"Песнь о полку Игореве" - А.С.Пушкин

"Песнь о полку Игореве" найдена была в библиотеке графа А.Ив.
Мусина-Пушкина и издана в 1800 году. Рукопись сгорела в 1812 году. Знатоки,
видевшие ее, сказывают, что почерк ее был полуустав XV века. Первые издатели
приложили к ней перевод, вообще удовлетворительный, хотя некоторые места
остались темны или вовсе невразумительны. Многие после того силились их
объяснить. Но, хотя в изысканиях такого рода последние бывают первыми (ибо
ошибки и открытия предшественников открывают и очищают дорогу
последователям), первый перевод, в котором участвовали люди истинно ученые,
все еще остается лучшим. Прочие толкователи наперерыв затмевали неясные
выражения своевольными поправками и догадками, ни на чем не основанными.
Объяснениями важнейшими обязаны мы Карамзину, который в своей Истории
мимоходом разрешил некоторые загадочные места.
Некоторые писатели усумнились в подлинности древнего памятника нашей
поэзии и возбудили жаркие возражения. Счастливая подделка может ввести в
заблуждение людей незнающих, но не может укрыться от взоров истинного
знатока. Вальполь не вдался в обман, когда Чаттертон прислал ему
стихотворения старого монаха Rowley. Джонсон тотчас уличил Макферсона. Но ни
Карамзин, ни Ермолаев, ни А.X. Востоков, ни Ходаковский никогда не
усумнились в подлинности "Песни о полку Игореве". Великий скептик Шлецер, не
видав "Песни о полку Игореве", сомневался в ее подлинности, но, прочитав,
объявил решительно, что он полагает ее подлинно древним произведением и не
почел даже за нужное приводить тому доказательства; так очевидна казалась
ему истина!
Других доказательств нет, как слова самого песнотворца. Подлинность же
самой песни доказывается духом древности, под который невозможно
подделаться. Кто из наших писателей в 18 веке мог иметь на то довольно
таланта? Карамзин? но Карамзин не поэт. Державин? но Державин не знал и
русского языка, не только языка "Песни о полу Игореве". Прочие не имели все
вместе столько поэзии, сколь находится оной в плаче Ярославны, в описании
битвы и бегства. Кому пришло бы в голову взять в предмет песни темный поход
неизвестного князя? Кто с таким искусством мог затмить некоторые места из
своей песни словами, открытыми впоследствии в старых летописях или
отысканными в других славянских наречиях, где еще сохранились они во всей
свежести употребления? Это предполагало бы знание всех наречий славянских.
Положим, он ими бы и обладал, неужто таковая смесь естественна? Гомер, если
и существовал, искажен рапсодами.
Ломоносов жил не в XII столетии. Ломоносова оды писаны на русском языке
с примесью некоторых выражений, взятых им из Библии, которая лежала пред
ним. Но в Ломоносове вы не найдете ни польских, ни сербских, ни иллирийских,
ни болгарских, ни богемских, ни молдавских и других наречий славянских.
Слово о плъку Игоревѣ, Игоря сына Святославля, внука Ольгова
"Не лѣпо ли ны бяшетъ, братiе, начати старыми словесы трудныхъ
повѣстiй о плъку Игоревѣ, Игоря Святославича! начатися же тъй
пѣсни по былинамъ сего времени, а не по замышленiю Бояню".
У1. Все занимавшиеся толкованием "Слова о полку Игореве" перевели: "Не
прилично ли будет нам, не лучше ли нам, не пристойно ли бы нам, не славно
ли, други, братья, братцы, было воспеть древним складом, старым слогом,
древним языком трудную, печальную песнь о полку Игореве, Игоря
Святославича?"
Но в древнем славянском языке частица ли не всегда дает смысл
вопросительный, подобно латинскому ne; иногда ли значит только, иногда - бы,
иногда - же; доныне в сербском языке сохраняет она сии знаменования. В
русском частица ли есть или союз разделительный, или вопросительный, если
управляет ею отрицательное не; в песнях не имеет она иногда никакого смысла
и вставляется для меры так же, как и частицы и, что, а, как уж, уж как
(замечание Тредьяковского) {1}.
В другом месте "Слова о полку" ли поставлено так же, но все переводчики
решили, что это есть ошибка, и перевели не вопросом, а утвердительно. То же
надлежало бы сделать и здесь.
Во-первых, рассмотрим смысл речи. По мнению переводчиков, поэт говорит:
Не воспеть ли нам об Игоре по-старому? Начнем же песнь по былинам сего
времени (то есть по-новому) - а не по замышлению Боянову (то есть не
по-старому). Явное противуречие! {2} Если же признаем, что частица ли смысла
вопросительного не дает, то выдет: Не прилично, братья, начать старым слогом
печальную песнь об Игоре Святославиче; начаться же песни по былинам сего
времени, а не по вымыслам Бояна. Стихотворцы никогда не любили упрека в
подражании, и неизвестный творец "Слова о полку Игореве" не преминул
объявить в начале своей поэмы, что он будет петь по-своему, по-новому, а не
тащиться по следам старого Бояна. Глагол бяшетъ подтверждает замечание мое:
он употреблен в прошедшем времени (с неправильностию в склонении, коему
примеры встречаются в летописях) и предполагает условную частицу: неприлично
было бы. Вопрос же требовал бы настоящего или будущего.
"Боянъ бо вѣщiй, аще кому хотяше пѣснь творити, то
растекашется мыслiю по древу, сѣрым волкомъ по земли, шизымъ орломъ
подъ облакы".
У2. Не решу, упрекает ли здесь Бояна или хвалит, но, во всяком случае,
поэт приводит сие место в пример того, каким образом слагали песни в
старину. Здесь полагаю описку, или даже поправку, впрочем незначительную:
растекашется мыслию по древу - тут пропущено слово славiем, которое
довершает уподобление; ниже сие выражение употреблено {3}.
"Помняшеть бо рѣчь первыхъ временъ усобицѣ".
У3. Ни один из толкователей не перевел сего места удовлетворительно.
Дело здесь идет о Бояне; все это продолжение прежней мысли: поминая предания
о прежних бранях (усобица значит ополчение, брань, а не междуусобие, как
перевели некоторые. Междуусобие есть уже слово составленное), напускал он и
проч. "Помняшеть бо рѣчь первыхъ временъ усобицѣ; тогда пущаше i
соколовъ на стадо лебедѣй etc.", то есть 10 соколов, напущенные на
стадо лебедей, значили 10 пальцев, возлагаемых на струны. Поэт изъясняет
иносказательный язык Соловья старого времени, и изъяснение столь же
великолепно, как и блестящая аллегория, приведенная им в пример. А.С. Шишков
сравнивает сие место с началом поэмы "Смерть Авеля" {4}. Толкование
Александра Семеновича любопытно (т. 7, стр. 43). "Итак, надлежит паче
думать, что в древние времена соколиная охота служила не к одному
увеселению, но тако ж и к некоторому прославлению героев, или к решению
спора, кому из них отдать преимущество. Может быть, отличившиеся в сражениях
военачальники или князья, состязавшиеся в славе, выезжали на поле каждый с
соколом своим и пускали их на стадо лебединое с тем, что чей сокол удалее и
скорее долетит, тому прежде и приносить общее поздравление в одержании
преимущества над прочими".
Г-н Пожарский с сим мнением не согласуется: ему кажется неприличным для
русских князей "доказывать первенство свое, кровию приобретенное", полетом
соколов. Он полагает, что не князья, а стихотворцы пускали соколов, а
причина такого древнего обряда, думает он, была скромность стихотворцев, не
хотевших выставлять себя перед товарищами. А.С. Шишков, в свою очередь,
видит в мнении Я. Пожарского крайнюю неосновательность и несчастное
самолюбие (т. 11, стр. 388). К крайнему нашему сожалению, г. Пожарский не
возразил.
"Почнемъ же, братiе, повѣсть сiю от стараго Владимера до нын
ѣшняго Игоря (здесь определяется эпоха, в которую написано Слово о
полку Игореве); иже истягнулъ умъ крѣпостiю". (Истянул - вытянул,
натянул, изведал, испробовал. Пожарский - опоясал, первые толкователи -
напрягши ум крепостию своею.) Истянул, как лук, изострил, как меч, -
метафоры, заимствованные из одного источника.
"Наплънився ратнаго духа, наведе своя храбрыя полки на землю Половецкую
за землю Русскую. Тогда Игорь возрѣ на свѣтлое солнце и
видѣ отъ него тьмою вся своя воя прикрыты, и рече Игорь къ
дружинѣ своей: братiе и дружино! луце жъ бы потяту быти, неже полонену
быти" - лучше быть убиту, нежели полонену.
"А всядемъ, братiе, на свои борзыя комони, да позримъ синяго Дону".
Суеверие, полагавшее затмение солнечное бедственным знаменованием, было
некогда общим.
"Спала Князю умъ похоти, и жалость ему знаменiе заступи, искусити Дону
великаго". - Слова запутаны. Первые издатели перевели: "Пришло князю на
мысль пренебречь (худое) предвещание и изведать (счастия на) Дону великом".
Печаль ему заступить имеет несколько значений: омрачить, помешать, удержать.
Пришлось князю, мысль похоти и горесть знамение ему удержало. Спали князю в
ум желание и печаль. Ему знамение мешало (запрещало) искусити Дону великого.
"Хощу бо, рече (так хочу же, сказал), копие преломити конецъ поля
Половецкаго, а любо испити шеломомъ Дону».
"О бояне, соловию стараго времени! абы ты сиа плъкы ущекоталъ, скача,
славию, по мыслену древу, летая умомъ подъ облаками, сплетая хвалы на все
стороны сего времени (если не ошибаюсь, ирония пробивается сквозь пышную
хвалу), рища въ тропу Трояню чресъ поля на горы". ("Четыре раза упоминается
в сей песни о Трояне, то есть тропа Трояня, вечи Трояни, земля Трояня и
седъмый век Троянов: но кто сей Троян, догадаться ни по чему не возможно", -
говорят первые издатели), 5 стр., изд. Шишкова. Прочие толкователи не
последовали скромному примеру: они не хотели оставить без решения то, чего
не понимали.
Чрез всю Бессарабию проходит ряд курганов, памятник римских укреплений,
известный под названием Троянова вала. Вот куда обратились толкователи и
утвердили, что неизвестный Троян, о коем четыре раза упоминает "Слово о
полку Игореве", есть не кто иной, как римский император. Но и тропа Троянова
может ли быть принята за Троянов вал, когда несколько ниже определяется
(стр. 14, изд. Шишкова): "Вступила Д ѣвою на землю Трояню, на синем
морѣ у Дону". Где же тут Бессарабия? "Следы Трояна в Дакии, видимые по
сие время, должны были быть известны потомкам дунайских славян" (Вельтман).
Почему же?
"Пѣти было пѣсь Игореви, того Олга внуку. Не буря соколы
занесе чрезъ поля широкая; галици стады бѣжать къ Дону великому; чили
въспѣти было вѣщей Бояне, Велесовь(и) внуче!"
Поэт повторяет опять выражения Бояновы и, обращаясь к Бояну, вопрошает:
"Или не так ли петь было, вещий Бояне, Велесов внуче?"
"Комони ржуть за Сулою; звенить слава въ Кыевѣ; трубы трубять въ
Новѣградѣ; стоять стязи въ Путивлѣ; Игорь ждетъ мила брата
Всеволода".
Теперь поэт говорит сам от себя не по вымыслу Бояню, по былинам сего
времени. Должно признаться, что это живое и быстрое описание стоит
иносказаний соловья старого времени.
"И рече ему Буй-Туръ Всеволодъ: одинъ братъ, одинъ свѣт св
ѣтлый, ты Игорю, оба есвѣ Святославичи; сѣдлай, брате,
свои борзые комони, а мои ти готовы (готовы - значит здесь известны,
значение сие сохранилось в иллирийском словинском наречии: ниже мы увидим,
что половцы бегут неготовыми - неизвестными - дорогами. Если же неготовыми
значило бы немощеными, то что ж бы значило готовые кони?), ос ѣдланы у
Курьска на переди; а мои ти Куряни свѣдомы (сие повторение того же
понятия другими выражениями подтверждает предыдущее мое показание. Это одна
из древнейших форм поэзии. Смотри Священное писание) къмети, подъ трубами
повиты" (г. Вельтман пишет: "Кмет значит частный начальник, староста". Кметь
значит вообще крестьянин, мужик. Kargospoda stori krivo, kmeti morjo plazhat
shivo {1}).

1 Замечание 1-е. В русском языке сохранилосьодно слово, где ли после не
не имеет силы вопросительной - неже-ли. Слово неже употреблялось во всех
славянских наречиях и встречается и в "Слове о полку Игореве": "луце жъ
потяту быти, неже полонену быти". (Прим. Пушкина.)
2 Очень понимаем, почему А.С. Шишков не отступил от того же мнения.
Ему, сочинителю "Рассуждения о древнем и новом слоге", было бы неприятно
видеть, что и во время сочинителя "Слова о полку Игореве" предпочитали
былины своего времени старым словесам. (Прим. Пушкина.)
3 Примечание. Г-н Вельтман перевел это место: былое воспеть, а не
вымысел Бояна, коего мысли текли в вышину, как соки по дереву. Удивительно!
(Прим. Пушкина.)
4 Но что есть общего между манерной прозою господина Геснера и поэзией
"Песни об Игоре"? (Прим. Пушкина.)