Е. А. Баратынскому - письма А.А.Дельвига

Март-май 1828 г. Харьков

Душа моя, я получил письмо твое {1}, как не знаю что-то радостное,
драгоценное. Теперь только понимаю, какую цену имели для тебя мои письма в
Финляндии. Понимаю и каюсь, что редко писал к тебе. Не наказывай меня тем
же. Заплати за зло добром и будешь мною поставлен выше всех угодников
божиих. Вообрази, я на чужой стороне, занят поверкою счетов и допросами по
целым дням. И когда кончу - не знаю. Пиши ко мне всякую неделю и молись о
свидании {2}. Благодаря бога, читаю изредка журналы ваши и любуюсь издалека
на игру страстишек журнальных. Как это ты, живучи в Москве, не приучил к
повиновению мальчишек Шевыревых и им подобных? Это стыдно. Докажи им, что
статья о литературе 1827 года {3} совершенно школьническая, и какая! Даже
Булгарин прав, говоря об ней. Не напоминаю уже, что, писавши по-русски, надо
знать по-русски; не худо сказать им, что с должным почтением не оценив
отживших и современных писателей, нельзя кидать взора на будущее, или он
будет недальновиден. Скажи Шевыреву, что мы в нем видим талант в переводах с
Шиллера, в свободе писать хорошие стихи, но ничуть не в вымыслах
вдохновенных. Изысканность в подобиях, может быть, будет еще смешнее
плаксивости Карамзинской и разуверений 1/4 века Жуковского. Скажи ему, что
он смешон, укоряя меня в невежестве {4}. Он еще азбуке не учился, когда я
знал, что роман, повесть, Геснерова идиллия, несмотря на форму, суть
произведения поэзии.
Порядка же в "С<еверных> цвет<ах>" не переменю - потому же, почему
никто из славных поэтов не перемешивал вместе своих повестей, стихами и
прозою писанных, почему большая часть немецких издателей альманахов не
смешивает прозы со стихами, - и так далее. Суждение же его о твоей
"Последней смерти" {5} воняет глупою посредственностию. Аминь. Обмываю
виндзорским мылом руки, полощу рот и чистый подхожу к ручке милой Настасьи
Львовны. Желаю вам здоровья, детей, стихов и той же дружбы ко мне.

Длв.