Александр Блок - Театр - Четвертая картина

Огромная уборная Фаины освещена ярко и убрана роскошно и нелепо:
загромождена мебелью, саженными венками и пестрыми букетами. В разных местах
сидят ожидающие Фаину писатели, художники, музыканты и поэты. Зеркала
удваивают их, подчеркивая их сходство друг с другом.

Писатель

Господа! В ожидании прекрасной хозяйки, предлагаю вам устроить устное
словопрение о качествах ее - явных и скрытых!

Все (хихикают, один мерзее другого)

Охотно! Извольте! Вот и прекрасно!

Писатель (становится среди уборной в позу)

Внимание! Я начинаю! - Наподобие древнего певца, прославлявшего,
согласно обычаю, красоту и славу мира сего... Но, господа: древнему певцу
прежде всего надлежало воздать хвалу своему повелителю, пред лицом которого
он имел честь прославлять красоту. В наш просвещенный век, господа, уже не
существует повелителей... (Многозначительно улыбается; общее одобрение;
белобрысый юноша аплодирует, кричит и брыжжет слюнями.) Тем не менее, я вижу
среди нас нашего маститого Ивана Ивановича... Предлагаю вам, господа,
почтить высокоуважаемого Ивана Ивановича безмолвным вставанием, ибо
аплодисменты здесь неуместны.

Все встают и кланяются. Белобрысый юноша перегибается вдвое.

Знаменитый писатель

Я тронут. Право, это некстати, господа! Здесь, - в храме красоты и
прогресса, мы все равны. Вы застигли меня врасплох, я извиняюсь за неудачный
экспромпт. Там, за стенами этой уборной - шумное пиршество культуры. Если
там, где гудит радостная толпа, приветствуя завоевания человеческого духа, -
нет более рангов, как справедливо заметил мой младший коллега, - то тем
более здесь, в уборной самой красоты, мы все равны... Итак, господа... да
здравствует красота!

Все (ревут)

Да здравствует красота! Да здравствует Иван Иванович!

Пьяненький журналист затягивает "со святыми упокой", но его усовещивают. -
Белобрысый юноша быстро пишет в книжке.

Юноша

Завтра - в "Луч Истины"! Послезавтра - все перепечатают!

Писатель

Воздав должное гению нашего маститого Ивана Ивановича, я начинаю
восхвалять красоту... За неимением лиры, беру сей стул! За отсутствием
котурнов, встаю на табурет...

Репортер

Он всегда отличался остроумием...

Другой писатель

Вот и заврался, голубчик! Котурнов-то тогда и не носили!

Писатель

Ну, вот, не все ли равно... Помешал... свинья... испортил настроение...
(Ворча, слезает с табурета.)

Все

Продолжайте! Продолжайте! Только что стало весело.

Знаменитый писатель

Я повторяю, господа: все мы равны. Оставим личные счеты. Здесь не к
чему делать исторические справки, это могло бы составить предмет особого
доклада. Кто желает нарушать наше веселье, пусть удалится отсюда...

Человек в очках

Господа, мы говорили здесь о Фаине. А знает ли хоть кто-нибудь из нас
серьезно, кто такая Фаина?

Писатель

Только уж, ради бога, не серьезно... Вы всех уморите... Он имеет
обыкновение говорить не менее двух часов подряд...

Другой писатель

Не любо - не слушай...

Знаменитый писатель

Позвольте-с. Здесь говорят все, без различия направлений. Пусть и
символисты выскажутся по интересующему нас вопросу.

Человек в очках

Когда я смотрю на Фаину, мне часто приходит в голову: почему это сюда
допускаются только писатели, художники, артисты, - а не допускаются простые
смертные...

Писатель

Вон куда он метит! Это, значит, обличительная речь!

Другой писатель

Оставьте его. Ведь он, в конце концов, сам себя высечет...

Человек в очках

Может быть, мои слова будут не всем приятны. Право, господа, все мы
ужасно односторонни и не видим лица самой жизни. Мы слишком много пишем,
говорим, спорим...

Писатель

Так вы бы и не спорили...

Другой писатель

И не писали...

Третий писатель

Я говорил, что он сам себя высечет!

Человек в очках

Мне хотелось бы все-таки договорить. - Вам не понять Фаину...

Писатель

Где уж нам...

Человек в очках

Она принесла нам часть народной души. За это мы должны поклониться ей в
ноги, а не смеяться. Мы, писатели, живем интеллигентской жизнью, а Россия,
неизменная в самом существе своем, смеется нам в лицо. Эти миллионы окутаны
ночью; еще молчат их дремлющие силы, но они уже презирают и ненавидят нас.
Они придут и, знаю, принесут неведомые нам строительные начала. Останется ли
тогда какой-нибудь след от нас? Не знаю. В моей душе разверзается пропасть,
когда я слушаю песни Фаины. Эти песни, точно костры, - дотла выжигают
пустынную, дряблую, интеллигентскую душу. Слушая ее голос, я чувствую, как
слаб и ничтожен мой голос. Может быть, уже пришли люди с новой душой, и
прячутся где-нибудь среди нас, неприметно. Они ждут только знака. Они
смотрят прямо в лицо Фаине, когда она поет Песню Судьбы. Вы не слушайте слов
этой песни, вы слушайте только голос: он поет о нашей усталости и о новых
людях, которые сменят нас. Это - вольная русская песня, господа. Сама даль,
зовущая, незнакомая нам. Это - синие туманы, красные зори, бескрайные
степи. И что - слова ее песни? Может быть, она поет другие слова, ведь это
мы только слышим...

Писатель

Ишь, какой символ загнул.

Другой писатель

И вовсе это не символ, а плохая аллегория. Наш почтенный коллега не
принадлежит к видным представителям символизма...

Знаменитый писатель

Недурно. Интересно. Хотя немного отвлеченно и туманно. Впрочем, я
обратил бы этот упрек ко всей новой школе. Побольше бы красок, сочности,
жизни...

Человек в очках

Ведь я и говорил о недостатке жизни...

Писатель

Довольно, довольно!

Человек в очках (скромно садится в угол)

Я кончил. Извиняюсь, что долго утруждал внимание.

Другой писатель

Противный ломака. А он таки сделает карьеру.

Художник

Господа, я занимаю место выбывшего из строя оратора. К чему мне лира и
котурны, символы и настроения? Я - только художник. Итак, я буду иметь
удовольствие рассказать вам, как и при каких обстоятельствах мне
привелось...

Лакей (в дверях)

Госпожа Фаина не очень здорова и просит не тревожить ее сегодня.

Общий галдеж

Ну, вот еще! - Не в первый раз! - Я не уйду! - Не прогонит же она!

Знаменитый писатель

Скучно, господа, о, как скучно. Все вы ссоритесь по пустякам... Я
ухожу. (Надевает калоши и шляпу, уходит. Все некоторое время молчат.)

Писатель

А он знает, когда уйти.

Другой писатель

Не прогадает. Не уйти ли и нам? Говорят, великие писатели знают все,
что будет, надолго вперед.

Писатель

Да ну, сиди. То - великие, а мы - невеликие. Прогонит, - так и ладно, а
не прогонит, - так он же и останется в дураках.

Однако все волнуются. Один молчаливый поклонник, который все время вертел в
руках коробку пудры с туалета Фаины, роняет ее. Пудра поднимается облаком.
Все хохочут, стараясь скрыть испуг.

Поэт

Она и так не в духе. Что же нам делать? Разве подобрать, господа?

Писатель

Подбирайте сами.

Поэт разыскивает щетку и начинает мести.

Другой писатель

Он выметает сор из храма...

Художник зарисовывает прилежно метущего поэта в альбом. Музыканты мурлыкают
что-то, обнявшись. Все стараются принять непринужденные позы. Открывается
дверь, и порывисто входит Фаина. Между бровями у нее - гневная складка. Она
останавливается среди комнаты, швырнув в угол бич. Все вскакивают.

Фаина

Что это за люди? Я велела не принимать.

Писатель (подобострастно)

Писатели, художники, поэты осмеливаются тревожить вас...

Фаина (гневно)

Писатели? Художники? Поэты? - Вон!

Писатель

Но, лучезарная...

Фаина (топает ногой)

Вон.

Вся компания, согнув спины, неловко выползает в дверь.

Фаина

Старуха! Туши огни.

Она садится в кресло перед большим зеркалом. Сбоку, из маленькой двери,
выходит старая старуха и тушит огни, оставляя только один - над зеркалом.

Старуха

Хаить будут тебя, дитятко, хаить будут...

Фаина

А, ну их! Пусть хают. Очень надо. - Ох, устала я, старуха... Так
устала... Не глядеть бы глазам моим... Расчесывай волосы. Рассказывай
сказки.

Старуха (расчесывая темные волосы Фаины, рассказывает
привычно дребезжащую сказку)

"Как с далекого синего моря выплывала белая лебедка с девичьим ликом.
Выплывала она из терема по вечерней заре, в кудри черные жемчуга впутаны,
крылья белые, как пожар, горят"...

Фаина

Дальше. Про лебедь я знаю.

Старуха

"Как из дальней пристани выбегали корабли, тридцать три острогрудых
корабля. Как на первом корабле - добрый молодец, и стоит он под ветрилом
шахматным"...

Фаина

Под шахматным ветрилом? Вот это я люблю.

Старуха

"На черных кудрях - шапочка заморская, а на статных плечах - кафтан
расписной. Щеки румяные, а губы - что малина"...

Фаина

Ну, кончай скорее.

Старуха

"Как завидел добрый молодец лебедь белую, загорелся весь. Говорит он
белой лебеди: а и станешь ли, лебедь белая, молодой женой добру молодцу? Как
сказалось, так и сделалось"...

Фаина (разочарованно)

Так и сделалось?

Старуха

"...Так и сделалось. Обернулась лебедь белая - чудной девицей -
раскрасавицей, ни дать ни взять - Фаина прекрасная. А и взял он ее за белы
руки"...

Фаина

Ах...

Старуха

"...И увез он ее за море, и поставил ей терем среди бела вишенья, и
постлал ей перину пуховую"...

Фаина

Молчи, старуха. Не знаешь новых сказок, так молчи.

Фаина опускается в кресле и бледнеет. Лицо у нее теперь простое, почти -
детское: лицо прекрасной женщины, которая устала и не хочет нравиться.
Тихо, никем не замеченный, входит Герман с кровавой полосой на щеке. Он
останавливается в самом темном углу, смотрит на Фаину сзади и слабо
отражается в зеркале. Но зеркало заслонено старухой, и Фаина не видит
Германа.

Фаина

Рассказала бы сама, да словами сказать не умею. А хорошая сказка: как
весна была, ветер плакал, а молодица на берегу ждала... И плывет к ней на
льдине такой светлый... так и горит весь, так и сияет... будто сам Иисус
Христос... Только вот - слов не подобрать... (Задумывается.) Верно, скучают
без меня парни... А мне их не надо. Никого мне не надо. Стояла над рекой, да
ждала... Люблю я свою реку, старуха...

Старуха

Река хорошая, полноводная...

Фаина (смотрит в зеркало)

Давай погадаем, как, бывало, гадала на Святках, - не увижу ли в зеркале
жениха? Только у меня тогда такого зеркала не было... Нет, не вижу...
Отойди, старуха: тебя только и вижу за собой. Какая ты старая, сморщенная...

Старуха (отходит)

Старая, дитятко, старая...

Фаина (всматривается)

Не обмани, зеркало: кого увижу, тот и будет жених. (Вскрикивает.)
Господи!

Старуха

Что ты, дитятко?

Фаина

Вот страшно, родная, вот страшно...

Старуха

Что ты, что ты, господь с тобой...

Фаина

Смотри, старуха: видишь, какой стоит? На щеке - черная полоса. С нами
крестная сила! Не хочу такого!.. Не хочу!.. (Герман делает шаг вперед.)
Смотри, идет, идет... Ах, вот что! (Ее глаза загораются гневом; она
оборачивается.) Кто тебя впустил?

Герман

Сам пришел.

Фаина

Как же ты посмел?

Герман

Хочу смотреть на тебя.

Фаина

Хочешь - ударю еще?

Герман

Бей.

Фаина (встает)

Вот какой ты? Кто же ты такой?

Герман

Человек.

Фаина

Человек? В первый раз слышу. - У тебя лицо в крови.

Герман

У меня - сердце в крови.

Фаина

Так ты - человек? Хорошо, посмотрим. (Она берет его за руку и с минуту
пристально смотрит ему в глаза; он выдерживает взгляд этих огромных,
безумных и втайне печальных глаз.) Влюбился? А если мне с тобой скучно
станет?

Герман

Скучно станет - прогонишь. - Я много понял. Тут все только и
начинается. С тех пор, как ты ударила меня бичом.

Фаина (с улыбкой)

Что начинается-то? Как влюбился... а за что? Я своего лица не люблю:
видишь, какая я усталая, бледная. В меня только издали влюбляются. - А
подойдут, и сейчас прочь отойдут. Да разве в меня можно влюбиться? Я -
случайная.

Герман

Ты - вечная. Как звезда.

Фаина (смеется)

Как звезда. Звезда падучая... Ну, прости, что я тебя ударила... иди...

Герман

Куда я пойду?

Фаина задумалась. Герман отходит к двери.

Фаина

Куда ты?

Герман

Ты велела уйти.

Фаина (встает)

А может быть, я все неправду сказала! Ты думаешь, правда, я не люблю
своего лица? Думаешь, мало мне руки целовали? Миллион раз. Только я - не
хочу. Мне надо просто, ласково. Как молитва. Никто не достоин!

Герман (тихо)

Прощай.

Фаина

Постой. Ты боишься меня? Подойди... вот сюда... сюда... У тебя в глазах
что-то... простое: как ни у кого... (Она поворачивает Германа за плечи и
смотрит ему в глаза смеющимися, суженными глазами. Он закрывает глаза. Тогда
она обвивает его шею руками и с жадным любопытством целует в губы.) Ну,
поцеловала, и что же? Больше ничего! А ты думал, что-нибудь? Эх, ты!