17. Ошибочность обвинения: замена акта фактом

Введение в философию: Замечания

Так вот: нужно понять, констатировали ли на деле критики мнимый актуалистический натурализм, о котором они столь легкомысленно говорят, используя свой верный прием. И я считаю, что должно было бы стать для всех очевидным следующее: дабы иметь возможность приписать акту ту натуралистическую ценность или смысл, который был указан, акт нужно понимать как факт (т.е. как что-то, что мысль находит перед самой собой — и поэтому отрицает, поднимаясь выше и подчиняя себе свой объект). Но одно дело — факт, а другое — акт: если рассматривать акт как факт, то истинный акт уже не тот, который приписывается объекту мысли — а, скорее, новая мысль, мнимым актом которой оказывается объект.

Поэтому вышеизложенная критика попадала в цель, когда была направлена против позитивизма, историзма и других подобных воззрений на человеческую или духовную реальность (которая, в силу этих воззрений, вся представала перед мыслью как предшествующая ей). И известно, что предшествующее мысли как таковой не может не представать перед мыслью необходимо детерминированным в целом и в отдельно взятых частях (результатом которых оно может показаться, как цепь естественных феноменов и весь комплекс их же самих, по отношению к которым нет места оценочному суждению никакого рода).

Но актуализм не является ни историзмом, ни позитивизмом именно потому, что он не допускает объекта мысли, который бы не был продуктом самой мысли; не допускает ничего, предшествующего мысли, и обращает внимание невнимательных и рассеянных на то, что, когда судят о мысли, отрицая ее, мысль в акте не та, о которой судят, а та, которая судит. Он обращает внимание, что всякая мысль (духовный акт вообще, понятие, чувство, фантазия — как ее ни назови) не познается, и о ней нельзя говорить извне (как делает тот, кто различает «мысль и мысль»; и, более того, мысль избранных и нечестивых, одних справа, а других слева — забывая даже о Господе, по отношению к которому, разумеется, все же говорят о правом и о левом). Он обращает внимание на то, что инстинктивная интуиция, которую дух имеет о духе, не нуждаясь в идеалистических философиях, всегда внушала непреложную необходимость входить внутрь духовных ситуаций, которые хотят понять, т.е. хотят познать такими, каковы они есть — ту самую необходимость, которая заставляет нас открывать глаза, чтобы видеть цвета, и навострять уши, чтобы слышать звуки, ибо нельзя ни видеть звуки, ни слышать цвета. Было ли когда-нибудь возможно понять речь человека, не вникая в его душу, не становясь, насколько это можно, на его точку зрения — и, таким образом, не видя вещи его глазами? И почему то, что, как известно, должно делать время от времени, не чувствуют, однако, должными делать всегда — абсолютно по той же самой причине, которая время от времени нам навязывается (чтобы понять мысль, в любом случае являющуюся все же имманентной деятельностью, которой хотят идти навстречу)? Дело в том, что те самые открытые, очевидные и всем доступные вещи (которые мы видим, даже не глядя на них), стоит их теоретически обосновать и представить в законе, в который они входят, начинают ускользать во все стороны или не казаться больше таковыми — и их больше не видят или не признают. Но когда актуализм говорит, что мысль не то, что появляется извне, а то, что обнаруживается изнутри, он в действительности говорит что-то новое и спорное лишь для этих рассеянных, которым нельзя дать иного совета, нежели совет встряхнуться и стать внимательными. Это — долг каждого порядочного человека!