18. Диалектика абстрактного и конкретного логоса

Введение в философию: История

Дуализм ни за что не будет преодолен — до тех пор, пока не примут, во всей его строгости, актуалистическое понятие тождества божественной мысли и мысли человеческой и диалектическое различие абстрактного и конкретного логоса [1]; и, одним словом, философию в целом, о которой хотя и говорят многие, но не все улавливают ее смысл и последствия. И, прежде всего, тождества. Человеческая (или псевдочеловеческая) мысль — то, что было названо поверхностным человеком — не есть нечто актуальное. Когда мысль — актуальная мысль, или мысль в акте, внутри нее нельзя найти ничего иного, кроме как божественную мысль — бесконечную индивидуальность, без которой не существует свободы, истины, и исчезает не та или иная особая, характерная черта мысли, но сама мысль в ее универсальности. Акт мысли оказывается снятым, как раз когда он являет себя чем-то конечным, которое можно было бы считать особенным (и, стало быть, лишь абстрактно истинным, но конкретно ложным), или когда он сам по себе недостаточен и нуждается в дополнении, или коррекции, или исправлении (каковое он, безусловно, не может дать себе без вмешательства последующей мыслящей деятельности). Сама мысль, ставшая объектом для самой себя, была снята в акте, являющемся отрицанием этой мысли, — конкретной мыслью (мышлением) абстрактной мысли (помысленного). Но это саморазличение, благодаря которому мысль противопоставляет себя себе и множится, является не снятием конкретного акта мышления, а, напротив, все более интенсивной реализацией этого самого акта. Так что абстрактно кажется, что существует, и существует всегда, что-то снятое; а конкретно — неснимаемое, бесконечное, вечное.

1 См. мою работу «Система логики как теории познания» (Sistema di logica come teoria del conoscere. 3a e 4a edizione. Firenze: Sansoni. 2 voll. 1942 e 1944).

Абстрактно существует большее и меньшее множество, история во времени, прогресс от меньшего к большему; а конкретно — единство, которое творит все это и дает все это. Абстрактно существуют люди (а среди них — люди-варвары и люди утонченной культуры), но конкретно существует человек вообще, который не добавляется, естественно, к людям. Он — каждый человек; и — ни один из людей. Потому что никто не сможет спутать его с самим собой, но также не сможет и найти его вне себя.

Человек звериного состояния, о котором говорит Вико, полностью одержимый не подчиняющейся закону страстью к прелестной красоте, когда он слышит гремящий в небе гром, и его охватывает страх перед божеством, и он внезапно испытывает стыд и увлекает женщину в пещеру, и повинуется таинственному закону, создавая социальную и человеческую жизнь, — не должен ждать рефлексии зрелых времен, которая осветит ему тайные изгибы души, где все же гнездится Провидение и внушает слова и способ жизни, чтобы жить по-человечески и ощущать божество, священную серьезность этой жизни, в которой он постоянно ткет историю. Он прождал бы тысячелетия. Но эти тысячелетия — канва абстрактной истории. Конкретно, реально (поскольку всякое множество и само время — атрибут абстрактной позиции, в силу которой мысль противостоит самой себе) все это время нельзя приписать самой актуальной мысли — мысли, которая всегда одна и та же бесконечная и вечная мысль, благодаря которой даже человек в зверином состоянии уже есть человек.

И действительно, лишь ища и оживляя эту человечность первобытного человека, философ — т.е. человек, который абстрактно столь далек от него — может понять разумность его деятельности и тем самым сделать доступной пониманию историю. До тех пор пока он отличает его от себя, он его не понимает; а когда он его понимает, дистанция преодолена — и различие больше невозможно.