Александр Блок - Критика и публицистика -Бекетова М.А. О рисунках Александра Блока

О рисунках Александра Блока

Рисунки Блока, сохраненные его покойной матерью, не имеют художественной ценности, но они бесспорно интересны по темам.
Из детских рисунков представляют интерес только корабли, которые Блок особенно любил и в детстве и в позднейшие годы. Он беспрестанно их рисовал, изображая в различных положениях, и даже устраивал из них выставки в своей комнате. Два прилагаемых рисунка, сколько я помню, относятся к годам девяти-десяти. Оба сделаны карандашом на четвертушках писчей бумаги.
П_е_р_в_ы_й рисунок. Нижняя часть разрисована цветным карандашом. Внизу синее море, остов корабля красный, борт желтый, с надписью: "Юнкер". Оснастка корабля - мачты, реи и пр.- нарисована обыкновенным черным карандашом. У бортов крайне примитивно изображены три человека: один - около мачты - в синем костюме и черной шляпе, другой - ближе к рулю - в красном и черной шляпе, третий - на носу - в черном.
В_т_о_р_о_й рисунок. Море без раскраски. Остов корабля раскрашен в таком порядке: борт лиловый, за ним красная, синяя, снова красная и оранжевая полосы; поперечная полоса, выделяющая нос, тоже красная. Оснастка с поднятым парусом нарисована черным карандашом, только местами, на поперечных линиях,- красным. Два флага - наверху мачты и на руле - оба трехцветные с продольными полосами - белой, синей и красной (дореволюционный национальный флаг).
Блок насмотрелся на корабли с раннего детства. Он родился в доме, который выходит на набережную Невы. Блок прожил там три года. Девяти лет он поселился на набережной Малой Невы. По-видимому, на мальчика производили впечатление именно парусные суда, так как финляндские пароходики, то и дело бороздившие в те времена Неву во всех направлениях, а также буксиры и другие суда не попадаются на его детских рисунках.
В его стихах часто фигурируют корабли, нередко в символическом смысле. В этих случаях они всегда представляются как ожидание радости, как надежда на что-то светлое. Таких примеров много (пьеса "Король на площади", поэма "Ночная Фиалка", цикл стихов "Ее прибытие").
Возвращаюсь к рисункам. В январе 1897 г. Блок оставил нам два рисунка. Ему было в то время шестнадцать лет. Один рисунок, т_р_е_т_и_й по счету, представляет собой скромную виньетку в красках: шесть грибов на зеленой траве - красноголовые осиновики на толстых ножках, начиная с самого большого, как бы отца семейства, и кончая самым маленьким - в постепенном порядке. Виньетка нарисована в конце афиши детского спектакля, устроенного 4 января 1897 г. у тетки Блока С. А. Кублицкой-Пиоттух. Афиша написана прекрасным почерком самого Блока. Представлены были две пьесы: одна - французская - очень забавный водевиль Лябиша "La grammaire", другая - русская - "Спор греческих философов об изящном", из Козьмы Пруткова. Все артисты, кроме одного, были родственниками Блока, в возрасте от восьми до двенадцати лет. Сам он играл старого и глупого президента академии, имел очень представительный вид в своих искусственных сединах и недурно справился с ролью. Это было время его увлечений сценой, главным образом Шекспиром.
Другой рисунок, ч_е_т_в_е_р_т_ы_й_ по счету, более интересен. Это шутливая иллюстрация детского журнала "Вестник", номера которого выходили по одному экземпляру в месяц. Блок был техническим редактором и издателем журнала: он переписывал весь материал, снабжал текст иллюстрациями и т. д. Редактором была его мать.
К январскому номеру 1897 г. был приложен текст карикатурных рисунков пером - самого издателя. Сбоку виднелась скромная надпись: "Северная зима в очень дурных эскизах г-на ***". Рисунки сделаны талантливо и очень бойко. Они интересны еще и тем, что в них есть некоторые элементы знаменитой поэмы Блока "Двенадцать".
Вот описание рисунков: на листе толстой бумаги, в размер четвертушки писчей бумаги, расположены восемь рисунков и две особые надписи, другие надписи относятся к большинству рисунков. Все надписи сделаны печатными буквами. Сверху вниз по левой стороне страницы сделана мелким шрифтом надпись, поставленная в прямые скобки: "тяп-ляп - и вышел корап". Внизу сбоку стоит надпись, сделанная крупными буквами: "Северная зима в очень дурных эскизах г-на ***". Рисунки расположены так: наверху слева будка городового; правее и несколько ниже - городовой с ружьем; третий рисунок в том же ряду еще ниже, по диагонали: воющий пес, над которым надпись: "Собака лает и т. д." Наверху справа - месяц на ущербе, сбоку надпись: "Луна". Второй ряд - из трех рисунков тоже по диагонали: 1) Корабль во льдах; справа наверху полукруглая черта, под ней наверху слева - "Fram"; 2) фигура мужчины с поднятым воротником и в цилиндре; видно, что идет с трудом, низ пальто свернут ветром в левую сторону. Сбоку надпись: "Ветер"; 3) очень поджарый волк, очерчен слева полукруглой чертой. Наверху между человеком и волком голова мужчины с подвязанной щекой. Справа надпись: "Зимний флюс". Весь фон рисунков испещрен черточками, очевидно, обозначающими, что идет снег. Таким образом, налицо ветер, буржуй на перекрестке и голодный пес. Можно прибавить еще, что "на ногах не стоит человек".
В марте 1897 г. Блок дал еще один рисунок пером. Точнее говоря, это были четыре маленьких рисунка, составляющих в целом род виньетки, украшающей тот подарок, который Блок сделал ко дню рождения матери - 6 марта 1897 г. Александра Андреевна занималась в те годы переводами французских стихов. На рукописи их Блок нарисовал следующую виньетку: сверху на загнутом с двух сторон листе в виде свитка, за которым торчит положенное снизу перо, написано: "Французские поэты в переводе А. А. Кублицкой-Пиоттух. Бодлер, Виктор Гюго, Верлен, Сюлли Прюдом, Альфред Мюссе, Фр. Коппе". Ниже три рисунка: помещенный стоймя Словарь Макарова с надписью на корешке: "Макаров 1-2. А. К" За ним виден карандаш. Правее толковый словарь Лярусса, в лежачем положении; на корешке надпись: "Larousse А. К. П." За словарем видны в стоячем положении две книги с надписями на корешках: "А. К. П." Правее стеклянная чернильница в виде чуба с круглой крышкой и рядом маленькая пометка автора виньетки "А. Блок". Внизу под рисунком - "6 марта 1897 года". Это уже п_я_т_ы_й рисунок.
Ш_е_с_т_о_й рисунок (воспроизведен, как и другие описываемые здесь рисунки с видами Шахматова, выше, при публикации юношеского дневника Блока) нарисован карандашом на четвертушке писчей бумаги. Он точно воспроизводит шахматовский дом с лицевой стороны, выходящей в сад. На обороте карандашная надпись: "Шахматово. 1 августа 1898 г. Дом Его. Ал. Блок".
С_е_д_ь_м_о_й рисунок представляет собой тот же вид шахматовского дома, он сделан два года спустя, тоже карандашом и на такой же четвертушке. Наверху над рисунком сделана шутливая надпись: "В назидание предкам и потомкам". Слева внизу: "Шахматово. 3-е июня 1900"; направо вбок надпись: "А. Блок". Существенной разницы между рисунками нет, если не считать того, что второй нарисован отчетливее и лучше первого, на втором не нарисована пристройка и нет цветников, которых в то время уже не было. Еще выше поднялись жасминные кусты.
Особый интерес представляет тетрадка с четырьмя рисунками формата получетвертушки писчей бумаги. На заглавном листе обозначена дата: "1899. Шахматово. Июнь". Все рисунки Блока, начиная с 1898 г., сделаны в пору "Стихов о Прекрасной Даме", когда Блок познакомился летом этого года с Любовью Дмитриевной Менделеевой. Первый рисунок тетради (в_о_с_ь_м_о_й по общему счету), помеченный надписью: "4 июня. Боблово с горки", требует объяснения. "Горкой" называла семья Бекетовых тот подъем, который вел из шахматовской усадьбы в сторону ближайшей станции Подсолнечная (б. Николаевская ж. д.). По "горке" шла дорога, пролегавшая между пашнями. С нее открывался широкий вид, и в правой стороне видна была, вырисовываясь на горизонте, высокая гора, замыкавшаяся лесом. Сидя на "горке", Блок, вероятно, часто смотрел в ту сторону, где было Боблово, и наконец решил, что видная на горизонте полоса леса есть бобловская гора. Вопросительный знак над надписью показывает, что он не был вполне уверен в этом, но впоследствии, по-видимому, окончательно убедился в этом.
Д_е_в_я_т_ы_й рисунок: "Баня. 6 июня (от елки)". Небольшая бревенчатая баня с дранковой крышей, из-под которой чуть виднеется верх печной трубы, нарисована очень отчетливо и точно.
Д_е_с_я_т_ы_й рисунок, под которым подпись: "Угол дома и наша пристройка. 7 июня", сделан так же отчетливо и с такой же предельной точностью, как и баня.
О_д_и_н_н_а_д_ц_а_т_ы_й рисунок, без даты, относится, вероятно, к тем же годам и исполнен одновременно с рисунками дома. Он нарисован с дальнего расстояния, почти за версту от Шахматова, с холма, поросшего молодым ельником, среди которого, отступя довольно далеко, стоит на лужайке большая елка. С этой вышки хорошо видны с задней стороны шахматовские сараи и службы, фон которых составляли деревья сада.
Остальные рисунки Блока (воспроизведены выше, при публикации "Александр Блок и Андрей Белый в 1907 году") представляют собой карикатуры.
Д_в_е_н_а_д_ц_а_т_ы_й рисунок. Карикатура на Андрея Белого, без даты, вероятно, 1905 г., когда Андрей Белый бывал особенно часто у Александры Андреевны и у Блока, живших в квартире отчима Александра Александровича. Рисунок сделан карандашом на четвертушке писчей бумаги. На большом овальном столе с четырьмя ножками стоит чашка с ложкой и лежит раскрытая книга. Андрей Белый стоит лицом к зрителю за столом. Лицо улыбающееся, но волосы стоят на голове дыбом. Внизу подпись: "Андрей Белый читает люциферьянские сочинения Риля и Когэна". В этой карикатуре подпись удалась лучше рисунка; нужно понимать, что улыбка поэта и волосы, стоящие на голове дыбом, изображают и удовольствие и ужас, или насмешку и ужас. Андрею Белому было в то время 25 лет. Он прошел уже два разных факультета в Московском университете - и естественный, и филологический - и был до краев начинен философией, которую, при его блестящих способностях, памяти и отвлеченном уме, преодолел вполне, и, как выражался он в своих позднейших книгах, "вгрызался" то в того, то в другого, по большей части немецкого, философа. Блок был далеко не так привержен к философии, как Андрей Белый, и иногда подтрунивал над его крайними увлечениями излишней отвлеченностью.
Т_р_и_н_а_д_ц_а_т_ы_й рисунок гораздо удачнее предыдущего. Это тоже карикатура на Андрея Белого. Рисунок сделан карандашом тоже на четвертушке. Андрей Белый стоит, обращенный в профиль к зрителю. Поза его с вытянутыми руками и согнутыми коленями очень напоминает его на кафедре во время докладов. Что касается лица, в котором есть что-то от кота, то сходство слабое; но в молодые годы, когда Андрей Белый был очень худощав, в нем действительно было что-то кошачье. Что же касается надписи: "Андрей Белый рассказывает маме о гносеологических эквивалентах", - то она положительно удачна. Конечно, в действительности не было такого разговора Александры Андреевны с Андреем Белым, - это была только в высшей степени меткая стилизация Блока. Андрей Белый любил затрагивать такие трудные темы, не считаясь с тем, поймет ли его собеседник то, что он говорит. Александра Андреевна была очень мало осведомлена в философии, хотя интересовалась философскими темами, понимая многое по интуиции. Но Андрей Белый в таких случаях обыкновенно несся вперед, ничего не замечая и увлекаясь темой и собственным красноречием.
Остальные карикатуры Блока не представляют общественного интереса.

<1937>