Я видел сон, который не совсем был сон. Блестящее солнце
потухло, и звезды темные блуждали по беспредельному
пространству, без пути, без лучей; и оледенелая земля плавала
слепая и черная в безлунном воздухе. Утро пришло и ушло — и
опять пришло и не принесло дня; люди забыли о своих страстях в
страхе и отчаянии; и все сердца охладели в одной молитве о
свете; люди жили при огнях, и престолы, дворцы венценосных
царей, хижины, жилища всех населенцев мира истлели вместо
маяков; города развалились в пепел, и люди толпились вкруг домов
горящих, чтоб еще раз посмотреть друг на друга; счастливы были
жившие противу волканов, сих горных факелов; одна боязненная
надежда поддерживала мир; леса были зажжены — но час за часом
они падали и гибли, и треща гасли пни — и всё было мрачно.
Чела людей при отчаянном свете имели вид чего-то неземного,
когда случайно иногда искры на них упадали. Иные ложились на
землю, и закрывали глаза и плакали; иные положили бороду на
сложенные руки и улыбались; а другие толпились туда и сюда, и
поддерживали в погребальных кострах пламя, и с безумным
беспокойством устремляли очи на печальное небо, подобно савану
одевшее мертвый мир; и потом с проклятьями снова обращали их на
пыльную землю, и скрежетали зубами и выли; и птицы кидали
пронзительные крики и метались по поверхности земли, и били
тщетными крылами; лютейшие звери сделались смирны и боязливы; и
змеи ползая увивались между толпы, шипели, но не уязвляли — их
убивали на съеденье люди; и война, уснувшая на миг, с новой
силой возобновилась; пища покупалась кровью, и каждый печально и
одиноко сидел, насыщаясь в темноте; не оставалось любви; вся
земля имела одну мысль — это смерть близкая и бесславная;
судороги голода завладели утробами, люди умирали, и мясо и кости
их непогребенные валялись; тощие были съедены тощими, псы
нападали даже на своих хозяев, все кроме одного, и он был верен
его трупу, и отгонял с лаем птиц и зверей и людей голодных, пока
голод не изнурял или новый труп не привлекал их алчность; он сам
не искал пищи, но с жалобным и протяжным воем и с пронзительным
лаем лизал руку, не отвечавшую его ласке — и умер. Толпа
постепенно редела; лишь двое из обширного города остались вживе
— и это были враги; они встретились у пепла алтаря, где грудой
лежали оскверненные церковные утвари; они разгребали и дрожа
подымали хладными сухими руками теплый пепел, и слабое дыханье
немного продолжалось и произвело как бы насмешливый чуть видный
огонек; тогда они подняли глаза при бóльшем свете и увидали друг
друга — увидали, и издали вопль и умерли, от собственного их
безобразия они умерли, не зная, на чьем лице голод начертал:
враг. Мир был пуст, многолюдный и могущий сделался громадой
безвременной, бестравной, безлесной, безлюдной, безжизненной,
громадой мертвой, хаосом, глыбой праха; реки, озера, океан были
недвижны, и ничего не ворочалось в их молчаливой глубине;
корабли без пловцов лежали гния в море, и их мачты падали
кусками; падая засыпали на гладкой поверхности; скончались
волны; легли в гроб приливы, луна царица их умерла прежде;
истлели ветры в стоячем воздухе, и облака погибли; мрак не имел
более нужды в их помощи — он был повсеместен. |