Глава VI. Процент на капитал

Принципы экономической науки. Альфред Маршалл. Книга шестая

Экономическая наука внесла весьма основательную и существенную лепту в объяснение роли, которую играет в нашей индустриальной системе капитал, но она не сделала никаких потрясающих открытий. Всем сколько-нибудь значительным, что теперь известно экономистам, уже давно руководствовались даровитые бизнесмены, хотя они и не сумели бы четко или даже точно изложить свои знания.

Каждому известно, что никто не станет предлагать плату за применение капитала, если не рассчитывает извлечь какую-нибудь выгоду от его применения; более того, каждому известно, что выгоды эти самого различного рода. Одни берут ссуду, чтобы удовлетворить какую-либо настоятельную потребность, реальную или воображаемую, и платят другим за то, что те жертвуют настоящим ради будущего, тогда как сами, возможно, жертвуют будущим ради настоящего. Другие берут ссуду, чтобы приобрести машины и иные "промежуточные" товары, с помощью которых они могут создавать вещи и продавать их с прибылью; третьи приобретают гостиницы, театры и иные заведения, которые оказывают свои услуги потребителям непосредственно, но тем не менее служат источником прибыли для тех, в чьем ведении они находятся. Некоторые снимают дома, чтобы самим в них жить, или же заимствуют средства, с помощью которых покупают или строят для себя дома, расход ресурсов страны на такие вещи, как дома, возрастает при прочих равных условиях по мере увеличения этих ресурсов и по мере последующего снижения процентной ставки, точно так же, как и расход ресурсов на машины, верфи и т д. Спрос на долговечные кирпичные дома, взамен деревянных, обеспечивающих до поры до времени почти такие же удобства, указывает на то что страна богатеет и что капитал доступен по более низкой процентной ставке; этот спрос действует на рынок капитала и на процентную ставку так же, как действовал бы спрос на новые фабрики или железные дороги.

Всякий знает, что люди, как правило, не станут предоставлять ссуды задаром, поскольку даже в том случае, когда они не располагают делом, к которому могли бы приложить свой капитал или его эквивалент, они наверняка в состоянии найти других людей, кому использование их капитала принесло бы выгоду и кто готов был бы заплатить за ссуду; поэтому владельцы капитала и подыскивают для него возможно лучший рынок [На то, что предложение капитала сдерживается предположительностью видов его применения, нежеланием людей заглядывать вперед, тогда как спрос на капитал проистекает из его производительности в самом широком смысле этого понятия, указывалось в кн. II, гл. IV.].

Всякому известно, что редко кто, даже среди англосаксов и представителей других упорных и самодисциплинированных наций, стремится сберегать значительную часть своих доходов; известно также, что в последнее время открылись большие возможности для применения капитала в результате научных открытий и получения доступа к освоению новых стран; каждому поэтому в общем известны причины, удерживавшие предложение накопленного богатства на низком уровне по сравнению со спросом на его использование; каждый понимает, что в целом применение капитала служит источником прибыли и ссуда его требует вознаграждения. Всякому известно, что накопление богатства ограничивается, а процентная ставка до сих пор удерживается на прежнем уровне вследствие предпочтения, которое громадные массы людей оказывают сегодняшним, а не отложенным удовольствиям или, иными словами, их нежеланием "ожидать". По существу, подлинный экономический анализ в этом отношении заключается не в том, чтобы подтверждать эту известную истину, а в том, чтобы указать, насколько более многочисленны исключения из указанного общего предпочтения, чем может показаться на первый взгляд [См. кн. III, гл. V, § 3, 4, и кн. IV, гл. VII, § 8. Чтобы исправить эту ошибку, достаточно отметить, что потребовалось бы лишь маленькое изменение существующих в современном мире условий, чтобы привести нас к другой ошибке, при которой массы людей так сильно стремились бы обеспечить свою старость и свои семьи после себя и при которой новые возможности для прибыльного использования любых форм накопленного богатства были бы столь малы, и что размер богатства, за сохранение которого люди готовы платить, превышает тот, который люди готовы взять взаймы; и как следствие, даже те, кто ставил своей целью извлечь выгоду из употребления капитала, оказались бы в состоянии требовать плату за его хранение, а процентная ставка стала бы повсюду негативной.] .

Эти истины хорошо известны, и они служат основой теории капитала и процента. Но в повседневной жизни истины имеют свойство выступать фрагментарно. Конкретные отношения четко видимы только по отдельности, но воздействия друг на друга взаимно обусловленных причин редко представляются в виде единого целого. Главная задача экономической науки в области исследования капитала заключается в том, чтобы расставить в определенном порядке и выявить систему взаимного влияния всех сил, которые действуют в производстве и накоплении богатства и в распределении дохода, с тем чтобы как в отношении капитала, так и других факторов производства можно было бы пред ставить себе, как они друг друга взаимно регулируют.

Далее экономической науке надлежит подвергнуть анализу влияния, побуждающие людей делать выбор между настоящими и будущими у довольствиями, включая досуг и возможности для осуществления таких форм деятельности, какие сами себе служат вознаграждением. Но здесь главное место принадлежит психологии, доктрины которой экономическая наука заимствует и применяет в сочетании с другими материалами для своих специальных проблем [Ср. кн. III, гл. V, и кн. IV, гл. VII.].

Поэтому задача экономической науки значительно труднее в занимающем данную и две следующие главы анализе выгод, извлекаемых из применения накопленного богатства для достижения поставленных целей, особенно когда это богатство принимает форму применяемого в хозяйстве капитала (trade capital). Дело в том, что выгоды или прибыли содержат много элементов, из которых одни образуют процент за использование капитала в широком смысле этого понятия, а другие образуют нетто-процент, или так называемый собственно процент. Некоторые элементы его представляют собой вознаграждение за управленческие способности и предприимчивость, включая сюда и риск, другие же в свою очередь проистекают не столько из этих факторов производства, сколько из их сочетания.

Научная доктрина капитала имеет долгую историю непрерывного роста и совершенствования на протяжении последних трех столетий в каждом из указанных трех направлений. Адам Смит уяснил себе, казалось бы, не вполне отчетливо, а Рикардо весьма отчетливо почти все самое важное в этой теории в значительной мере в таком ее виде, какая нам известна сегодня; и, хотя первый предпочитал подчеркивать одну из ее многих сторон, а второй — другую, у нас нет оснований полагать, что какой-нибудь великий экономист со времен Адама Смита когда-либо совершенно игнорировал какую бы то ни было сторону этой теории; особенно очевидно, что ни одно из известных людям бизнеса обстоятельств не выпало из поля зрения практического финансового гения Рикардо. Однако продвижение вперед происходило: почти каждый экономист улучшал какую-то часть теории, придавал ей более четкие и ясные очертания либо способствовал объяснению сложных отношений между различными ее частями. Едва ли от чего-нибудь из созданного любым великим мыслителем пришлось отказаться, но кое-что новое постоянно добавлялось. [Проф. Бем-Баверк явно недооценивал проницательность своих предшественников, проявленную ими в их работах о капитале и проценте. То, что он считал лишь наивными фрагментами теории, скорее представляло собой высказывания людей, которые хорошо знали, как практически функционирует бизнес, и которые, отчасти руководствуясь специальными соображениями, а отчасти вследствие недостаточно четкой системы изложения, настолько чрезмерно подчеркивали значение какого-либо одного из элементов проблемы, что другие ее элементы оставались в тени. Быть может, в какой-то мере та парадоксальность, с какой он выдвигает свою собственную теорию капитала, является результатом такого же чрезмерного выпячивания одних аспектов проблемы за счет других и нежелания признавать, что все ее элементы взаимно регулируют друг друга. Мы уже обращали внимание на тот факт, что, хотя Бем-Баверк и исключает из своего определения капитала дома, гостиницы и, по существу, все, что, строго говоря, не является промежуточным товаром, в действительности спрос на использование непромежуточных товаров так же непосредственно воздействует на процентную ставку, как и на капитал в его собственном определении. С таким же употреблением понятия капитала связана и доктрина, на которую Бем-Баверк делает особый упор, а именно доктрина о том, что "методы производства, требующие времени, более производительны" ("Positive Capital", bk. V, ch. IV, p. 261) или что "всякое увеличение длительности многоступенчатого процесса производства сопровождается дальнейшим увеличением технического результата" (Ibid., bk. II, ch. II, р.84). Существует, однако, множество процессов, требующих длительного времени и являющихся многоступенчатыми, которые не являются производительными и поэтому не применяются; фактически он перепутал причину со следствием. Истинная доктрина, очевидно, подразумевает, что, поскольку за капитал приходится платить процент и за предоставление капитала в пользование можно получить процент, те длительные и многоступенчатые процессы, которые связаны с закреплением значительного капитала, стремятся не применять, если только они не производительнее других. То обстоятельство, что многие многоступенчатые процессы являются в различной степени производительными, служит одной из причин, влияющих на процентную ставку; процентная ставка и масштаб применения многоступенчатых процессов - это два элемента коренной проблемы распределения и обмена, взаимно обусловливающие друг друга. См. Приложение I, §3.]

§ 2. Но когда мы обращаемся к средневековой и древней истории, мы действительно сталкиваемся с отсутствием четких представлений о природе услуг, которые капитал оказывает производству и платой за которые является процент; поскольку история давних времен оказывает косвенное влияние на проблемы нашего века, следует по этому поводу сказать здесь несколько слов.

В первобытных обществах существовало очень мало возможностей для применения нового капитала в предпринимательстве, и всякий, кто обладал собственностью, которая ему не была немедленно нужна для своего личного потребления, редко стал бы отказываться ссудить ее другим под надежную гарантию и без всяких процентов. Взаймы обычно брали бедные и слабые, люди, чьи потребности были неотложны и чьи способности вести торг были очень малы. Заимодавцами были, как правило, либо люди, которые безвозмездно делились своими излишками, чтобы оказать помощь соседям, либо профессиональные ростовщики. К этим последним бедный человек обращался в случае крайней нужды, и ростовщики часто жестоко пользовались своей властью, запутывали бедняка в свои сети, из которых он не мог высвободиться, не претерпев тяжкие страдания, иногда даже ценою потери личной свободы для самого себя или своих детей. Не только необразованные люди, но и мудрецы древности, отцы средневековой церкви, а в наше время британские правители Индии склонны считать, что ростовщики "торгуют несчастьями других, наживая барыши на их невзгодах; под предлогом жалости они роют яму для угнетенных" [Из Пятой проповеди св. Златоуста; см. ранее, кн. I, гл. II. Ср. также: A s h 1 е у. Economic History, bk. VI, ch. VI, и В е n t h a m. On Usury, Антиростовщические настроения во многих случаях, а за исключением израильтян, вероятно, во всех случаях , уходят корнями в племенные отношения. Клифф Лесли ("Essays", 2-nd ed., p. 244) отмечает: эти настроения "унаследованы от доисторических времен, когда члены каждой общины еще считали себя родственниками, когда, по крайней мере на практике, отношения собственности были коммунистическими и когда всякий, кто располагал превышавшими его потребности благами, не вправе был отказаться разделить свое излишнее богатство со своим соплеменником, оказавшимся в нужде". ] . При таком состоянии общества предметом дискуссии может явиться вопрос о том, не в общественных ли интересах поощрять людей ссужать богатство на основе договора, предусматривающего возврат через определенное время ссуды в несколько увеличенном размере; уменьшают ли или увеличивают в целом такие договоры, все вместе взятые, общий объем человеческого счастья.

Но, к сожалению, были предприняты попытки разрешить этот трудный и важный практический вопрос посредством философского разграничения между процентом на денежную ссуду и рентным платежом за пользование вещественным богатством. Аристотель утверждал, что деньги бесплодны и что взимать процент за предоставление их взаймы означает противоестественное их употребление. Вслед за ним схоластики весьма усердно и искусно доказывали, что тот, кто отдавал взаймы дом или лошадь, вправе был получать плату за их использование, поскольку он отказывал себе в удовлетворении от вещи, которая непосредственно приносит пользу. Но для процента на денежную ссуду они такого оправдания не находили; процент несостоятелен потому, утверждали они, что он представляет собой плату за услугу, которая заимодавцу ничего не стоит. [Они делали различие также между сдачей внаем вещей, которые сами по себе подлежат возврату, и одалживанием вещей, лишь эквивалент которых подлежит возврату. Однако это различие, хотя и интересно с аналитической точки зрения, имеет очень малое практическое значение.]

Если ссуда действительно ничего не стоит заимодавцу, если он сам никак не может использовать свои деньги, если он богат, а заемщик беден и в нужде, тогда, конечно, можно утверждать, что заимодавец морально обязан ссудить свои деньги безвозмездно; но на таком же основании он должен был бы бесплатно сдать бедному соседу в пользование дом, в котором он сам не живет, или на день работы лошадь, которая ему в данное время не нужна. Доктрина этих авторов, по существу, подразумевает и фактически внушает людям вредное ошибочное представление, будто независимо от особого положения заемщика и заимодавца ссужение денег, т.е. ссужение власти над вещами вообще, не является жертвой со стороны заимодавца и не приносит заемщику такую же выгоду, как и ссужение ему конкретного товара; они затемняют тот факт, что человек, занимающий деньги, может, например, купить на них молодого коня и использовать его для работы на себя, а затем, когда настанет срок уплаты ссуды, продать его по более высокой цене, чем уплатил сам. Заимодавец уступает возможность это осуществить, а заемщик ее получает; нет существенной разницы между ссудой в размере покупной цены лошади и сдачей в наем самой лошади [Архидиакон Каннингем хорошо показал изощренность, с какой средневековая церковь обходила свой собственный запрет на ссуды под процент в большинстве случаев, когда этот запрет наносил серьезный ущерб государству. Эти изощренные приемы напоминают юридические фикции, с помощью которых судьи постепенно обходили букву закона, когда естественное ее толкование представлялось вредным. В обоих случаях устранялось какое-либо практическое зло за счет развития навыков запутанного и неискреннего изложения своих мыслей.].

§ 3. История отчасти повторяет сама себя: и в современном западном мире новый реформаторский порыв был вызван другим ошибочным анализом природы процента и от него же получил дополнительную силу. По мере развития цивилизации ссуды богатства нуждающимся людям становились все более редким явлением и составляли все меньшую долю всех ссуд, тогда как ссуды капитала на производительное его использование в хозяйстве возрастали все большими темпами. И в результате, хотя заемщиков теперь уже не считают объектами угнетения, недовольство порождает тот факт, что все производители независимо от того, работают ли они с помощью заимствованного капитала или своего собственного, включают процент на применяемый ими капитал в состав издержек, которые они считают необходимым в конечном счете вернуть себе через цены своих товаров как условие продолжения производства. На этом основании и на основании возможностей, которые современная индустриальная система открывает для накопления громадного богатства путем длительных удачливых спекуляций, стали доказывать, что выплата процента и в наше время, хотя и не прямо, но косвенно, имеет своим источником угнетение трудящихся классов и что процент лишает их справедливой доли выгод, проистекающих из увеличения знаний. Отсюда выводится практическое заключение, что интересы всеобщего счастья, а поэтому и справедливости требуют, чтобы никакому частному лицу не разрешалось владеть ни средствами производства, ни какими-либо косвенными средствами удовлетворения потребностей людей, кроме тех, какие необходимы для его собственных нужд.

Этот практический вывод подкреплялся и другими аргументами, которые в дальнейшем потребуют нашего внимания, но здесь мы коснемся лишь доктрины, выдвинутой в подкрепление указанного вывода Уильямом Томпсоном, Родбертусом и другими. Они доказывали, что труд всегда производит "прибавку" (surplus) [Родбертус называл это "добавком" (plus). ] сверх заработной платы и износа капитала, примененного в помощь труду, и что зло, причиняемое труду, заключается в эксплуатации указанной прибавки другими людьми. Но само допущение, что вся эта "прибавка" представляет собой продукт труда, принимает за само собой разумеющееся то, что в конце концов предполагается с его помощью доказать; указанные авторы не делают никакой попытки его доказать, и само это допущение неверно. Неверно, что производство пряжи на фабрике после вычета на износ машин представляет собой продукт труда рабочих. Оно является продуктом их труда, но также и труда предпринимателя, помогающих ему менеджеров и примененного в производстве капитала, а последний сам представляет собой продукт труда и ожидания; поэтому, изготовление пряжи есть продукт труда многих видов и ожидания. Если бы мы признали, что оно является продуктом только труда, а не труда и ожидания, мы были бы, несомненно, силой неумолимой логики вынуждены признать также, что не существует никакого основания для "процента", т.е. для вознаграждения за ожидание, ибо вывод подразумевается самой посылкой. Правда, Родбертус, защищая свою посылку, смело апеллирует к авторитету Рикардо; но в действительности его посылка столь же противоречит четкому изложению и общему смыслу рикардианской теории стоимости, сколь и здравому смыслу . [См. Приложение I, § 2.]

Изложим то же самое иными словами: если верно, что откладывание удовлетворения на будущее означает в общем жертву со стороны того, кто откладывает, точно так же как добавочное усилие означает жертву со стороны того, кто работает, и если верно, что такая отсрочка удовлетворения позволяет человеку применить методы производства, первоначальные издержки которых велики, но в результате применения которых совокупное удовлетворение возрастает так же наверняка, как и при увеличении количества труда, тогда не может соответствовать истине то, что стоимость вещи зависит просто от количества затраченного на ее изготовление труда. Всякая попытка отстаивать указанную посылку по необходимости молча подразумевала, что оказываемые капиталом услуги являются "даровым" благом, предоставляемым без всяких жертв и поэтому не нуждающимся в вознаграждении в качестве стимула для дальнейшего его функционирования; это именно тот вывод, который названная посылка стремится доказать. Глубокое сочувствие Родбертуса страждущим должно вызывать у нас всяческое уважение, но то, что он считал научной основой своих практических предложений, представляется не более чем порочным крутом ряда аргументов в подтверждение тезиса об отсутствии экономических оснований для существования процента, хотя этот вывод содержится уже в самой его посылке.

§ 4. Теперь мы можем продолжить наш анализ. Процент, который мы имеем в виду, когда говорим, что он представляет собой просто доход на капитал или просто вознаграждение за ожидание,—это "нетто"-процент; однако то, что обычно подразумевается под выражением "процент", включает, помимо этого, и другие элементы, и это можно назвать "валовым" процентом.

Указанные дополнительные элементы тем более важны, чем менее развиты и чем более рудиментарны состояние коммерческих гарантий и организация кредита. Так, например, в средние века, когда правитель хотел наперед получить в свое распоряжение некоторую часть своих будущих доходов, он брал взаймы, скажем, тысячу унций серебра с обещанием вернуть к концу года полторы тысячи. Не было, однако, никакой гарантии, что он выполнит это обещание; заимодавец, очевидно, предпочел бы вместо такого обещания абсолютную уверенность в получении к концу года 1300 унций. В этом случае номинальная ставка ссудного процента составляла 50%, а реальная - 30%.

Необходимость такой поправки на страховку от риска столь очевидна, что ее нередко игнорируют. Однако менее очевидно, что каждая ссуда доставляет ссудодателю некоторые хлопоты, что, когда ссуда, в каком-либо конкретном случае, предполагает значительный риск, часто приходится затрачивать большие усилия на сведение этого риска до минимума и что тогда то, что ссудополучателю представляется как процент, с точки зрения заимодавца, является доходом от управления хлопотным делом.

В настоящее время нетто-процент на капитал в Англии составляет несколько меньше 3% годовых, поскольку невозможно получить более высокий процент за помещение капитала в такие первоклассные биржевые ценные бумаги, какие приносят их владельцу твердый доход без сколько-нибудь значительных хлопот или затрат с их стороны. Когда же мы видим, что способный бизнесмен берет ссуду под вполне надежный заклад из расчета (скажем) 4%, можно считать, что этот валовой процент состоит из нетто-процента или собственно процента в размере несколько менее 3% и из управленческих доходов заимодавцев в размере несколько более 1% [Иногда заимодавцы больше стремятся ссужать под заклад на долгие периоды, а не на короткие, иногда же они этого меньше добиваются. Долгосрочные закладные исключают хлопоты, связанные с частым их пролонгированием, но лишают ссудодателя возможности распоряжаться своими деньгами на длительный срок и, таким образом, ограничивают его свободу действий. Первоклассные рыночные ценные бумаги сочетают в себе преимущества очень долгосрочных и очень краткосрочных закладных. Дело в том, что держатель этих бумаг может сохранять их за собой сколько угодно времени по своему усмотрению и обращать их в деньги по своему желанию, хотя, когда кредит нарушается и другие люди начинают нуждаться в наличных деньгах, ему придется продавать их с убытком. Если бы их всегда можно было реализовывать без убытка и если бы не существовало брокерских комиссионных за куплю-продажу, они приносили бы не больший доход, чем деньги, предоставленные взаймы "до востребования" по усмотрению заимодавца, причем в последнем случае доход всегда будет меньше, чем процент по ссудам на твердый срок - будь то долгий или короткий.].

Далее, ростовщическое дело почти не связано ни с каким риском, но ростовщическая ссуда обычно предоставляется под 25% годовых или даже более; при этом большая часть этого процента составляет доход от управления весьма хлопотным бизнесом. Возьмем более крайний случай: в Лондоне, Париже, а вероятно, и в других местах есть люди, которые зарабатывают на жизнь, ссужая деньги уличным торговцам. Часто деньги ссужаются в начале дня для закупки фруктов и т д. и возвращаются к концу дня, после прекращения торговли, с прибылью в 10%; в этом деле риск очень невелик, и деньги редко пропадают [Д-р Джессоп в свою очередь сообщает нам ("Arcady", р. 114), что "вблизи скотных рынков снует множество мелких заимодавцев, обращающихся к опытным спекулянтам с предложением предоставить взаймы суммы, в исключительных случаях достигающие 200 ф. ст., на срок 24 часа под 10%-ный валовой процент".] . Между тем фартинг, помещенный под 10% за день, приносит за год 1 млрд. ф.ст. Но никто не может разбогатеть, ссужая деньги уличным торговцам, поскольку таким путем невозможно ссужать крупные суммы. Так называемый процент по ссудам фактически состоит почти исключительно из доходов от такой работы, к какой мало кто из капиталистов имеет склонность.

§ 5. Следовательно, необходимо несколько более обстоятельно проанализировать дополнительный риск для предприятия, обусловленный тем, что значительная часть применяемого на нем капитала получена в виде ссуды. Допустим, что два лица имеют аналогичные предприятия, из которых одно работает на собственном капитале, а другое — на заимствованном.

Существует категория риска, с которой сталкиваются оба предпринимателя и которую можно охарактеризовать как предпринимательский риск (trade risks) в той конкретной отрасли хозяйства, к какой относятся их предприятия. Этот вид риска обусловлен колебаниями на рынках сырья и готовых изделий, непредвидимыми изменениями в моде, новыми изобретениями, вторжением новых и сильных конкурентов в их соответствующие районы и т. д. Однако существует и другая категория риска, бремя которого ложится только на человека, работающего с заемным капиталом, и ни на кого другого; этот вид риска можно назвать личным риском (personal risks). Дело в том, что тот, кто ссужает капитал для применения его в предпринимательских целях, должен взимать за него высокий процент в качестве страховки от возможного изъяна или дефекта в личном характере или в личных способностях заемщика [ См. также далее, гл. VIII, § 2.].

Заемщик может оказаться менее способным, чем это представляется, менее энергичным или менее честным. У него нет таких стимулов, как у человек а, работающего со своим собственным капиталом, к тому, чтобы смотреть неудаче прямо в глаза и выйти из спекулятивного предприятия, как только оно обнаруживает признаки грозящей ему опасности. Напротив, если его представления о честности не очень высоки, он может и не очень переживать свои убытки. Дело в том, что, если он немедленно прекратит дело, он потеряет все, принадлежащее ему самому, но, если он продолжит спекулятивное дело, всякий дополнительный убыток ляжет на его кредиторов, а всякая возможная прибыль достанется ему самому. Многие кредиторы несут потери из-за граничащей с мошенничеством инертности такого рода со стороны должников, а некоторые терпят убытки от преднамеренного обмана; должник может, например, пока он числится банкротом, хитроумными способами утаить средства, фактически составляющие собственность кредитора, а затем начать новую предпринимательскую карьеру; он может постепенно вводить в дело свои тайные резервные фонды, не вызывая больших подозрений.

Следовательно, цена, которую заемщик должен платить за ссуду и которую он рассматривает как процент, с точки зрения заимодавца, следует с большим правом рассматривать как прибыль, поскольку она включает страховку от риска, зачастую очень крупного, и доходы от управления при решении зачастую очень трудной задачи сведения этого риска к минимуму. Колебания в степени такого риска и в масштабах управленческой задачи порождают, конечно, колебания в уровне так называемого валового процента, выплачиваемого за пользование деньгами. Поэтому тенденция конкуренции не ведет к выравниванию этого валового процента; напротив, чем лучше разбираются в своем деле заимодавцы и заемщики, тем шире практика, при которой одни категории заемщиков получают ссуды под более низкий процент, чем другие.

Мы должны отложить до более поздней стадии наше исследование поразительно эффективной организации современного денежного рынка, при помощи которого капитал перемещается из мест, где он в избытке, в другие места, где его не хватает, или из одной отрасли, переживающей процесс сокращения, в другую, расширяющуюся; здесь же мы можем довольствоваться — как само собой разумеющимся—тезисом, согласно которому очень малая разница между ставками нетто-процента на ссуды капитала при двух различных способах инвестирования в одной и той же западной стране вызовет перелив капитала, хотя, быть может, и по косвенным каналам, от одного способа к другому.

Правда, когда при каждом способе инвестиции производятся в небольшом масштабе и мало людей знает о них, перелив капитала может быть медленным. Например , один человек может платить по небольшой закладной 5%, а его сосед платит 4% по закладной, имеющей небольшую надежность. Но в крупных сделках ставка нетто-процента (в той мере, в какой его можно вычленить из других составных частей прибыли) почти одинакова на всей территории Англии. Кроме того, разница между средними ставками нетто-процента в различных странах западного мира быстро уменьшается в результате общего расширения связей, и особенно в силу того обстоятельства, что ведущие капиталисты всех этих стран владеют крупными пакетами рыночных ценных бумаг, которые приносят одинаковый доход и продаются практически по одному и тому же курсу в тот же самый день во всем мире.

Когда мы дойдем до рассмотрения "денежного рынка", нам придется выяснить причины, обеспечивающие в некоторые периоды намного более высокое предложение капитала для немедленного применения, чем в другие периоды. Нам придется также выяснить причины, заставляющие банкиров и других заимодавцев в известные периоды довольствоваться крайне низкой процентной ставкой при условии достаточной надежности репутации ссудополучателей и возможности в случае необходимости быстро получить свои деньги назад. В такие времена они готовы предоставлять краткосрочные ссуды даже заемщикам, надежность которых не отличается самым высоким уровнем, причем по не очень высокой процентной ставке. Дело в том, что риск при этом сокращается их способностью отказаться от возобновления ссуды, как только они заметят признаки слабости позиций заемщика; поскольку же за высоконадежные краткосрочные ссуды выплачивается лишь номинальная цена, почти весь получаемый за них процент состоит из страховки против риска и вознаграждения за усилия самих заимодавцев. Но, с другой стороны, такие ссуды в действительности не являются для заемщика очень дешевыми, они связаны для него с риском, для избежания которого он зачастую готов платить значительно более высокую процентную ставку. Дело в том, что в случае, если какая-нибудь неудача повредит его кредитоспособности или если расстройство денежного рынка вызовет временную нехватку ссудного капитала, он может быстро попасть в большое затруднение. Поэтому ссуды торговцам по номинально низким процентным ставкам, даже краткосрочные, фактически не составляют исключения из изложенного выше общего правила.

§ 6. Перелив инвестиционных ресурсов из их обычного источника в производство состоит из двух потоков. Меньший образует новые приращения к накопленному капиталу. Больший лишь заменяет капитал, который уничтожен либо в процессе непосредственного потребления, например пища, топливо и т д., либо в результате износа, например железнодорожные рельсы, либо от времени, как в случае с соломенной крышей или справочником-указателем фирм, либо вследствие сочетания действия всех этих факторов. Годовой объем этого второго потока составляет, вероятно, не меньше четверти всего накопленного капитала даже в такой стране, как Англия, где преобладающими являются формы долговременного капитала. Поэтому есть все основания полагать, что теперь все владельцы капитала вообще сумели в массе своей приспособить его формы к современным нормальным условиям, с тем чтобы получать достаточный чистый доход от своих инвестиций как в первом направлении, так и во втором.

Только исходя из этого предположения, можно говорить о том, что капитал вообще накапливается в расчете на получение известного чистого процента, одинакового для всех форм капитала уровня. При этом никогда не лишне подчеркивать, что выражение "процентная ставка" применимо к старым инвестициям капитала лишь в очень ограниченном смысле. Например, можно, вероятно, принять, что применяемый в хозяйстве капитал в размере около 7 млрд. ф.ст. помещен в различные отрасли английской экономики по ставке около 3% (нетто-процент). Однако такое утверждение, хотя и удобно и для многих целей оправдано, не является точным. Правильнее будет сказать, что, принимая ставку нетто-про-цента на инвестиции капитала в каждой из указанных отраслей (т.е. на предельные инвестиции) в размере около 3%, мы в результате получаем приносимый всем применяемым в различных отраслях хозяйства капиталом такой совокупный чистый доход, который при капитализации его в 33% годовых (т.е. на базе ставки в 3%) составит примерно 7 млрд. ф.ст. По существу, стоимость капитала, уже инвестированного в улучшение земель или в возведение зданий, в строительство железной дороги или машины, представляет собой совокупную дисконтированную стоимость его оценочных будущих чистых доходов (или квазирент), и если его ожидаемая доходоспособность сократится, его стоимость снизится соответственно и образует капитализированную стоимость этого меньшего дохода после вычета амортизации.

§ 7. В настоящем труде мы повсюду предполагаем— если нет специальной оговорки о противоположном,— что все стоимости выражаются в деньгах с фиксированной покупательной способностью, точно так же как астрономы учат нас определять начало или конец дня не по фактическому движению Солнца, а по среднему Солнцу, движение которого по небосводу предполагается постоянно одинаковым. При этом влияние, оказываемое колебаниями покупательной силы денег на условия заключения сделок о займах, наиболее заметно на рынке краткосрочных ссуд — на рынке, во многих отношениях отличающемся от всех других рынков; обстоятельное рассмотрение этого влияния следует отложить. Но здесь мимоходом его нужно отметить -во всяком случае, как вопрос абстрактной теории. Дело в том, что процентная ставка, по какой заемщик готов принять ссуду, служит мерилом выгоды, которую он ожидает извлечь из применения капитала, лишь при том допущении, что деньги обладают одинаковой покупательной силой, когда их ссужают и когда их возвращают.

Допустим, например, что некто заимствует 100 ф.ст. с условием к концу года вернуть заимодавцу 105 ф.ст. Если тем временем покупательная сила денег повысилась на 10% (или, что то же самое, общий уровень цен сократился в отношении 10 к 11), он не может получить эти подлежащие возврату 105 ф.ст., не увеличив продажу своих товаров на 1/10 по сравнению с той, какая была бы достаточна в начале года. При условии, что производимые им товары не изменили своей стоимости по сравнению со всеми товарами вообще, он должен к концу года продать такое количество товара, которое к началу года стоило бы ему 115 ф.ст. 10 шилл., чтобы погасить свою ссуду в 100 ф.ст. с процентами; следовательно, если стоимость его товаров не возросла на 15,5%, он терпит банкротство. Номинально выплатив 5% за ссуду, он в действительности заплатил бы 15,5%.

С другой стороны, если цены повышаются настолько, что покупательная сила денег сокращается в течение года на 10% и он может за товары, стоившие ему в начале года 90 ф.ст., получить 100 ф.ст., тогда он вместо того, чтобы уплатить 5% за ссуду, сам получит 5,5% в качестве цены за деньги [Ср. Fisher. Appreciation and Interest, 1896 и The Rate of Interest, 1907, особенно гл. V, XIV и их соответствующие приложения.].

Когда мы дойдем до исследования причин чередования периодов инфляции и депрессии в коммерческой деятельности, то обнаружим, что они тесно связаны с теми колебаниями реальной процентной ставки, которые порождаются изменениями покупательной силы денег. Дело в том, что, когда ожидается повышение цен, люди устремляются брать ссуды и покупать товары и тем самым способствуют повышению цен; деловая активность бурно расширяется, предприятия управляются беспечно и расточительно; те, кто работает на заемном капитале, возвращают меньше реальной стоимости, чем получили взаймы, и обогащаются за счет общества. Когда затем кредит подорван и цены начинают падать, каждый стремится избавиться от товаров и завладеть деньгами, стоимость которых быстро возрастает; это приводит к еще более быстрому падению цен, а их дальнейшее падение ведет даже к еще большему сокращению кредита, и, таким образом, в течение длительного времени цены падают потому, что цены упали.