Киево-Печерский патерик

...Пишеть бо ми княгини Ростиславляа Верхослава [*], хотящи тя поставлена быти епискупомь или Новугороду на Онтониево место, или Смоленьску на Лазареве место, или Юрьеву на Олексеево место, и аще ми, рече, и до тысячи сребра расточити тебе ради и Поликарпа. И рех ей: «Дьщии моа Анастасие! Дело не богоугодно хощеши сътворити, но аще бы пребыл в монастыре неисходно, с чистого съвестию, в послушании игумении и всей братии, трезвяся о всех, то не токмо бы в святительскую одежю оболчен, но и вышняго царствиа достоин бы был».

Ты же, брате, епископству ли похотел оси? Добру делу хощеши, но послушай Павла, глаголюща к Тимофею [*], и, почет, разумееши, аще оси что от того исправил, какову епископу подобает бысти. Но аще бы ты был достоин таковаго сана, то не бых тебе пустил от себе, но своима рукама съпрестолника тя себе поставил бых в обе епископии, Владимерю и Суждалю, яко же князь Георгий [*] хотел, но аз ему възбраних, видя твое малодушие. И аще мене преслушаешися, каковеи любо власти въсхощеши или епископъству или игуменьству повинешися, буди ти клятва, а не благословение, и к тому не внидеши в святое и честное место, в нем же еси остриглъся. Яко съсуд непотребен будеши, и извержен будеши вон и плакатися имаши послежде много без успеха. Не то бо есть съвръшение, брате, еже славиму быти от всех, но еже исправити житие свое и чиста себе съблюсти. От того, брате, Печерьскаго монастыря пречистыа богоматере мнози епископи поставлени быша, яко же от самого Христа, бога нашего, апостоли в всю вселенную послани быша, и яко светила светлаа осветиша всю Русскую землю святым крещениемь. Пръвый — Леонтий, епископ Ростовъскый [*], великий святитель, его же бог прослави нетлениемь, и се бысть пръвый престолник, его же невернии много мучивше и бивше, и се третий гражанин бысть Рускаго мира, с онема варягома [*] венчася от Христа, его же ради пострада. Илариона же митрополита и сам чел еси в «Житии святаго Антониа» [*], яко от того пострижен бысть и тако священства сподоблен. По сем же: Николае и Ефрем — Переяславлю, Исаиа — Ростову, Герман — Новуграду, Стефан — Владимерю, Нифонт — Новуграду, Марин — Юрьеву, Мина — Полотьску, Никола — Тьмутороканю, Феоктист — Чернигову, Лаврентей — Турову, Лука — Белуграду, Ефрем — Суждалю. И аще хощеши вся уведати, почти летописца стараго Ростовскаго: есть бо всех болии 30, а иже потом и до нас грешных, мню, близ 50.

Разумей же, брате, колика слава и честь монастыря того, и постыдевся, покайся и изводи си тихое и безмятежное житие, к нему же господь призвал тя есть. Аз бы рад оставил свою епископию и работал игумену в том святемь Печерьскомь монастыре. И се же глаголю ти, брате, не сам себе величаа, но тебе възвещаа. Святительства нашего власть сам веси. Кто не весть мене, грешнаго епископа Симона и сиа съборныа церкви, красоты Владимерьскиа, и другиа Суждальскиа церьки [*], юже сам създах? Колико имеата градов и сел! И десятину събирають по всей земли той. И тем всемь владееть наша худость. И сиа вся бых оставил, но веси, какова велиа вещь духовнаа и ныне обдержить мя, и молюся господеви, да подасть ми благо время на правление. И съвесть тайнаа господь, — истинно глаголю ти: яко всю сию славу и честь въскоре яко кал вменил бых, аще бы ми трескою торчать за враты или сметьем помятену быти в Печерьском манастыре и попираему человеки, или единому быти от убогых пред враты честныа тоа лавры и сътворитися просителю, — то лучши бы ми временныа сиа чти. Един день в дому божиа матере паче 1000 лет, и в нем изволил бых пребывати паче, нежели жити ми в селех грешничих. И въистину глаголю ти, брате Поликарпе, где слыша сих дивнейши бывших в том в святемь монастыре Печерьском чюдес? Что же ли блаженейших сих отцев, иже в конець вселенныа просиаша подобно лучам солнечным? О них же достоверно повидаю ти настоящим писаниемь к сим же, иже тебе реченным. И се тебе, брате, скажю, что ради мое тщание и вера к святому Антонию и Феодосию.…

О СВЯТЕМЬ АФОНАСИИ ЗАТВОРНИЦИ, ИЖЕ УМЕР И ПАКЫ В ДРУГЫЙ ДЕНЬ, ОЖИВЕ И ПРЕБЫСТЬ ЛЪТ 12

Бысть убо и се в том же святым монастыре. Брат един, живый свято и богоугодно житие, имянемь Афонасие, более много, умре. Два же брата отръше тело его мертво, отъидоста, увивыпе его, яко же подобает мертваго. По прилучаю же пришедше неции и видевше того умеръша, отъидоша. Пребысть же мертвый всь день не погребен: бе бо убог зело — не имеа ничто же мира сего, и сего ради небрегом бысть. Богатым бо всяк тщится послужити и в животе и при смерти, да наследить что.

В нощи же явися некто игумену, глаголя: «Человек божий сей два дьни имать непогребен, ты же веселишися». Уведев же игумен о сем, в утрий день с всею братиею приде к умерьшему, и обретоша его седяща и плачюща. Ужасошася, яко видевше того оживьша, и въпрошаху того, глаголюще: «Како оживе?» или: «Что виде?» Сий же не отвещеваше ничто же, точию: «Спаситеся!» Они же моляхуся ему слышати что от него, да и мы, рече, пользуемся. Он же рече к ним: «Аще вы реку, не воруете ми». Братиа же к нему с клятвою реша, яко «сохраним все, еже аще речеши нам». Он же рече им: «Имейте послушание в всем к игумену, и кайтеся на всяк час, и молитеся господу Иисусу Христу, и пречистой его матере, и преподобным отцемь Антонию и Феодосию, да скончаете живот свой зде и с святыми отци погребены быти сподобитеся в печере. Себо боли всех вещей три сиа вещи суть, аще ли кто постигнеть сиа вся исправити по чину, точию не възносися. И к тому не въпрошайте мене, но молю вы ся, простите мя». Шед же в печер, заградив о себе двери, и пребысть, не глаголя никому же ничто же, 12 лет. Егда же хотяше преставитися, призвав всю братию, тоижде им глаголаше, еже и испръва, о послушании и о покоании, глаголя: «Блажен есть, иже зде сподобивыйся положен быти». И сие рек, почи с миром о господе.

И бе некто брат един, боля лядвиами от лет мног. И принесен бысть надо нь. Обоим же тело блаженнаго и исцеле, от того часа и дажде до дьне смерти своеа никако же поболев лядвиами, ниже иным чим. И сему исцелявшему имя Вавила. И той сказа братии сице: «Лежащу ми, рече, и въпиющу от болезни, и абие вниде сии блаженный, глаголя ми: «Прииди, исцелю ти». Аз же хотя того въпрошати, когда и коли семо прииде, он же абие невидим бысть». И оттоле разумеша вси, яко угоди господеви: никогда же бо изыде и виде солнце в 12 лет, и плачася не проста день и нощь, ядяше бо мало хлеба, и воды пооскуду пиаше и то чрес день. И се слышах от того Вавилы, исцеленнаго им.

Аще ли кому неверно мнится се написание, да почтеть житиа святых отець наших Антониа и Феодосиа, начальника рускым мнихом, и тако да веруеть. Аще лини тако пременится, неповинни суть: подобает бо збытися притчи, реченней господем: «Изыде сеати семени своего. Ово паде при пути, и другое паде в тернии» — иже печалми житейсками подавляються. О них же пророк рече: «О дебеле сердце людей сих, ушима тяжко слышаща». Другый же: «Господи, кто верова слуху нашему?»

Ты же, брате и сыну, сим не въследуй. Не тех бо ради пишу сие, но да тебе приобрящу. Съвет же ти даю: благочестиемь утвердися в святем том монастыре Печерьском, не въсхощеши власти — ни игуменъства, ни епископьства. И довлеет ти к спасению, иже коньчати жизнь свою в немь. Веси сам, яко могу сказати всех книг подобнаа, уне ми тебе полезнаа, еже от того божественаго и святаго монастыря Печерьскаго съдеаннаа и слышаннаа от многых мало сказати....

О ДВОЮ БРАТУ, О ТИТЕ ПОПЕ И ЕВАГРИИ ДИАКОНЫ, ИМЕВШИМ МЕЖУ СОБОЮ ВРАЖДУ

Два брата беста по духу, Евагрий диакон, Тит же поп. Имяста же любовь велику и нелицемерну межи собою, яко всемь дивитися единоумию их и безмерней любви. Ненавидяй же добра диавол; иже всегда рыкаеть, яко лев, ища кого поглотити, и сътвори им вражду. И таку ненависть вложи има, яко в лице не хотяху видети друг друга и уклоняхуся друг от друга. Многажды братиа моливше ею, еже смиритися има межи собою, они же ни слышати хотяху. Егда же стояше Евагрий в церкви, идущу Титови с кадилом, отбегаше Евагрий фимиана; егда же ли не бегаше, то премиковаше его Тит, не покадив. И пребыста много время в мраце греховнемь; Тит убо служаше, прощениа не възмя, Евагрий же комкаше гневаася. На се врагу въоружившу их.

Никогда же сему Титу разболевшуся вельми и, уже в нечаании лежащу, и нача плакатися своего лишениа и посла с молениемь ко дивкону глаголя; «Прости мя, брате, бога ради, яко без ума гневахся на тя». Сей же жестокими словесы проклинаше его. Старца же тии, видевше Тита умирающа, влечаху Евагриа нуждею, да проститься с братом. Больный же, видев брата, мало въсклонься, надо ниць пред ногама его, с слезами глаголя: «Прости мя, отче, и благослови!» Он же, немилостивый к лютый, отвръжеся пред всеми вами, глаголя: «Николи же хощу с ним прощениа имети, ни в сии век, ни в будущея». И истръгъся от рук старець тех, и абие падеся. И хотевшим нам въставити его, и обретохом его уже умеръша. И не могохом ему ни рукы протягнути, ни уст свести, яко давно уже умерьша. Больний же скоро въстав, яко николи же болев. Мы же ужасохемся о напрасней смерти его и о скором исцелении сего, и много плакавше, погребохом Евагриа, отвръсте имяй уста и очи, и руце растяжене.

Въпросихом же Тита, что се сътворися. Тит же сказаше нам, глаголя: «Видех, рече, ангелы отступльша от мене и плачюшася о души моей, беси же радующеся о гневе моемь, и тогда начах молити брата, да простить мя. Егда же его приведосте ко мне, и видех ангела немилостива, дръжаща пламенное копие, и егда же не прости мя, удари его, и падеся мертв, мне же подасть руку и въстави мя». Мы же, сиа слышавше, убояхомся бога, рекшаго: «Оставите, и оставятся вам». Рече бо господь: «Всяк, гневаяся на брата своего без ума, повинен есть суду». Ефрем [*] же: «Аще кому случится в вражде умрети, и неизмолим суд обрящють таковии».

Аще ли же сии, святых ради Антониа и феодосиа, отрады те прииметь, — люте человеку тому, сицевою страстию побежену быти!

От неа же и ты, брате, блюдися, да не дай же места гневливому бесу, ему же бо кто повинется, тому и поработится; но скоро пад поклонися враждующему на тя, да не предан будеши ангелу немилостиву, да и тебе съхранить: господь от всякаго гнева. Той бо рече: «Да не заидеть солнце в гневе вашемь». Тому слава с отцемь и с святым духом ныне и присно, въ векы...

О СОЗДАНИИ ЦЕРЬКВИ СВЯТЫЯ БОГОРОДИЦА ПЕЧЕРСКЫЯ

Прииду же и на другая сказания, да уведять вси, яко самого господа промыслом и волею, того пречистыя матере молитвою и хотением создася и свершися боголепная и великая церькы святыя Богородица Печерьская, анхимандрития всея Русьскыя земля, еже есть лавра святаго Феодосья.

Бысть в земли Варяжской князь Африкан, брат Якуна Слепаго, иже отбеже от златыа луды, биася плъком по Ярославе с лютымь Мстиславомь [*]. И сему Африкану бяху два сына: Фрианд и Шимон. По смерти же отцю ею изъгна Якун обою брату от области ею. Приде же: Шимон к благоверному князю нашему Ярославу. Его же приимь, в чести имяше и дасть его сынови своему Всеволоду, да будет старей у него. Приа же велику власть от Всеволода. Вина же бысть такова любви его к святому тому месту.

При благоверномь и великом князи Изяславе в Киеве половцем ратию пришедшим на Рускую землю в лето 6576, и изыдоша сие трие Ярославичи в сретение им — Изяслав, Святослав и Всеволод [*], имый с собою и сего Шимона. Пришедшим же им к великому и святому Антонию молитвы ради и благословениа, старець же отвръз неложънаа своа уста и хотящую имь быти погыбель ясно исповедаше. Сии же варяг пад на ногу старьцу и моляшеся сохранену ему быти от таковыа беды. Блаженный же рече тому: «О чадо! яко мнози падут острием меча, и бежащимь вамь от супостат ваших попрани и язвени будете, и в воде истопитеся. Ты же, спасень бывь, зде имаши положен быти в хотящей создатися церкви».

Бывшим же имь на Алте [*], соступишася плъци обои, и божиимь гневом побежени бысть христиане и бежащим имь, убьени быша и воеводы с множеством вои. Егда же соступишася ту же и Шимон лежаше язвен посреди их. Възрев же горе на небо и виде церковь превелику, яко же прежде виде на мори. И въспомяну глаголы Спасовы и рече: «Господи, избави мя от горкиа сиа смерти молитвами пречистыа твоеа матере и преподобную отцу Антониа и Феодосиа!» И ту абие некая сила изят его из среды мертвых, и абие исцеле от ран и вся своа обрет целы и здравы.

Паки възъвратися к великому Антонию, сказа ему вещ дивну, тако глаголя: «Отець мой Африкан съдела крест и на немь изообрази богомужное подобие Христово написаниемь вапным, нов делом, яко же латина чтут, велик деломь, яко 10 лакот. И сему честь творя, отець мой възложи пояс о чреслах его, имущь веса 50 гривен злата, и венець злат на главу его. Егда же изгна мя Якун, стрый мой, от области моеа, аз же взях пояс с Иисуса и венець с главы его. И слышах глас от образа, обративъся ко мне и рече ми: «Никако же, человече, сего възложи на главу свою, неси же на уготованное место, иде же зиждется церьковь матере моея от преподобнаго Феодосиа. И тому в руце вдаждь, да обесит над жрътовником моим». Аз же от страха падохся, оцепневь лежах аки мертв. И въстав, скоро внидох в корабль. И пловущимь намь, бысть буря велиа, яко всемь вамь отчаятяся живота своего. И начях въпити: «Господи, прости мя, яко сего ради пояса днесь погибаю, понеже изях от честнаго твоего и человеконодобнаго ти образа». И се видех церковь горе и помышляхомь:«Каа си есть церковь?» И бысть свыше глас к намь глаголяй: «Еже хощет създатися от креподобнаго в имя божиа матере. В ней же и ты имаши положен быти. И яко же видехомь величествомь и высотою: размеривь поясомь темь златымь 20 вшире и 30 вдолже, в высоту стены с верьхомь 50». Мы же вьси прославихомь бога и утешихомся радостию великою зело, избывъше гръкыа смерти. Се же и доныне не сведя, где хощет създатися показаннаа ми церкви на мори и на Алте, и уже ми при смерти сущу, дондеже слышах от твоих честных устен, яко зде ми положену быти, в хотящеи създатися церкви».

И иземь, дасть пояс златый, глаголя: «Се мера и основание, сии же венець да обешен будет над святою трапезою». Старець же похвали бога о семь, рекь варягови: «Чадо! Отселе не наречется имя твое Шимон, но Симон будет имя твое». Призвав же Антоний блаженнаго Феодосия, рече; «Симоне сии хощет въздвигнути таковую церьковь», и дасть ему пояс и венець. И оттоле великую любовь имяше к святому Феодосию, подавь ему имения многа на възграждение монастырю.

Некогда же сему Симонови пришедшу к блаженному и по обычней беседе рече ко святому: «Отче, прошу у тебе дара единаго». Феодосий же рече к нему: «О чядо, что просит твое величьство от нашего смиренна?» Симон же рече: «Велика, паче и выше моеа силы требую аз от тебе дара». Феодосий же рече: «Свеси, чадо, убожьство наше, иже иногда многажды и хлебу не обрестися в дневную пищу; иного же не свемь, что имею». Симон же глагола: «Аще хощеши, подаси ми, можеши бо по данней ти благодати от господа, еже именова тя преподобным. Егда бо снимах венець с главы Иисусовы, той ми рече: «Неси на уготованное место и вдаждь в руце преподобному, иже зижет церковь матере моеа». И се убо прошу у тебе: да ми даси слово, яко да благословит мя душа твоа яко же в животе, тако и по смерти твоей и моей». И отвеща святый: «О Симоне, выше силы прошение, но аще узриши мя отходяща отсуду света сего и по моемь отшествии сию церковь устроенну и уставы преданныа свршатся в той, известно ти буди, яко имам дръзновение к богу. Ныне же не свемь, аще приата ми есть молитва». Симон же рече: «От господа сведетельствован еси, сам бо от пречистых уст образа его слышахь о тебе. И сего ради молю ти ся: яко же о своих чръноризцех, тако и о мне грешнемь помолися, и о сыну моемь Георгии, и до последнихь рода моего». Святый яко обещася и рече: «Не о сихь единех молю, но и о любящих место сие святое мене ради». Тогда, Симон, поклонися до земля, и рече: «Не изыду от тебе, отче, аще написанием не известиши ми». Принужен же бывь, любве его ради преподобный, и пишет тако глаголя: «В имя отца и сына и святаго духа...», иже и доныне влагают умершему в руку таковую молитву. И оттоле утвердися таковое написание полагати умерьшимь, прежде бо сего ин не сотвори сицевыа вещи в Руси. Пишет же и сие в молитве: «Помяни мя, господи, егда приидеши в царствии си! И въздати хотя комуждо по делом его, тогда убо, владыко, и раба своего Симона и Георгиа сподоби одесную тебе стати в славе твоей и слышати благый твой глас: «Приидете, благословленнии отца моего, наследуйте уготованное вам царство искони мира». И рече Симон: «Рци же и к симь, отче, и да отпустятся греси родителма моима и ближним моимь». Феодосии же, въздвиг руци свои, и рече: «Да благословить тя господь от Сиона, и узрите благаа Иерусалиму: во вся дни живота вашего и до последнихь рода вашего!» Симон же приимь молитву и благословение от святаго, яко некый бисер многоценный и дарь, иже прежде бывь варягь, ныне же благодатию христовою християнин. Научен бывь святымь отцемь нашимь Феодосием, оставивь латиньскую буесть и истинне веровав в господа нашего Иисуса Христа и со всемь домомь своимь, яко до 3000 душь и со ереи своими, чюдес ради бывающих от святаго Антониа и Феодосиа. И сии убо Симон пръвый положен бысть в той церкви. Оттоле сын его Георгий велику любовь имеаше ко святому тому месту. И бысть послан от Володимера Мономаха в Суждальскую землю сии Георгий, дасть же ему на руце и сына своего Георгия. По летех же мнозех седе Георгий Владимерович в Киеве [*], тысяцькому [*] же своему Георгиеви, яко отцу, предасть землю Суждальскую...

И се сказаша нам блажении ти черноризьци. Быста два мужа некаа от великых града того, друга себе, Иоанн и Сергий. Сиа приидоста во церковь богонареченную и видеста свет паче сълнца на иконе чюдней богородичиней, и в духовное братство приидоста.

И по мнозех же летех Иоанн разболевся, остави сына своего Захарию, 5 лет суща. И призва игумена Никона и раздав все имение свое нищимь, и часть сыновну дасть Сергию, 1000 гривен сребра и 100 гривен злата. Предасть же и сына своего Захарию, юна суща, на съблюдение другу своему, яко брату верну, заповедав тому, яко: «Егда возмужаеть сын мой, дайжде ему злато и сребро».

Бывшу же Захарии 15 лет, въехоте взяти злато и сребро отца своего у Сергиа. Сии же, уязвен быв от диавола и мнев приобрести богатество и хоте живот с душею погубити. Глаголеть юноши: «Отець твой все имение богови издал, у того проси злата и сребра, той ти длъжен есть, аще тя помилуеть. Аз же не повинен семь твоему отцу, ни тебе ни в единомь златнице. Се ти сътворил отець твой, своимь безумиемь! Раздав все свое в милостыню, тебе же нища и убога оставил». Сиа же слыша, юноша начя плакатися своего лишениа. Посылает же юноша с молбою к Сергию, глаголя: «Дай же ми половину, а тебе половина». Сергий же жестокыми словесы укаряше отца его и того самого. Захариа же третиа части проси, таче десятыа. Видев же себе лишена всего, глаголеть Сергию: «Прииди и клени ми ся в церьквии Печерьской пред чюдною иконою богородичиною, иде же и братство взя с отцемь моим». Сей же иде в церковь и ста пред иконою богородичиною, отвеща и кленыйся, яко не взях 1000 гривен сребра, ни 100 гривен злата, и хоте целовати икону, и не възможе приближитися ко иконе. И исходящу ему из дверий, и начя въпити: «О святаа Антоние и Феодосие! не велита мене погубити ангелу сему немилостивому, молита же ся святой богородици, да отженет от мене многиа бесы, им же семь предан! Възмете же злато и сребро запечатленно в клети моей». И бысть страх на всех. И оттоле не дадяху клятися тою иконою никому же. Пославше же, взяша сосуд запечатан, и обретоша в немь 2000 гривен сребра и 200 гривен злата: та бо усугуби господь отдатель милостивымь. Захариа же дасть все игумену Иоанну, да растрошит, яко же хощет. Сам же постригся, скончя живот свой ту. Сим же сребром и златом поставлена бысть церкви святого Иоана Предтечи, уту же на полати въсходять, в имя Иоанну болярину и сынове его Захарии, ею же бысть злато и сребро....

ВТОРОГО ПОСЛАНИА, ЕЖЕ КО АРХИМАНДРИТУ ПЕЧЕРЬСКОМУ АКИНДИНУ О СВЯТЫХ БЛАЖЕННЫХ ЧЕРНОРИЗЕЦЬ ПЕЧЕРЬСКИХ, СПИСАНО ПОЛИКАРПОМ, ЧЕРНОРИЗЦЕМЬ ТОГО ЖЕ ПЕЧЕРЬСКАГО МОНАСТЫРЯ

Господу поспешествующу и слову утверьжающу, к твоему благоумию, пречестный архимандрите всеа Руси, отче и господине мой Акиндине. Подай же ми благоприатнаа твоа слуха, да в ня възглаголю дивных и блаженных мужь житиа, деаниа и знамениа, бывших в святемь семь монастыре Печерьскомь, еже слышахо них от епископа Симона Владимерьскаго и Суздальскаго, брата твоего, черноризца бывшаго того же Печерьскаго монастыря, иже и сказа мне грешному о святемь и велицемь Антонии, бывшаго начальника руским мнихом, и о святемь Феодосии, и иже по них святых и преподобных отець житиа и подвиги, сконьчавшихся в дому пречистыа божиа матере. Да слышить твое благоразумие моего младоумиа и несъвръшена смысла. Въспросил мя еси никогда, веля ми сказати о тех черноризець съдеанная. Соведый мою грубость и неизящное нрава, иже всегда с страхом в всякой повести беседую пред тобою, — то како могу ясно изрещи сътвореннаа ими знамениа и чюдеса преславнаа! И мало нечто сказах ти от тех преславных чюдес, а множайшаа забых от страха, стыдяся твоего благочестиа, неразумно исповедах. Понудихся писаниемь известити тебе, еже о святых и блаженных отець печерьских, да и сущий по нас черноризци уведять благодать божию, бывшу в святемь сем месте и прославить отца небеснаго, показавшаго таковыа светилникы в Рустей земли, в Печерьском святемь монастыре.…

О СВЯТЕМЬ ГРИГОРИИ ЧЮДОТВОРЦИ

Сей блаженный Григорий прииде ко отцю нашему Феодосию в Печерьскый монастырь и от него научен бысть житию чернеческому: нестяжанию, смирению, послушанию и прочим добродетелемь. Молитве же паче прилежаше и сего ради приат на бесы победу, еже и далече сущим им вопити: «О Григорий, изгониши ны молитвою своею!» Имеаше бо блаженный обычай по всяком пении запрещалныа творити молитвы.

Не теръпя же старый враг прогнаниа от него, не могый чим инемь житию его спону сътворити, и научи злыа человекы, да покрадуть его. Не бе бо иного ничто же имеа разве книг. В едину же нощь приидоша татие и стрежаху старца, да егда изыдеть на утренюю, шедше възмуть вся его. Ощутив же Григорий приход их; и всегда бо по вся нощи не спаше, но поаше и моляшеся беспрестани посреди келиа стоа. Помоли же ся и о сих, пришедших красти: «Боже! Дай же сон рабом твоим, яко утрудишася, всуе- врагу угажающе». И спаша 5 дьней и 5 нощей, дондеже блаженный, призвав братию, възбуди их, тлаголя: «Доколе отрежете всуе, и окрасти мя хотяще, уже отъйдета в домы своа». Въставшто же, и не можаху ходити: бяше бо изнемогли от глада. Блаженный же, дав им ясти, и отпусти их. Се уведав градъсквй властелин к и повеле мучити татий. Стужив же сии Григорие, яжо его ради; жредани суть. И шед, дасть книгы властелину, татие же отпусти. Прочиа же книгы продав, и раздасть убогым, рек тако: «Да не како в беду въпадуть хотящии покрасти а». Рече бе господь: «Не съкрывайте себе съкровища на земли, иде же татие подкопывають и крадуть; съкрывайте же себе сокровища на небесех, иде же ни тля тлить, ни татие крадуть. Иде же бо рече, съкровище ваше, ту и сердца ваша». Татие же ти, нокаяшася чюдеси ради бывшаго на них, и к тому не вьзвратишавя на пръваа дела своа, но пришедше в Печерьский монастырь, въдашася на работу братии.

Имеаше же сей блаженный мал оградець, иде же зелие сеаша и древа плодовита. И на се пакы приидоша татие. И егда взяша на своа бремя, хотящей отьити и не възмогоша. И стоаша два дьни неподвижими и угнетаеми бремены. И нача въпити: «Господине Григорие, пусти ны! Уже покаемся грехов своих и к тому не сътворим сицевыи вещи». Слышавше же черноризци, и пришедше яша их, и не могаста съвестиих от места того. И въпросиша их: «Когда семо приидоста?» Татие же реша: «Два дьни и две нощи стоим зде». Мниси же реша: «Мы всегда сде выходяще, не видехом вас зде». Татие же реша: «Аще быхом мы видели вас, то убо молилиса бы вам с слезами, дабы нас пустил. Се уже изнемогше, начахом въпити. Ныне же молите старьца, да пустить нас». Григорий же пришед и глагола им: «Понеже праздни пребываете всь живот свой, крадуще чюжаа труды, а сами не хотяще тружатися, ныне же стойте ту праздни прочаа лета, до кончины живота своего». Они же с слезами моляху старьца к тому не сътворити им таковаа съгрешениа. Старець же умилися о них и рече: «То аще хощете делати и от труда своего инех питати, то уже пущу вы». Татие же с клятвою реша: «Никако же преслушаемся тебе». Григорий же рече: «Благословен бог! Отселе будете работающе на святую братию, и от своего труда на потребу их приносите». И тако отпусти их. Татие ти скончаша живот свой в Печерьском монастыре, оград предръжаще. Их же, мню, исчадиа и доныне суть.

Иногда же пакы придоша трие неции, хотяще искусити сего блаженнаго. И два от них молиста старьца, ложно глаголюще: «Сии друг нашь есть, и осужен есть на смерть. Молим же тя, подщися избавить его, дай же ему чим искупитися от смерти». Григорий же възплакався жалостию, провиде бо о нем, яко приспе конець житию его, и рече: «Люте человеку сему, яко приспе день погыбели его!» Они же реша: «Ты же, отче, аще даси что, то сии не умреть». Се же глаголаху, хотяще у него взяти что, да разделять себе. Григорий же рече: «И аз дам, а сии умреть!» И въпроси их: «Коею смертию осужен есть?» Они же реша: «На древе повышен хощеть быти». Блаженный же рече им: «Добре судисте ему. Заутра бо сии повысится». И пакы сниде в погреб, иде же молитву творяше, да не како ум ему слышить земнаго что, ниже очи его видета что суетных. И оттуду износе оставшаа книги дасть им, рек: «Аще не угодно будеть, възвратите ми». Они же, вземьше книгы, начата смеатися, глаголюще: «Продавше сиа, и разделимь себе». Видевьши же древеса плодовита, и реша к себе: «Приидемь в сию нощь и объемлемь плоды его». Наставши же нощи, приидоша сие трие и запроша мниха в погребе, иде же бе моляся. Един же, его же реша на древе повесити, възлез горе и нача торъгати яблока. И яся за ветвь — оной же отломльшися, а сии два устрашивьшися отбегоша; сии же летя, ятся ризою за другую ветвь и, не имея помощи, удавися ожерелием. Григорий же бо запрен бе, и не обретеся прийти к сущей братии в церковь. Изъшедше же вон из церкви, и вси видевше человека, висяща мертва, и ужасошася. Поискавши же Григориа и обретоша его в погребе затворена. Изъшедше же оттуду, блаженный и повеле сняти мертваго, и к другом его глаголаше: «Како се убо збысться ваша мысль! Бог бо не поругаемь бываеть. Аще бысте мя не затворили, то аз пришед снял бых его с древа, и не бы сей умерл. Но понеже враг вы научил хранити суетная лжею, тем же милость свою оставили есте». Слышавше же ругатели та събытие словес его и пришедше же падоша на ногу его, просяще прощениа. Григорий же осуди их в работу Печерьскому монастырю, да к тому тружающеся, свой хлеб ядять и довольни будуть и инех нанитати от своих трудов. И тако тии скончаша живот свой, и с чады своими работающе в Печерьском монастыре рабом пресвятыа богородица и учеником святаго отца нашего Феодосиа.

Подобно же и се сказати о нем, юже претерпе блаженный страсть смертную. Некаа убо вещь монастырьскаа приключися — от падениа животнаго оскверьнену быти съсуду; и сего ради сии предодобный Григорий сниде ко Днепру по воду. В той же час приспе князь Ростислав Всеволодичь, хотя ити в Печерьский монастырь молитвы ради и благословениа, бе бо идый противу ратным половцемь с братом своим Владимером. Видевъши же отроци его старца сего, начата ругатися ему, метающе словеса срамнаа. Разумев же мних всех при смерти суща, и нача глаголати: «О чада! Егда бе требе умиление имети и многы молитвы искати от всех, тогда же вы паче злое творите, яже богови неугодна суть. Но плачитеся своеа погыбели и кайтеся своих съгрешений, да ноне отраду приимите в Страшный день. Уже бе вы и постиже суд, яко вси вы в воде умрете и с князем вашим». Князь же, страха божиа не имеа, ни на сердци себе положи сего преподобнаго словес, мнев его пустошь глаголюща., яже пророчествовавше о немь, и рече: «Мне ли поведаеши смерть от воды, умеющему бродити посреди еа!» И тогда разгневався князь, повеле связати ему руце и нозе и камень на выю его обесити, и въврещи в воду. И тако потоплен бысть. Искавше же его братиа два дьни и не обретоша. В третий же день приидоша в келию его, хотяще взяти оставшаа его, и се мертвый обретеся в келии связан, и камень на выи его, ризы же его еще бяху мокры, лице же беаше светло, сам же аки жив. И не обретеся кто принесый его, но и келии заключений сущи. Но слава о сем господу богу, творящему дивна чюдеса своих ради угодник. Братиа же изнесше тело его и положиша в печере честне, иже за многа лета пребысть цело и нетленно.

Ростислав же непщевав вины о гресе и не иде в монастырь от ярости. Не въсхоте благословенна, и удалися от него; възлюби клятву,и прииде ему. Владимерь же прииде в монастырь молитвы ради. И бывшим им у Треполя и полкома снемъшимася, и побегоша князи наши от лица противных. Владимерь же прееха реку молитв ради святых и благословениа, Ростислав же утопе [*] с всими своими вои, по словеси святаго Григориа.

«Им же бе, — рече, — судом судите, судиться вам, в ню же меру мерите, възмериться вам».…

О ПРОХОРЕ ЧЕРНОРИЗЦИ. ИЖЕ МОЛИТВОЮ В БЫЛИИ. ГЛАГОЛЕМЫЙ ПОБЕДА, ТВОРЯШЕ ХЛЪБЫ И В ПОПЕЛУ СОЛЬ

Яко же изволися человеколюбцу богу о своей твари: невсяка времена и лета промышляв роду человеческому и полезнаа даруа, ожидаа нашего покааниа. Наводить на ны овогда глад, овогда же рати за неустроение сущаго властелина. Сим бо приводить владыка нашь человеческое нерадение на добродетель, на память дел неподобных, ибо делающе злаа и неподобная дела предани будуть злым и немилостивым властелином грех ради наших. Но ни тии убежать суда: суд бо без милости не сътворшему милости.

Бысть убо в дни княжениа Святополча в Киеве [*]. Много насилиа людемь сътвори Святополк, домы бо силных до основаниа без вины искоренив и имениа многих отъем. И сего ради попусти господь поганым силу имети над нимь, и быша брани многы от половець, к сим же и усобица бысть в та времена и глад крепок и скудета велиа при всем в Руской земли.

Бысть же в дни тыи прииде некий человекь от Смоленъска к игумену Иоанну, хотя быти мних, его же и постриг, Прохора того имянова. Сий же убо Прохор черноризець вдастъ себе в послушание и въздержание безмерное, яко хлеба себе лишив. Събираеть убо победу и своима рукама стирав хлеб себе творяше и сим питашеся. И се приготовляше до года, и в преидущее лето то же приготовляше, яко доволну ему быти без хлеба всь живот свой. И виде господь тръпение его и великое въздержание, преложи ему горесть ону на сладость, и по печали бысть ему радость, по реченному: «Вечерь въдвориться плачь, и заутра радость». И сего ради прозван бысть Лобедник, ибо николи же хлеба вкуси, разве просфуры, ни овоща никакова же, ни питиа, но точию лобеду, яко же и выше речеся. И сии не поскорбе николи же, но всегда работаше господеви радуася; и не устрашися николи же находящиа рати, зане бысть житие его, яко единому от птиць: не стяжа бо сел, ни житница, иде же събереть благаа своа. Сии не рече, яко же богатый: «Душе! Имаши многа благаа, лежаще на многа лета, яжь и пий, веселися». Иного бо не имяше, разве точию победу, но се приготовляше токмо на приидущее лето, глаголаще же к себе: «Человече! В сию нощь душу твою истяжуть от тебе аггели, а яже приготованнаа победа кому будеть?» Сии делом исполъни слово господне реченное, еже рече: «Възрите на птица небесны, яко не сеють, ни жнуть, ни в житница събирають, но отець вашь небесный питаеть их». Сим ревнуай сий преподобный Прохор легко преходя путь, иде же бо бываше лобеда, то оттуду на свою раму, яко на крилу, в монастырь приношаше, на свою кормлю готовляше. На неоранней земли ненасеаннаа пища бываше ему.

Гладу же велику приспевшу и смерти належащии глада ради бываютца да вся люди. Блаженный же дело свое съдръжаше, събираа лобеду. И сего видевь некий человек събирающа лобеду, начат и той събирати победу себе же ради и домашних своих, да темь препитаются в гладное время. Сему же тогда блаженному паче умножашеся лобеда на пищу, и болий труд творяше себе в тыи дни: собираа таковое зелие, яко же и прежде рех, и своима рукама стираа, творяше хлебы и раздаваще неимущим и от глада изнемогающим. Мнози же бяху тогда к нему приходяще в гладное время, он же всем раздаваше. И всемь сладко являшеся, яко с медом суще. А не тако хотети кому хлеба, яко же от руку сего блаженнаго сътворенное от дивиаго зелиа приати. Кому бо дааще с благословениемь, то светел и чист являашеся и сладок бываше хлеб; аще ли кто взимаше отай, обреташеся хлеб яко пелынь.

Некто бо от братья втайне украд хлеб, и не можаше ясти, зане обретяшеся в руку его, яко пелынь, и горек паче меры являшеся. И се сътворися многажды. Стыдяше же ся, от срама не могый поведати блаженному своего съгрешениа. Гладен же быв, не могый тръпети нужда естественыа, видя смерть пред очима своима, и приходить к Иоанну игумену, исповеда ему събывшееся, прощениа прося о двоемь съгрешении. Игумен же, не воровав реченныи, повеле иному брату се сътворити, — втайне хлеб ваяти, да разумеють истинно, аще тако есть. И принесену бывшу хлебу, и обретеся тако же, яко же и крадый брат повода, и не можаше никто же вкусити его от горести. Сему же сущю еще и в руках его, посла игумен испросити хлеб. «Да от руку его, — рече, — възмете, отходяще же от него, и другый хлеб украдите». Сима же принесенома бывши, украденый же хлеб пред ним пременися: и бысть яко пръсть горек, акы пръвый; а взятый хлеб от руку его — акы мед, и светел явися. И сему чюдеси бывшу прослу таковый мужь всюду. И многы прекормив алчныа и многым на пользу быв.

Егда же Святоплък с Давидом Игоревичем рать зачаста про Василкову слепоту, его же ослепи Святоплък, послушав Давида Игоревича, с Володарем и с самем Васильком [*]. И не пустиша гостей из Галича, ни лодей з Перемышля, и не бысть соли в всей Руской земли. Сицеваа неуправлениа быша, к сему же и граблениа безаконнаа, яко же пророк рече; «Сънедающи люди моа в хлеба место, господа не призваша». И бе видети тогда люди сущаа в велицей печали и изнемогших от глада и от рати, и не имяху бо ни пшеница, ниже соли, чим бы скудость препроводити.

Блаженный же тогда Прохор имеа келию свою. И събра множество попела от всех келий не ведущу сего никому же. И се раздаваше приходящим, и всемь бываше чиста соль молитвами его. И елико раздаваше, толико паче множащеся. И ничто же взимав, но туне всемь подаваше, елико кто хощеть, и не токмо монастырю доволно бысть, но и мирьскаа чада к нему приходяще, обильно възимаху на потребу домом своим. И бе видети торжище упражняемо, монастырь же полон приходящих на приатие соли. И от того въздвижеся зависть от продающих соль, и сътворися им неполучение желанна. Мневше себе в тыа дни богатество много приобрести в соли, бысть же им о томь печаль велиа: юже бо прежде драго продаваху, по две головажне на куну, ныне же по 10 и никто же възимаше. И въставше вей продающий соль, приидошако Святополку и навадиша на мниха, глаголюще, яко: «Прохор чернець, иже есть в Печерьском монастыре, отъят от нас богатество много: даеть соль всем к нему приходящим невъзбранно, мы же обнищахом». Князь же, хотя им угодити, двое же помыслив в себе: да сущую молву в них упразднить, себе же богатество приобрящеть. Сию мысль имеа в уме своемь, съвещав с своими съветники, — цену многу соли, да емь у мниха, продавца ей будеть. Тогда крамольником тем обещеваеться, глаголя: «Вас ради пограблю черньца», — крыа в себе мысль приобретениа богатества. Сим же хотя мало угодити им, паче же многу спону им творя, — зависть бо не весть предпочитати, еже полезно есть творити. Посылаеть же князь да возмуть соль всю у мниха. Привезене же бывши соли, и прииде князь хотя видети ю, и с теми крамолникы, иже навадиша на блаженнаго, и видевше вси, яко попел видети очима. Много же дивишася: что се будеть? и недоумеахуся. Известно же хотяху уведети, что се будеть таковое дело, обаче же повеле ю съхранити до 3 дьний, да разумеють истинно. Никоему же повеле вкусити, и обретеся попел в устех его.

Приходящимь же по обычаю множество народа хотяще же взимати соль у блаженнаго. И уведевше пограбление старче, възвращающеся тщама рукама, проклинающе сътворшаго сие. Блаженный же тем рече: «Егда иссыпана будеть, и тогда шедше разграбите ю». Князь же, дръжав ю до трех дьнех, повеле нощию изъсыпати ю. Изсыпану же бывшу попелу, и ту абие преложися в соль. И се уведавше граждане, пришедше разграбиша соль. И сему дивному чюдеси бывшу, ужасеся сътворивый насилие: не могый же съкрыти вещи, зане пред всем градом сътворися. И нача испытовати, что есть дело сие. Тогда сказаша князю ину вещь, еже сътвори блаженный, — кормя лобедою множество народа и в устех их хлеб сладок бываше; некоторый же взята един хлеб без его благословениа, и обретеся, яко прьсть и горек, акы делынь в устех их. Си слышав князь, стыдевся о створеннем и шед в монастырь к игумену Иоанну, покаася к нему. Бе бо прежде вражду имеа на нь, зане обличаше его несытьства ради богатьства и насилиа ради. Его же ем, Святоплък в Туров заточив, аще бы Владимерь Мономах на сего не востал, его же убояся Святоплък въстаниа на ся, скоро възоврати с честию игумена в Печерьский монастырь. Сего же ради чюдеси велику любовь нача имети к святой Богородици и к святым отцемь Антонию и Феодосию. Черноризца же Прохора оттоле вельми чтяше и блажаше, ведый его в истину раба божиа суща. Дасть же слово богови к тому не сътворити насилиа никому же. Еще же и се слово утверди к дему князь, глаголя: «Аще убо аз, по изволению божию, прежде тебе отъиду света сего, и ты своима рукама в гроб положи мя, да сим явится на мне безлобие твое. Аще ли ты прежде мене преставишися и пойдеши к неумытному Судии, то аз на раму своею в печеру внесу тя, да того ради господь прощение подасть ми о многосътвореннемь к тебе гресе». И сие рек, отъиде от него. Блаженный же Прохор многа лета пожив в добре исповедании, богоугодным, чистым и непорочным житиемь.

По сем же разболевъся святый, князю тогда на войне сущу. Тогда святый наречение посылаеть к нему, глаголя яко: «Приближися час исхода моего от тела. Да аще хощеши, прииди, да прощение възмеве. И скончаеши обещание свое — да приимеши отдание от бога и своима рукама вложиши мя в гроб. Се бо ожидаю твоего прихода, да аще умедлиши и аз отхожу, да не тако исправит ти ся брань, яко пришедшу ти ко мне». И сиа слышав, Святоплък в той час воа распустив и прииде к блаженному. Преподобный же много поучив князя о милостыне, и о будущемь суде, и о вечней жизни, и о будущей муце; дав ему благословение и прощение, и целовав вся сущаа с княземь и, въздев руце горе, предасть дух. Князь же, взем святаго старца, несе и в печеру, и своима рукама в гроб вложи. И по погребении блаженнаго поиде на войну и многу победу сътвори на противныа агаряны, и взя всю землю их и приведе в свою землю их. И се бо бысть богом дарованнаа победа в Руской земли по проречению преподобнаго. И оттоле убо Святополк, егда исхождаше или на рать, или на ловы, и прихождаше в монастырь с благодарениемь поклоняяся святой богородици и гробу Феодосиеву, и вхождаше в печеру к святому Антонию и блаженному Прохору, и всемь преподобным отцем покланяася, и исхожаше в путь свой. И тако добре строашеся богом набдимое княжение его. Сам бо сведетель быв ясно, исповедаа чюдеса бо и знамениа, яже быша преславнаа Прохора же и инех преподобных. С ними же буди всем нам получити милость о Христе Иисусе господе нашем. Ему же слава с отцемь и с сыном ныне, присно.