства каждого вида, вводимых в использование, зависит от закона процента. Капитал в данной форме - орудия, машины, строения и т. д. должен приносить такой же процент, какой приносит капитал в любой другой форме; и число капитальных благ так приспособлено, чтобы обеспечить это. Эта уравнивающая сила определяет число капитальных благ каждого вида, а это, в свою очередь, обусловливает размер ренты, приносимой каждым из них, порознь. Если в работе находится такое количество токарных станков, что всякий последующий не принесет столь же значительной частицы своей стоимости, как всякое другое орудие, то вместо токарного станка будет производиться и пускаться в работу другое орудие производства. Непосредственно рента определяет процент. Пусть дано известное число капитальных благ каждого вида, и тогда то, что они приносят, есть сумма, которая посредством известного арифметического действия превращается в процент. По существу процент управляет рентой. Пусть дан известный постоянный фонд капитала - и тогда он воплощается в такие формы, при которых рента, обеспечиваемая одной конкретной формой или капитальным благом, по своей величине есть такая же частица его ценности, как и рента, обеспечиваемая всякой другой формой или капитальным благом. Более полная формулировка законов ренты и процента позднее сделает это ясным.

Среди тех положений относительно капитала, которые Джон Стюарт Милль отнес к основным, есть утверждение, что он целиком обречен на разрушение. Сырье, как говорит он, превратятся в готовые продукты, и будет затем уничтожено в процессе потребления, орудия производства будут изнашиваться, строения разрушаться и т. д. Здесь налицо наивное возвращение к первоначальной идее, выраженной теми определениями капитала, которые были тогда обычны, - именно к идее капитальных благ. Они действительно погибнут, во основной факт относительно капитала, факт, который первоначально дал ему наименование, есть тот, что капитал не может погибнуть, если исключить всякие катастрофы.

Другое основное положение Милля то, что капитал возникает из воздержания. Это утверждение относится к перманентному капиталу. Не мало надо потрудиться, однако, если мы хотим иметь ясное представление о функции, именуемой воздержанием, ибо относительно этого термина имеется много общепринятых старых, путаных определений и несколько новых. Мы воздерживаемся от чего-либо, когда мы, как говорят, "сберегаем деньги". В самом деле, мы получаем нечто в результате воздержания. Но то, от чего мы воздерживаемся, совершенно отлично оттого, что мы получаем. То, от чего мы держимся в отдалении, что мы отбрасываем от себя и не потребляем, не есть капитальные блага; это - потребительские блага, предметы для личного комфорта, которые мы бы купили и потребили, если бы не сберегали своих денег. Мы не воздерживаемся от употребления и разрушения машин или строений; мы их употребляем и изнашиваем. Однако для получения их, мы воздерживаемся от удовольствия и от покупки предметов, доставляющих удовольствие. Воздержание есть не что иное, как избранная нами форма получать доход в виде благ, создающих богатство, вместо покупки благ, доставляющих удовольствие. Мы воздерживаемся именно от этих последних благ, которых мы не покупаем, и, которые, следовательно, не производятся для нас. Мы оставляем в покое вещи, которые не существуют, хотя они бы существовали, если бы мы требовали их.

То, что мы получаем в результате воздержания, есть истинный капитал; а это значит, что получаемые нами капитальные блага не есть просто замена других капитальных благ, которые нами уничтожаются. Они являются новыми благами, воплощающими чистое добавление к нашему фонду. Средства производства, полученные в результате подлинного воздержания, означают в каждом отдельном случае, что человек имеет больше перманентного капитала, чем он имел до того. В должное время его средство производства износится, и за ним последует другое средство производства. Фактически, хотя не в буквальном смысле, это средство производства создано предшествующим. И второе средство производства в ряду, так же как и все последующие, начнет существовать без дальнейших актов воздержания. Когда ткацкий станок на хлопчатобумажной фабрике будет отброшен по причине устарелости и дряхлости, то для того, чтобы его заменить другим, я не буду вынужден отнять часть от моего дохода и отказывать себе в благах, которые я привык употреблять, потому что в добавление к чистому доходу, даваемому мне этим станком, он обеспечил фонд, которым заменит себя, не налагая на меня нового бремени. Таким образом, не всякое создание капитальных благ требует воздержания. Создание совершенно нового ряда капитальных благ этого требует. И воздержание исчерпывает себя тем, что создает первое из ряда, потому что остальные фактически создаются этим первым. Это значит, что воздержание всегда добавляет новую частицу к постоянному капиталу.

В современной экономической науке имеется склонность разделять постоянное производство на периоды, и эти периоды связывать с капиталом. Согласно одной из разновидностей такой точки зрения, предполагается, что каждая часть капитала вклинивается между трудом производства и началом потребления. Как мы видели, это как раз то, что делают капитальные блага. Они разделяют во времени труд от наслаждения, которое будет доставлено, когда будет готова к употреблению та отдельная вещь, которую сейчас создает труд, в то время как капитал, наоборот, устанавливает одновременность труда и его результатов. Мы можем измерять периоды производства интервалами, которые отдельные капитальные блага устанавливают между трудом и его результатами. Этот период измеряется временем, протекающим между двумя различными субъективными переживаниями, - между жертвой, связанной с изготовлением вещи, и личным выигрышем от ее употребления. Иначе мы можем измерять период продолжительностью существования самого средства производства, и если это есть орудие, помогающее труду, мы должны разделять его жизнь так же, как мы разделяем жизнь человеческого существа: на период роста и период зрелости. В известное время оно обретает контуры под руками работников, и затем наступает время, когда оно выполняет свое назначение, помогая в производстве другим работникам. Капитальные блага следуют одно за другим в бесконечной последовательности, и для каждого из них наступает свое время. Капитал же, наоборот, не имеет периодов. Он функционирует беспрестанно, и нет другой возможности подразделить его непрерывно текущую жизнь иначе, как прибегая к произвольным делениям, таким, как дни, месяцы или годы.

В его функционировании нет ничего такого, что могло бы явиться основой для такого деления, в противоположность тому, что мы могли проследить в жизни капитальных благ. Капитал как таковой, не возникает, не созревает и не исчерпывает себя, уступая место другому капиталу. Это имеет место по отношению к благам, но не к фондам. Никакой перманентный капитал никогда не созревает и не начинает служить прямым нуждам. Незрелость - в природе капитала. Сырье, которое теперь является капитальным благом, созревает именно таким образом; хотя, делая это, сырье переходит границу, отделяющую производительное богатство от потребительского богатства. Ибо, когда оно созрело и находится в употреблении, оно уже не воплощает более капитала.

В резервуаре, который мы уже ранее использовали в качестве иллюстрации, каждая частица воды рассматриваемая изолированно, имеет свой период производства. Она вступает в пруд с одного конца и протекает через него. И ее функция здесь состоит в том, чтобы помочь поддержанию поверхности пруда на определенном уровне, при котором вода движет колеса. В конце она быстро проходит через лопасти и через мгновение ее производительная функция исчерпана. Эта отдельная частица воды достигла, таким образом, конца периода. С другой стороны, сила воды как таковая не имеет периодов, если только мы не установили их произвольно тем, что закрыли шлюзы и остановили мельницу на определенную часть дня. Если сила будет использована, чтобы приводить в движение динамо, работающее день в ночь, тогда не существует даже этих произвольных периодов в его действии: сила-беспрестанна.

Недавно в некоторых исследованиях появился термин "ожидание'' как синоним "воздержания". И ожидание, на которое ссылаются, связывается с периодами, определяющими жизнь отдельных капитальных благ. Дело представляется так, как будто человек, воздерживаясь, начинает изготовлять для себя известные орудия, которые В свое время вступят в работу и, в конце концов, исчерпают себя в процессе производства для него потребительских благ. Дело представляется так, как будто человек измеряет продолжительность времени, потребного орудию для того, чтобы пройти свой путь, и затем взвешивается и подсчитывается стоимость ожидания потребительских благ в течение этого периода. Дело представляется так, как будто он не может иметь потребительских благ до окончания периода. После того как орудие износится, станет необходимым заменить его новым, и, делая это, человек снова будет измерять период его продолжительности и подсчитывать стоимость для себя такого долгого ожидания. Согласно этому взгляду, если периоды продолжительны, то требуется много воздержания или ожидания в связи с каждой отдельной частью капитала. Тогда как в случае коротких периодов воздержание или ожидание были бы сравнительно непродолжительны.

Это растворение воздержания в ожидание потребительских благ в течение времени экономической жизни отдельного орудия производства было бы приемлемо, если бы потребительские блага действительно поступали бы таким периодическим путем. Однако это не так. Они поступают непрерывно, и они начинают поступать с того самого момента, когда орудие начинает действовать. С того момента, когда галлон воды вливается в верхний конец резервуара, колесо в нижней части должно приводиться в движение тем избытком воды, который здесь получается. Здесь для владельца мельницы совершенно излишне следить за притоком воды, отмечать его время и подсчитывать, сколько времени пройдет до того, как отдельный галлон воды, который течет дальше, достигнет лопасти колеса. В действительности он освобожден от необходимости ожидать чего бы то ни было, в связи с движением этой отдельной части капитальных благ. В начале периода нет необходимости ожидать его конца, так как в конце не случится ничего такого, что не случалось бы каждый момент. Налицо вечная смена тожественности капель воды в резервуаре и вечная работа колеса, но при условии, что скорость истечения дана, время, нужное вода для прохождения через резервуар, никакого значения не имеет.

Когда сырье А вступает на свой экономический путь, нет надобности в подсчете, сколько времени пройдет до того, как это данное сырье станет А"' и перейдет в руки потребителя для выполнения конечной услуги, для которой оно было предназначено. В тот момент, когда это А появляется на сцену, некое А" освободилось из рук предпринимателя и вступило как полезность в сферу потребления. Произошло истечение полезного богатства. Таким образом, в начальный момент нет необходимости подсчитывать время созревания А. Потребитель не должен его ждать, и даже если бы зрелость была очень отдалена, этот факт не причинил бы ему никакого неудобства. Действительным фактом является то, что длина периодов производства, определенная жизнью капитальных благ, совершенно не имеет никакого значения, поскольку дело идет о времени, когда потребитель сможет пожинать плоды производства. Если резервуар велик, прохождение данного галлона воды займет продолжительное время. Если резервуар мал, он пройдет более быстро, но он проделает свою работу по вращению колеса, вызывая избыток воды с одинаковой скоростью в обоих случаях.

В качестве другого примера возьмем насаждение леса таких медленно растущих деревьев, которым потребуется пятьдесят лет для своего созревания, когда они станут готовыми для рубки. Распределим их рядами и будем сажать ежегодно одни ряд. В течение этой части процесса должно иметь место ожидание; хотя это не означает того, что мы должны ожидать какого-то возмещения. Молодые, растущие деревья имеют ценность. И это вознаграждает нас за наш труд и происходит это быстро по мере хода работ. Однако это возмещение поступает в форме, в которой мы не можем использовать его для потребления. По крайней мере, мы должны ждать наших дров. По прошествии пятидесяти лет начинается рубка и теперь все ожидание позади. Мы можем теперь срубать ежегодно по раду деревьев в зрелой части леса и насаждать новый рад на противоположном конце. С этого момента длительный период, требующийся для вызревания леса, утрачивает свое значение. Посадка нового ряда деревьев значительно отличается от насаждения первого рада пятьдесят лет назад, так как в известном смысле теперешняя посадка приносит дрова немедленно. Она заменяет ряд, который мы теперь рубим, и препятствует тому, чтобы эта рубка сокращала капитал, представленный лесом. И этот результат имел бы место и тогда, если бы деревья для своего созревания требовали пятьсот лет вместо пятидесяти, если только в этом случае в лесу имелось бы пятьсот радов. Даже в этом случае, насаждая деревья, мы не стали бы ждать больше, чем в том случае, если бы мы сеяли желуди и по мановению волшебного жезла заставляли их мгновенно превращаться в пятисотлетние дубы. Время, требуемое для созревания отдельных деревьев, которые мы теперь сажаем, потеряло свое значение, потому что мы не зависимы от этих отдельных деревьев. Если лес будет приносить любые другие зрелые деревья в равном количестве, нам этого достаточно. И он будет доставлять нам это до тех пор, пока мы будем сохранять незатронутым наш перманентный капитал в виде леса; и насаждение нового рада, и созревание более старых, как оно происходит каждый год, приводят к тому, что лес таким образом сохраняется. Если этот процесс продолжается, то лес бесконечно будет пребывать в том же положении - в виде леса, устроенного радами различной степени зрелости. Поскольку дело касается характера труда, затрачиваемого на них, - он остается из года в год одним и тем же - насаждение одного рада, рубка другого, не ожидая созревания вновь посаженных радов. Все ожидание, которое потребовалось, было связано с приведением этой части лесного капитала в такие условия, в которых он выполнил бы свои функции.

Если бы отрасль производства, представленная колонкой А в нашей таблице, требовала пятидесяти лет для превращения А в А'", и если бы с другой стороны В могло стать В" 'в течение одного года, то первая отрасль, будучи однажды пущена в ход, не потребовала бы ни от кого больше ожидания, чем вторая. Ежедневно имело бы место изготовление нового А и нового В, и ежедневно происходил бы переход А"' и В"' в потребление. Короче говоря, воздержание требуется только генезисом нового капитала. Поддержание его, простое возобновление изношенных тканей не требует воздержания. Продолжительность жизни данных тканей не влияет на величину воздержания. Мы видели, что изготовление нового орудия производства, заменяющего старое, не требует от владельца такой жертвы, которая связана с изготовлением первоначального орудия, благодаря тому, что орудие фактически создает своего собственного преемника. На фабрике износившийся и подлежащий замене ткацкий станок в течение своей работы принес свою долю дивиденда акционерам фабрики и, помимо этого, доставил им сумму, на которую будет куплен новый станок. Нет необходимости поэтому оплачивать затраты на новый ткацкий станок из доходов акционеров. Это и только это заставило бы их совершить подлинный акт воздержания. Если ткацкий станок не сделал того, что выполняют всегда хорошо подобранные машины, - не создал фонда для своего замещения, - тогда может стать необходимым возложить на акционеров затраты на новую машину. Это превратило бы их в воздерживающихся, так как это вынудило бы их отнять часть своего дохода и отдалить потребление известного количества благ.

Воздержание, следовательно, порождает новый капитал. Оно отвлекает денежный доход от такого расходования, которое дало бы потребительские блага, к тому расходованию, которое дает средства производства. Это то же самое, что сказать, что воздержание состоит в использовании своего дохода в форме производительных благ - в выборе грузовых лошадей вместо легковых, торговых судов вместо паровых яхт, фабрик вместо дворцов и т. п. Результат всего этого заключается в приведении в рабочее состояние таких групп координированных капитальных благ, как деревья, галлоны воды, элементы А и др. в нашем примере. Если однажды воздержание произведено - дальнейшее отвлечение дохода не требуется. В известном смысле сохранение ряда капитальных благ идет автоматически. Фабрика, судно и т. п. фактически замещаются, придя в изношенное состояние, то этот факт означает, что в статических условиях капитальные блага создавались бы вечно в безграничном разнообразии и числе, но никакой капитал не создавался бы. Никакого чистого добавления к фонду производительного богатства не могло бы возникнуть. Оно имеет место только при динамических условиях и является типичной и важной частью того, что образует экономическую динамику. Воздержание есть отказ раз и навсегда от известного удовольствия, от потребления и является необходимой принадлежностью подлинно нового приращения капитала. Определенное удовольствие, которое человек имел бы, если бы он тратил свои деньги на потребительские блага, полиостью утрачивается, если он эти деньги сберегает. Он отказался от него навсегда и в качестве возмещения за это, он будет получать процент. Если не случится каких-либо катастроф, новый капитал с этого момента будет создавать продукт вечно.

Воздержание обычно рассматривалось как экономическая заслуга и как оправдание процента на ее основе. На наш взгляд, такой аргумент является излишним. Если мы сведем общество к статическому состоянию и сохраним его в таком виде, каждая часть капитала, которой владеет общество, будет обладать имманентной силой создавать богатство. Если люди, владеющие капиталом, сохраняют его в своих руках, они будут получать его продукт, но если они отдают свой капитал взаймы, они фактически продают его продукт и могут требовать за него соответствующий эквивалент, как они сделали бы при всякой иной продаже.

Для каждого, кто имеет более значительный доход, чем это необходимо для поддержания, жизни, представляется возможность выбора: получить как часть дохода нечто такое, что принесет временное удовольствие и затем окончательно погибнет, или же, с другой стороны, получить что-нибудь, что само по себе никогда не приносит никакого удовольствия, но что со временем будет создавать каждый год известное количество других вещей, способных это удовольствие приносить. Этот выбор предлагается природой, а не человеческими установлениями. Это не правительство говорит изолированному охотнику: "Вы можете преследовать дичь с голыми руками и поймать, что вам удастся, или вы можете сделать лук и поймать больше". В природе лука заключена способность добавлять нечто к добыче охотника, и - более того - оно способно добавлять этой добыче столько, что охотник получает время для изготовления другого лука, когда первый износятся, и сверх того больше дичи для своего личного потребления, чем он мог бы иметь в противном случае. Короче говоря, производительность капитала создается законами вещества. Будучи производительным, он может передавать свой продукт непосредственно собственнику иди кому-нибудь другому, кто заплатит собственнику за пользование им. Выплачивание процента есть покупка продукта капитала, подобно тому, как выплачивание заработной платы есть покупка продукта труда. Способность капитала создавать продукт есть, таким образом, основа процента.

Тот факт, что продукт капитала отчуждаем, имеет большое значение как мотив воздержания. Наступит время, когда владелец не сможет его использовать. Люди погибают, но капитал остается; и хотя он может перейти в руки наших детей, или в руки других лиц, которые не смогут его лично использовать, наследники будут продолжать получать ценность продукта, если они отдадут капитал взаймы, и таким образом продадут его продукт другим лицам. Это вскрывает мотив накопления производительного богатства. Он состоит в том, чтобы получать доход, который никогда не перестанет поступать, и, следовательно, в том, чтобы получать доход, который целиком, за исключением незначительной части, отходящей к другим лицам, будет поступать лицу, воздержание которого создало капитал. Определенную долю самого себя капитал будет доставлять каждый год и, при отсутствии катастроф, он будет это делать бесконечно, - это значит бесконечно дольше любой человеческой жизни.

При допущении статических условий общества, мы предполагаем также отсутствие тех катастроф, которые могли бы разрушить капитал, и мы равным образом предполагаем неизменными величину самого капитала и его производительную способность. Если эти статические условия сохраняются, то процент установится раз и навсегда на исходном уровне. Эти неизменные условия не могут, однако, существовать, если только стимул к сбережению какой-либо части дохода не равен стимулу к расходованию его. В статическом состоянии не имеет места воздержание или создание нового капитала; ибо с наличным капиталом люди теряли бы больше, отсрочивая удовольствие и увеличивая свой фонд, чем они выиграли бы, поступая так. Весь вопрос о создании капитала, как только что было сказано, относится к отделу экономической науки, посвященному динамике. Процесс предполагает постоянное сравнение между удовольствиями настоящего и бесконечными рядами меньших удовольствий, получаемых главным образом наследниками человека, осуществляющего воздержание.

Недавно появившаяся теория [См. проф. Бем-Баверк. Позитивная теория каптала.] связывает уровень процента с длиной так называемого периода производства, или тем интервалом, который, как мы отмечали, включается между трудом и конкретным результатом этого особого труда в тех случаях, когда человек изготавливает какое-либо орудие производства. Когда человек начинает оттачивать камень для изготовления грубого топора, говорят, что один из таких периодов начался; и когда орудие совершенно разбивается на куски, не оставляя никаких других результатов, кроме дров для удобства своего владельца, - этот период считается оконченным. Чем продолжительней становится средний период, тем меньшим становится процент. В действительности нужно, однако, принять во внимание наличие преемника этого первого топора. Он - фактический продукт первого топора и он продолжает воплощать ту же частицу перманентного капитала, которую заключал в себе первый. Период производства этого капитала не ограничен жизнью какого-либо конкретного орудия производства. Если первый топор был изготовлен трудом без помощи раннее созданного капитала, то жизнь единицы производительного богатства началась, но конца она не имеет. Ее существование ограничено только с одной стороны. Когда мы создаем частицу нового капитала, мы открываем другой бесконечный период: мы не удлиняем ни одного из периодов, который начался ранее. Мы можем идти таким путем, добавляя к нашему оборудованию орудие за орудием до тех пор, пока мы не создадим сложный механизм, посредством которого общество сейчас производит, мы можем продолжать процесс и совершенствовать механизм беспредельно. Но мы не должны будем прибавить ни одного дня к тому периоду, который внедрился между воздержанием, создавшим первое орудие, и наслаждением, которое отметит действительный конец его производственной жизни, или, скорее конец производительного действия подлинного капитала, представленного первым грубым орудием. В действительности такого конца не существует: достаточно того, чтобы самая незначительная часть перманентного капитала отправилась по своему экономическому пути, и продолжительность жизни капитала в статическом обществе является бесконечной.

Единственная вещь, которую мы можем сделать, это вызвать к жизни новые части капитала, и пустить их в такие же бесконечные периоды. После топора мы можем изготовить лопату; она, в свою очередь, снабдит нас другой лопатой к тому времени, когда ее работа будет выполнена. Мы обнаружим таким образом, что мы дали начало второму бесконечному ряду капитальных благ, а это значит, что мы удвоили сумму наших вложений в капитал в его перманентном существовании. Короче говоря, имеется возможность добавлять к тем единицам капитала, которые должны существовать. Но мы ничего не можем прибавить к перманентному существованию капитала.

Если мы отвлечемся оттого, что орудие производства фактически создает своего преемника, и скажем, что период производства, связанный с этим орудием, начинается с его изготовления и кончается тогда, когда владелец его выбрасывает, то мы будем иметь дело с периодами конечной длины. Но теперь мы встречаемся с той трудностью, что удлинение таких периодов не увеличивает неизбежно сумму существующего капитала. Если же оно этого не делает, то увеличение средней длины этих периодов не имеет того эффекта, который блестящий австрийский экономист приписывает этому удлинению, потому что оно не уменьшает уровня процента. Действительно, последний может быть очень высоким, когда периоды длинны, и низким, когда они коротки. Процент, однако, падает, когда количество перманентного капитала возрастает. Многие орудия, существующие короткое время, могут воплощать столько же капитала, как и немногие, которые живут продолжительное время. Если бы мы должны были заменить дюжину паромов единственным мостом солидной каменной кладки, мы могли бы иметь ту же самую сумму, которую бы мы имели вначале; и если бы все выравнивания были совершенно естественны, мы бы получили тот же самый размер процента. Тем не менее, периоды производства, определенные продолжительностью жизни не самого капитала, а отдельных капитальных благ, - стали бы заметно короче.

По мнению проф. Бем-Баверка, короткие периоды высоко производительны, более длинные периоды менее производительны, а каждое добавление к средней длине периодов прибавляет к продукту производства меньше, чем приносили предшествующие добавления. По нашему мнению, каждое добавление к количеству существующего перманентного капитала добавляет меньше к продукту производства, чем предшествующее добавление. Средняя длина таких периодов, которые мы сейчас рассматриваем, может быть увеличена или сокращена, не оказывая влияния ни на количество существующего капитала, им на уровень его производительности; ибо период, связанный с продолжительностью самого капитала, не может быть удлинен. Здесь возникает дилемма. Если мы измеряем производственные периоды длительностью подлинного капитала, то они бесконечны. Если мы измеряем их временем жизни отдельных капитальных благ, то они могут быть удлинены или сокращены, не оказывая влияния на уровень процента. Более глубокий факт в этом случае заключается в том, что периоды, измеряемые длительностью капитальных благ, не имеют влияния, как это иногда думают, на величину того ожидания удовольствия от потребления, которое, как предполагают, осуществляет собственник капитала. Если ряд капитальных благ был однажды создан и пущен в работу, дальнейшее оживание излишне. В своей постоянной статической функции капитал никого не заставляет ожидать, хотя в своем возникновении он вынуждает своего творца и владельца начать период бесконечного ожидания. Воздержание, короче говоря, означает вечный отказ от чего-нибудь, а не простое откладывание его.

Создание новой координированной серии капитальных благ требует времени. Первоначальная посадка леса, в нашем примере, требовала ожидания в течение пятидесяти лет перед тем, как рубка первого ряда деревьев могла иметь место. Однако это не тот вид ожидания, который, как полагают, заключен в употреблении капитала. Если бы никакой новый каптал никогда не создавался, обширный фонд, существующий в настоящее время, выполнял бы свою работу вечно. Процент продолжал бы создаваться, и, если бы капитал был отдан взаймы, одно лицо продолжало бы платить процент другому. В этом случае здесь, конечно, не было бы ожидания, сходного с ожиданием первоначального насадителя деревьев; а мы видели, что это является единственным ожиданием, заключенным в этом процессе.

Более того, это ожидание, которое имеет место в создании нового координированного ряда капитальных благ, таких как деревья или сырье А или В, или С в нашей более общей иллюстрации, - это ожидание не есть ожидание дохода. Собственник каптала даже здесь получает свой доход ежегодно, но только он принужден получать его в форме возросшего капитала. Лес, когда он достиг степени зрелости, на которой начинается рубка, стоит в пятьдесят раз больше той суммы, которая затрачивалась на него ежегодно. Плохо вложение, если оно недостаточно ценно для того, чтобы оплатить процент на весь капитал, который был затрачен на него во время его подготовки. Владельцу пришлось отказаться от получения дивиденда в форме дров и получить то, что в практике акционерных обществ исчисляется как добавление к избытку реального капитала. Владелец капитала, который решает сохранить такие средства производства, как растущий лес, канал, туннель или вообще чего-нибудь, что требует времени для изготовления, должен отказаться от дохода в форме потребительских благ на то время, пока орудие изготовляется. Он, однако, даже в течение этого времени не ожидает своего подлинного дохода. А после этого он не ожидает ни потребительских благ, ни чего бы то ни было другого. Орудие само по себе будет фактически создавать новое орудие для своей замены, когда оно износится: ряд капитальных благ будет самоувековечивающимся. В течение этого времени он будет создавать своему владельцу чистый доход в потребительских благах, и такое создание дохода в этой форме будет ноги изо дня в день, по мере того, как капитал совершает свою работу. Сегодняшняя работа принесет сегодняшний доход, завтрашняя сделает то же самое.

Стоит отметить, что, поскольку дело касается периодов, ограниченных началом и концом, имеет место некоторое медленное возрастание средней их продолжительности по мере того, как капитал увеличивается, потому что это увеличение делает желательным замещение длительно существующих вещей другими, с более коротким периодом существования. Некоторый предельный капитал может заместить стальной мост деревянным, но продолжительность существования ряда стальных мостов, воплощающих подлинный капитал, не отличается от продолжительности существования деревянных, и длительное существование любого моста в ряде, при предположении, что он заменяет себя специальным доходом,- безразлично для владельца капитала. Более того, удлинение среднего периода непропорционально увеличению капитала. От количества этого капитала зависит продолжительность последней его части.