Гробовщик - ПОВЕСТИ ПОКОЙНОГО ИВАНА ПЕТРОВИЧА БЕЛКИНА - А.С.Пушкин

Не зрим ли каждый день гробов,
Седин дряхлеющей вселенной?

Державин.

Последние пожитки гробовщика Адрияна Прохорова были взвалены на
похоронные дроги, и тощая пара в четвертый раз потащилась с Басманной на
Никитскую, куда гробовщик переселялся всем своим домом. Заперев лавку,
прибил он к воротам объявление о том, что дом продается и отдается внаймы, и
пешком отправился на новоселье. Приближаясь к желтому домику, так давно
соблазнявшему его воображение и наконец купленному им за порядочную сумму,
старый гробовщик чувствовал с удивлением, что сердце его не радовалось.
Переступив за незнакомый порог и нашед в новом своем жилище суматоху, он
вздохнул о ветхой лачужке, где в течение осьмнадцати лет все было заведено
самым строгим порядком; стал бранить обеих своих дочерей и работницу за их
медленность и сам принялся им помогать. Вскоре порядок установился; кивот с
образами, шкап с посудою, стол, диван и кровать заняли им определенные углы
в задней комнате; в кухне и гостиной поместились изделия хозяина: гробы всех
цветов и всякого размера, также шкапы с траурными шляпами, мантиями и
факелами. Над воротами возвысилась вывеска, изображающая дородного Амура с
опрокинутым факелом в руке, с подписью: "Здесь продаются и обиваются гробы
простые и крашеные, также отдаются напрокат и починяются старые". Девушки
ушли в свою светлицу. Адриян обошел свое жилище, сел у окошка и приказал
готовить самовар.
Просвещенный читатель ведает, что Шекспир и Вальтер Скотт оба
представили своих гробокопателей людьми веселыми и шутливыми, дабы сей
противоположностию сильнее поразить наше воображение. Из уважения к истине
мы не можем следовать их примеру и принуждены признаться, что нрав нашего
гробовщика совершенно соответствовал мрачному его ремеслу. Адриян Прохоров
обыкновенно был угрюм и задумчив. Он разрешал молчание разве только для
того, чтобы журить своих дочерей, когда заставал их без дела глазеющих в
окно на прохожих, или чтоб запрашивать за свои произведения преувеличенную
цену у тех, которые имели несчастие (а иногда и удовольствие) в них
нуждаться. Итак, Адриян, сидя под окном и выпивая седьмую чашку чаю, по
своему обыкновению был погружен в печальные размышления. Он думал о
проливном дожде, который, за неделю тому назад, встретил у самой заставы
похороны отставного бригадира. Многие мантии от того сузились, многие шляпы
покоробились. Он предвидел неминуемые расходы, ибо давний запас гробовых
нарядов приходил у него в жалкое состояние. Он надеялся выместить убыток на
старой купчихе Трюхиной, которая уже около года находилась при смерти. Но
Трюхина умирала на Разгуляе, и Прохоров боялся, чтоб ее наследники, несмотря
на свое обещание, не поленились послать за ним в такую даль и не
сторговались бы с ближайшим подрядчиком.
Сии размышления были прерваны нечаянно тремя франмасонскими ударами в
дверь. "Кто там?" - спросил гробовщик. Дверь отворилась, и человек, в
котором с первого взгляду можно было узнать немца-ремесленника, вошел в
комнату и с веселым видом приближился к гробовщику. "Извините, любезный
сосед, - сказал он тем русским наречием, которое мы без смеха доныне слышать
не можем, - извините, что я вам помешал... я желал поскорее с вами
познакомиться. Я сапожник, имя мое Готлиб Шульц, и живу от вас через улицу,
в этом домике, что против ваших окошек. Завтра праздную мою серебряную
свадьбу, и я прошу вас и ваших дочек отобедать у меня по-приятельски".
Приглашение было благосклонно принято. Гробовщик просил сапожника садиться и
выкушать чашку чаю, и благодаря открытому нраву Готлиба Шульца вскоре они
разговорились дружелюбно. "Каково торгует ваша милость?" - спросил Адриян.
"Э-хе-хе, - отвечал Шульц, - и так и сяк. Пожаловаться не могу. Хоть,
конечно, мой товар не то, что ваш: живой без сапог обойдется, а мертвый без
гроба не живет". - "Сущая правда, - заметил Адриян; - однако ж, если живому
не на что купить сапог, то, не прогневайся, ходит он и босой; а нищий
мертвец и даром берет себе гроб". Таким образом беседа продолжалась у них
еще несколько времени; наконец сапожник встал и простился с гробовщиком,
возобновляя свое приглашение.
На другой день, ровно в двенадцать часов, гробовщик и его дочери вышли
из калитки новокупленного дома и отправились к соседу. Не стану описывать ни
русского кафтана Адрияна Прохорова, ни европейского наряда Акулины и Дарьи,
отступая в сем случае от обычая, принятого нынешними романистами. Полагаю,
однако ж, не излишним заметить, что обе девицы надели желтые шляпки и
красные башмаки, что бывало у них только в торжественные случаи.
Тесная квартирка сапожника была наполнена гостями, большею частию
немцами-ремесленниками, с их женами и подмастерьями. Из русских чиновников
был один будочник, чухонец Юрко, умевший приобрести, несмотря на свое
смиренное звание, особенную благосклонность хозяина. Лет двадцать пять
служил он в сем звании верой и правдою, как почталион Погорельского. Пожар
двенадцатого года, уничтожив первопрестольную столицу, истребил и его желтую
будку. Но тотчас, по изгнании врага, на ее месте явилась новая, серенькая с
белыми колонками дорического ордена, и Юрко стал опять расхаживать около нее
с секирой и в броне сермяжной. Он был знаком большей части немцев, живущих
около Никитских ворот: иным из них случалось даже ночевать у Юрки с
воскресенья на понедельник. Адриян тотчас познакомился с ним, как с
человеком, в котором рано пли поздно может случиться иметь нужду, и как
гости пошли за стол, то они сели вместе. Господин и госпожа Шульц и дочка
их, семнадцатилетняя Лотхен, обедая с гостями, все вместе угощали и помогали
кухарке служить. Пиво лилось. Юрко ел за четверых; Адриян ему не уступал;
дочери его чинились; разговор на немецком языке час от часу делался шумнее.
Вдруг хозяин потребовал внимания и, откупоривая засмоленную бутылку, громко
произнес по-русски: "За здоровье моей доброй Луизы!" Полушампанское
запенилось. Хозяин нежно поцеловал свежее лицо сорокалетней своей подруги, и
гости шумно выпили здоровье доброй Луизы. "За здоровье любезных гостей
моих!" - провозгласил хозяин, откупоривая вторую бутылку - и гости
благодарили его, осушая вновь свои рюмки. Тут начали здоровья следовать одно
за другим: пили здоровье каждого гостя особливо, пили здоровье Москвы и
целой дюжины германских городков, пили здоровье всех цехов вообще и каждого
в особенности, пили здоровье мастеров и подмастерьев. Адриян пил с усердием
и до того развеселился, что сам предложил какой-то шутливый тост.
Вдруг один из гостей, толстый булочник, поднял рюмку и воскликнул: "За
здоровье тех, на которых мы работаем, unserer Kundleute!"1) Предложение, как
и все, было принято радостно и единодушно. Гости начали друг другу
кланяться, портной сапожнику, сапожник портному, булочник им обоим, все
булочнику и так далее. Юрко, посреди сих взаимных поклонов, закричал,
обратясь к своему соседу: "Что же? пей, батюшка, за здоровье своих
мертвецов". Все захохотали, но гробовщик почел себя обиженным и нахмурился.
Никто того не заметил, гости продолжали пить, и уже благовестили к вечерне,
когда встали из-за стола.
Гости разошлись поздно, и по большей части навеселе. Толстый булочник и
переплетчик, коего лицо Казалось в красненьком сафьянном переплете,
под руки отвели Юрку в его будку, наблюдая в сем случае русскую
пословицу: долг платежом красен. Гробовщик пришел домой пьян и сердит. "Что
ж это, в самом деле, - рассуждал он вслух, - чем ремесло мое нечестнее
прочих? разве гробовщик брат палачу? чему смеются басурмане? разве гробовщик
гаер святочный? Хотелось было мне позвать их на новоселье, задать им пир
горой: ин не бывать же тому! А созову я тех, на которых работаю: мертвецов
православных". - "Что ты, батюшка? - сказала работница, которая в это время
разувала его, - что ты это городишь? Перекрестись! Созывать мертвых на
новоселие! Экая страсть!" - "Ей-богу, созову, - продолжал Адриян, - и на
завтрашний же день. Милости просим, мои благодетели, завтра вечером у меня
попировать; угощу, чем бог послал". С этим словом гробовщик отправился на
кровать и вскоре захрапел.
На дворе еще было темно, как Адрияна разбудили. Купчиха Трюхина
скончалась в эту самую ночь, и нарочный от ее приказчика прискакал к Адрияну
верхом с этим известием. Гробовщик дал ему за то гривенник на водку, оделся
наскоро, взял извозчика и поехал на Разгуляй. У ворот покойницы уже стояла
поли ция и расхаживали купцы, как вороны, почуя мертвое тело. Покойница
лежала на столе, желтая как воск, но еще не обезображенная тлением. Около ее
теснились родственники, соседи и домашние. Все окны были открыты; свечи
горели; священники читали молитвы. Адриян подошел к племяннику Трюхиной,
молодому ку пчику в модном сертуке, объявляя ему, что гроб, свечи, покров и
другие похоронные принадлежности тотчас будут ему доставлены во всей
исправности. Наследник благодарил его рассеянно, сказав, что о цене он не
торгуется, а во всем полагается на его совесть. Гробовщик, по обыкновению
своему, побожился, что лишнего не возьмет; значительным взглядом обменялся с
приказчиком и поехал хлопотать. Целый день разъезжал с Разгуляя к Никитским
воротам и обратно; к вечеру все сладил и пошел домой пешком, отпустив своего
извозчика. Ночь была лунная. Гробовщик благополучно дошел до Никитских
ворот. У Вознесения окликал его знакомец наш Юрко и, узнав гробовщика,
пожелал ему доброй ночи. Было поздно. Гробовщик подходил уже к своему дому,
как вдруг показалось ему, что кто-то подошел к его воротам, отворил калитку
и в нее скрылся. "Что бы это значило? - подумал Адриян. - Кому опять до меня
нужда? Уж не вор ли ко мне забрался? Не ходят ли любовники к моим дурам?
Чего доброго!" И гробовщик думал уже кликнуть на помощь приятеля своего
Юрку. В эту минуту кто-то еще приближился к калитке и собирался войти, но,
увидя бегущего хозяина, остановился и снял треугольную шляпу. Адрияну лицо
его показалось знакомо, но второпях не успел он порядочно его разглядеть.
"Вы пожаловали ко мне, - сказал, запыхавшись, Адриян, - войдите же, сделайте
милость". - "Не церемонься, батюшка, - отвечал тот глухо, - ступай себе
вперед; указывай гостям дорогу!" Адрияну и некогда было церемониться.
Калитка была отперта, он пошел на лестницу, и тот за ним. Адрияну
показалось, что по комнатам его ходят люди. "Что за дьявольщина!" - подумал
он и спешил войти... тут ноги его подкосились. Комната полна была
мертвецами. Луна сквозь окна освещала их желтые и синие лица, ввалившиеся
рты, мутные, полузакрытые глаза и высунувшиеся носы... Адриян с ужасом узнал
в них людей, погребенных его стараниями, и в госте, с ним вместе вошедшем,
бригадира, похороненного во время проливного дождя. Все они, дамы и мужчины,
окружили гробовщика с поклонами и приветствиями, кроме одного бедняка,
недавно даром похороненного, который, совестясь и стыдясь своего рубища, не
приближался и стоял смиренно в углу. Прочие все одеты были благопристойно:
покойницы в чепцах и лентах, мертвецы чиновные в мундирах, но с бородами
небритыми, купцы в праздничных кафтанах. "Видишь ли, Прохоров, - сказал
бригадир от имени всей честной компании, - все мы поднялись на твое
приглашение; остались дома только те, которым уже не в мочь, которые совсем
развалились, да у кого остались одни кости без кожи, но и тут один не
утерпел - так хотелось ему побывать у тебя..." В эту минуту маленький скелет
продрался сквозь толпу и приближился к Адрияну. Череп его ласково улыбался
гробовщику. Клочки светло-зеленого и красного сукна и ветхой холстины
кой-где висели на нем, как на шесте, а кости ног бились в больших ботфортах,
как пестики в ступах. "Ты не узнал меня, Прохоров, - сказал скелет. -
Помнишь ли отставного сержанта гвардии Петра Петровича Курилкина, того
самого, которому, в 1799 году, ты продал первый свой гроб - и еще сосновый
за дубовый?" С сим словом мертвец простер ему костяные объятия - но Адриян,
собравшись с силами, закричал и оттолкнул его. Петр Петрович пошатнулся,
упал и весь рассыпался. Между мертвецами поднялся ропот негодования; все
вступились за честь своего товарища, пристали к Адрияну с бранью и угрозами,
и бедный хозяин, оглушенный их криком и почти задавленный, потерял
присутствие духа, сам упал на кости отставного сержанта гвардии и лишился
чувств.
Солнце давно уже освещало постелю, на которой лежал гробовщик. Наконец
открыл он глаза и увидел перед собою работницу, раздувающую самовар. С
ужасом вспомнил Адриян все вчерашние происшествия. Трюхина, бригадир и
сержант Курилкин смутно представились его воображению. Он молча ожидал, чтоб
работница начала с ним разговор и объявила о последствиях ночных
приключений.
- Как ты заспался, батюшка, Адриян Прохорович, - сказала Аксинья,
подавая ему халат. - К тебе заходил сосед портной, и здешний буточник
забегал с объявлением, что сегодня частный именинник, да ты изволил
почивать, и мы не хотели тебя разбудить.
- А приходили ко мне от покойницы Трюхиной?
- Покойницы? Да разве она умерла?
- Эка дура! Да не ты ли пособляла мне вчера улаживать ее похороны? .
- Что ты, батюшка? не с ума ли спятил, али хмель вчерашний еще у тя не
прошел? Какие были вчера похороны? Ты целый день пировал у немца, воротился
пьян, завалился в постелю, да и спал до сего часа, как уж к обедне
отблаговестили.
- Ой ли! - сказал обрадованный гробовщик.
- Вестимо так, - отвечала работница.
- Ну, коли так, давай скорее чаю да позови дочерей.