| 
	  Разделы сайта:
   
      
    
 
       
         | 
Александр Блок - Критика и публицистика - Георгий Чулков. Слепые. Повесть - часть 13
  
   
Когда  Лунин  вошел в комнату Анны, она уже лежала раздетая в постели с 
томиком Бальзака в руках.  
Лунин  уже  три  недели  не  оставался с Анной наедине. Каждый вечер то 
Анна,  то  сам  он  возвращались  домой  поздно,  утомленные,  и,  торопливо 
обменявшись незначительными фразами, уходили каждый в свою комнату.  
И  теперь,  когда  Лунин  вошел  в  спальню  Анны, на ее лице появилось 
беспокойство, как будто бы она боялась, что помешают ее уединению.  
Лунин сел в кресло около постели и сказал нерешительно:  
- Можно поговорить с тобою, Анна?  
- Можно, милый...  
-  Видишь ли, со мной, Анна творится что-то неладное, и вот мне хочется 
рассказать тебе... А зачем, не знаю, право...  
-  Да,  да...  Расскажи  непременно!  - прошептала Анна, выронив из рук 
французский томик, который мягко упал на ковер.  
Анна  с  боязливым  любопытством  смотрела на Лунина, и он смущался, не 
зная, как начать.  
-  Мне  так  трудно,  так  трудно,  -  сказал  Лунин. - Ты, может быть, 
заметила,  Анна,  что  я  мало  работаю  теперь и наши отношения с тобою как 
будто не те, что раньше... Или нет? Или я ошибаюсь?  
Анна с тоской посмотрела на Лунина:  
- Не знаю, не знаю...  
-  Ты  не  знаешь?  Припомни  историю  нашу,  Анна... Я встретил тебя в 
Петербурге,  когда  муж  твой  был на Алдане. Я влюблен был тогда. По правде 
сказать,  у  меня  слепая  тогда  была страсть. Может быть, это единственное 
настоящее, что дано людям узнать на земле...  
-  О  нет!  Нет, - сказала Анна. - Страсть - убийственна, губительна... 
Неужели недостойны мы иного?  
-  Вот  я  об  этом  и  думаю, Анна. Мы были влюблены. .. Что случилось 
потом?  Я  убил твоего мужа... Странно. Я не мучаюсь тем, что убил человека. 
Я  помню  лицо  его. Пустые глаза и как будто приклеенная борода... Совесть, 
Анна,  не  мучит  меня,  но  что-то иное меня тревожит... Но что? Что? Я сам 
этого не знаю...  
Анна   побледнела.   Она   лежала   с   закрытыми   глазами   и   чутко 
прислушивалась.  
-  Я  себя  потерял,  Анна,  мне  жить  страшно.  Понимаешь? Как-то мир 
дробится  вокруг  меня.  Вот  эти краски мне приятны, вот эти нет... Вот эта 
мелодия  созвучна сердцу, вот эта нет... Но почему это? Почему? Прости меня. 
Анна,  я говорю нескладно и несвязно, но для меня во всем этом есть связь. Я 
хочу сказать, что я не умею любить и, значит, жить не умею...  
- Ты не любишь меня?  
-  Люблю,  люблю,  но  не так, как надо. Я не знаю, как надо, но любовь 
моя - недостойная, несовершенная любовь...  
-  Я,  кажется,  понимаю  тебя, Борис. И я люблю недостойно. Что значит 
любить?  Значит,  увидеть  человека лицом к лицу, а мы видим душу того, кого 
любим,  как  в  зеркале,  как в гадании... Я люблю тебя, Борис, но я не знаю 
тебя... Боже мой! Как страшно это! Как страшно...  
-  Я  так  ценю тебя, Анна. Ты прекрасна. Но ты сама по себе, а я один, 
один...  
- О, как мы одиноки!  
-  Да.  Мы любим слепо... И вообще нет ничего прочного в нашей жизни... 
Все  проходит,  все  течет  в  причудливой  смене  звуков, красок, мыслей... 
Сегодня  меня  волнует  запах  моря,  завтра  я  влюблен  в  облако, которое 
загорелось  странным огнем на вечерней заре, но все это как сладостный бред, 
а иногда мучительный бред.  
-  Да,  ты  правду  говоришь. Да, Борис, и я чувствую, что все - туман, 
туман.  И  я  не  знаю,  где  мое  я. Я вот играла сегодня Ребекку {12}, и я 
верила,  что  это  жизнь,  то есть почти верила. Понимаешь? Все смешалось. Я 
иногда  в  комнате  одна  стою перед зеркалом и говорю: "Анна Томилина, Анна 
Томилина". И это так странно звучит, Борис.  
-  Я  не  знаю,  что  делать,  Анна...  Я  вспоминаю иногда Михневича и 
завидую  ему.  Этот человек умеет быть простым и наивным. Все у него выходит 
складно   -  и  огород,  и  супружество  его,  и  социализм  как  требование 
чистоплотности... А мы сумасшедшие с тобою, Анна...  
Анна вздрогнула и приподнялась на постели.  
-  Я,  Борис,  получила  сегодня  письмо  от  отца  и  до  сих  пор  не 
распечатала...  Все  боюсь  чего-то,  все  мне  кажется, что он о чем-нибудь 
неприятном пишет. Но надо прочесть... Конверт на столике. Дай мне его...  
Когда  Анна  прочла  письмо,  у  нее  задрожали  губы  и  она  с ужасом 
посмотрела на Лунина.  
-  Несчастье,  -  прошептала  она,  -  несчастье  какое!  Эксакустодиан 
заболел душевно. Его вчера отвезли в психиатрическую клинику.  
 | 
    
 |