Alexandre III - Критика Тургенева Ивана Сергеевича

Non seulêmeat ea Russie, mais dans l'Europe entière on attend anxieusement les premiers actes du nouveau souverain, pour tâcher de prêjuger quelles seront par la suite son attitude, ses tendances, toute sa manière de gouverner.

On espère beaucoup. On craint beaucoup. On commente tout ce qu'on sait de sa vie et on en tire dos conclusions; puis on se dit: "L'horrible mort de son père ne changera-t-elle pas absolument ses opinions acquises et connues dès maintenant?" Nous allons essayer de tracer aussi judicieusement que possible le caractère vrai de ce prince, de pênêtrer en lui, de voir son coeur, qui n'est point double ou rusê; et, de cette connaissance de l'homme, nous tâcherons de dêduire la conduite qu'il tiendra sur le trône, à moins que des êvênements imprêvus ne le forcent à suivre une route contraire à sa nature.

I Alexandre III possède plusieurs de ces qualitês puissantes qui font, sinon les grands, du moins les bons et les vrais souverains. Chaque homme naît avec des aptitudes particulières pour une profession quelconque; ce prince semble nê avec des aptitudes rêelles pour le pouvoir.

Il est dans la force de l'âge, sain de corps et d'esprit, de grande allure, d'aspect royal. Son caractère est calme, rêflêchi, ênergique, êquilibrê. La note dominante en lui, la qualitê qui enveloppe pour ainsi dire toutes les autres est l'honnêtetê, une honnêtetê scrupuleuse, absolue, sans pactisations et sans mêlange. Rien qu'à le voir, on le sent loyal des pieds à la tête, sans plis dans la pensêe, d'une sincêritê rigide; mais cette excessive droiture ne va pas sans une nuance d'entêtement qui en est comme la consêquence.

On connaît son passê.

Appelê à la succession de l'empire par la mort de son frère, n'ayant reèu jusqu-là qu'une êducation purement militaire, il s'est mis au travail avec une volontê et une persêvêrance remarquables, s'efforèant de devenir digne du grand trône où il devait monter; il est à constater, d'ailleurs, que le nouveau tzar a plutôt une tendance à douter de lui, de son savoir et de son esprit, une sorte de modestie rêelle en face de la situation souveraine où le place la destinêe - modestie qui n'exclut pourtant ni l'esprit de suite ni l'ênergie dans la volontê.

Seul de sa race, peut-être, il est chaste, et il l'a toujours êtê. Il a souvent manifestê dans sa propre famille sa profonde rêpugnance pour l'inconduite.

Des gens êlevês avec lui affirment que, même enfant, il n'a jamais menti. Et il pousse si loin ses scrupules de franchise qu'au moment d'êpouser, pour des raisons politiques, la fiancêe de son frère mort, il ne lui a point cachê qu'il aimait une autre femme, la princesse M..., qui devint plus tard l'êpouse du très riche et très cêlèbre M.D... Sa confidence, du reste, eut un êcho, car sa fiancêe ne lui dissimula point qu'elle avait aimê passionnêment son frère. Et cependant ils ont formê un mênage modèle, un mênage surprenant de concorde et d'affection persêvêrante.

On a beaucoup parlê de la sympathie qu'il semblait êprouver pour tel peuple et de l'antipathie qu'on lui prêtait contre tel autre. On a aussi fait circuler des lêgendes, des histoires de verre brisê, etc., qui sont de pure invention. Tout ce qu'on peut dire de lui, c'est qu'il est Russe, et rien que Russe. Il prêsente même un singulier exemple de l'influence du milieu, selon la thêorie de Darwin: c'est à peine si dans ses veines coulent quelques gouttes de sang russe, et cependant il s'est identifiê avec ce peuple au point que tout en lui, le langage, les habitudes, l'allure, la physionomie même sont marquês des signes distinct ifs de la race. Partout, en le voyant, on nommerait sa patrie.

On a prêtendu qu'il dêtestait les Allemands. Mais on a confondu les Allemands d'Allemagne avec les Allemands de Russie: ce sont ces derniers qu'il n'aime point.

On a affirmê qu'il chêrissait la France avant toutes les nations. Le chauvinisme franèais a peut-être exagêrê. Voici la vêritê sur cette sympathie qu'on lui prête depuis longtemps:

Avant 1870, il avait montrê des sentiments très libêraux; il paraissait l'alliê de coeur des rêpublicains franèais. Là-dedans entrait surtout une rêpulsion manifeste pour l'empereur Napolêon, dont la duplicitê, les habitudes de ruse et d'intrigue blessaient tous ses instincts loyaux. Mais quand la Commune est arrivêe, une colère indignêe lui vint contre tous les faiseurs de rêvolutions sanguinaires; et il rêpêta à plusieurs reprises, avec une sorte de regret sur ses convictions êvanouies: "Voilà donc à quoi ces choses aboutissent!" C'est seulement depuis que la rêpublique commence à devenir raisonnable qu'une nouvelle rêaction en faveur de la France semble s'être faite en lui.

En somme, la France et l'Allemagne tiennent peu de place dans son amour. Il n'est que Russe. Il n'aime et ne protège que l'art russe, la musique russe, la littêrature russe, l'archêologie russe. Il a fondê à Moscou un grand musêe national. Pour les mêmes raisons, il est fervent orthodoxe: sa piêtê est rêele et sincère.

En son pays, la plus grande part de son affection est pour le paysan; c'est sur le paysan que tomberont ses plus larges faveurs; c'est au paysan qu'il a pensê, au moment de rendre son premier ukase, le jour même de la mort de son père, en rappelant que pour la première fois les hommes de la campagne, devenus libres, êtaient appelês à prêter serment.

Mais si ses bienfaits doivent aller aux paysans, ses rigueurs infailliblement atteindront, du haut en bas de l'êchelle, toute la bureaucratie russe, dont il n'ignore pas la pourriture et les dêprêdations. Pendant le commandement qu'il exerèa, son honnêtetê, rêvoltêe, n'a pas pu se contenir devant les exactions dont il fut têmoin, même dans sa propre famille. Il semble bien rêsolu à y mettre fin; ce nettoyage de fonctionnaires vêreux est même dêjà commencê.

II On se demande avec une juste inquiêtude quelle sera son attitude au dedans comme au dehors.

Pour l'intêrieur, on a dêjà parlê d'une constitution; des espoirs grandissent, se bercent; on affirme qu'il s'est, de tout temps, assignê, rêservê ce rôle de devenir souverain selon les idêes europêennes. Pour l'extêrieur, on suppose qu'il s'êloignera de plus en plus de l'Allemagne et qu'il reprendra la politique du panslavisme.

Ceux qui attendent du nouveau tzar une constitution parlementaire perdront vite leurs illusions, nous en sommes du moins persuadês. Ses rapports presque intimes avec le parti ultranational semblent indiquer, au contraire, une certaine dêfiance à l'êgard des constitutionnels. Les idêes acceptêes en Europe sur les limites d'autoritê assignêes aux rois sonf et resteront longtemps encore êtrangères à la Russie. Le pouvoir impêrial prêfêrera procêder par grandes rêformes octroyêes par ukase pour arriver peu à peu à amêliorer d'une faèon sensible le sort de ses sujets, surtout celui des paysans.

Ces rêformes, d'ailleurs, sont toutes prêtes, tout indiquêes, et depuis longtemps dêjà on les avait mises à l'êtude. Alexandre II même avait êtê sur le point de les appliquer, quand le mouvement nihiliste, s'accentuant, avait arrêtê ses projets et ajournê indêfiniment ses intentions libêrales.

Voici quelles seraient ces mesures; 1° Diminution considêrable dans le payement du rachat des terres par les paysans.

On sait que ce rachat, dans les conditions où il s'opère, est pour les campagnes une ruine inêvitable.

2° Changement radical du système d'impôts; 3° Abolition de la capitation; 4° Facilitê d'êmigration d'une province dans une autre.

Cette mesure peut donner à l'agriculture en Russie un essor considêrable. Certaines provinces, en effet, où les habitants sont nombreux, demeurent improductives à cause de la stêrilitê du sol. En d'autres contrêes, au contraire, la terre est fertile, mais les travailleurs manquent, et les excessives difficultês qui entourent l'êmigration menaèaient de faire s'êterniser cet êtat de choses.

5° Grandes facilitês pour les passeports.

Cette mesure rentre dans le même ordre de rêformes que la prêcêdente, un paysan ne pouvant se dêplacer, aller travailler dans une rêgion voisine sans être astreint à des formalitês de passeport compliquêes et coûteuses.

6° Fondation de banques rurales.

Cette dernière crêation est destinêe à dêbarasser le pays d'un flêau rongeur, les petits usuriers, qui mangent le paysan et dêvastent les campagnes comme une armêe de sauterelles.

L'ensemble de ces rêformes amènera infailliblement un soulagement considêrable pour le travailleur rural. Elles sont urgentes, absolument urgentes, et il est probable qu'elles s'exêcuteront avant la fin de l'annêe.

Il est probable êgalement que la scrupuleuse probitê du nouvel empereur le dêcidera presque immêdiatement à faire aussi dans les finances des rêformes considêrables. Elles s'êtendront même, sans doute, au budget de l'armêe; et elles arrêteront les distributions scandaleuses dès terres de la Couronne qui avaient lieu au moyen de ventes fictives et de mille autres procêdês frauduleux.

Alexandre III s'efforcera, en outre, assurêment, de relever la situation du clergê, tout en donnant une plus grande libertê aux vieux croyants, qui sont, on le sait, très nombreux.

Quant à une constitution proprement dite, il serait assez surprenant qu'il l'accordât. Toutes ses concessions à ce point de vue se borneront sans doute à laisser une plus grande latitude à l'administration provinciale; il consentira nommêment à faire participer le pays, les zemst-vos, dans une certaine mesure, assez restreinte, à l'administration des affaires.

Dans tous les cas, on ne peut pas prêvoir qu'il accorde plus qu'une simple convocation de dêputês ayant seulement voix consultative sur un sujet dêterminê, objet unique de la rêunion. Ainsi une assemblêe de cette nature a êtê appelêe à donner son avis sur la question d'êmancipation des serfs. Il en sera peut-être de mêmё pour la rêpartition nouvelle de l'impôt et toutes les questions de finances qui s'y rattachent. Mais le tzar, maître absolu, ne se trouve engagê en rien par les conseils de ces dêlêguês du pays, et il garde dans son intêgritê toute sa libertê d'action.

Quant à toutes ces autres questions: libertê de la presse - accomplissement de la rêforme judiciaire - instruction populaire - suppression de l'exil administratif, de l'institution si dêcriêe des gendarmes ruraux, etc., il est difficile de prêsumer qu'il s'êcarte du système d'ordonnances libêrales descendant du trône. Il pourra accorder de larges faveurs, sans avoir jamais l'air de reconnaître un droit. On ne peut même pas supposer que des assemblêes puissent être appelêes à dêlibêrer et à donner leur avis sur ces sujets.

On s'occupe beaucoup des mesures prêventives qu'il pourra prendre contre les nihilistes et de la sêvêritê qu'il montrera à leur êgard. Il est presumable que les circonstances seules dêtermineront sa conduite. Il ne voudra pas se venger, mais il saura prêvenir et punir.

III A l'extêrieur, on peut affirmer que le tzar gardera une politique tout à fait pacifique, ' presque recueillie, une allure de rêserve extrême.

Il s'efforcera de conserver ses bonnes relations avec l'Allemagne, pour laquelle son attitude sera sensiblement la même que celle de son père. La France bênêficiera sans doute d'une nuance de sympathie plus marquêe, tandis que, dans ses rapports avec l'Autriche, apparaîtra vraisemblablement une apparence de dêfiance. Dans tous les cas c'en est fini, bien fini, de ce qu'on appelait la triple alliance. On ne la verra plus renaître. Les relations nouvelles de la Russie avec l'Angleterre prendront presque certainement un caractère de cordialitê plus grande qui se manifestera surtout par la cessation des tentatives, de la marche en avant de la Russie vers l'Asie. Une considêration (toujours prêpondêrante) qui nous fait prêdire cette gracieusetê d'Alexandre III pour l'Angleterre, c'est l'amitiê très vive, qui l'unit au prince de Galles.

On s'ingênie dès aujourd'hui à prêvoir quelles influences pourront agir sur l'esprit du jeune souverain. Toutes les suppositions sont vaines. Son humeur indêpendante lui fera secouer toute pression, de quelque part qu'elle vienne. Il n'est qu'une personne peut-être dont les conseils seront toujours êcoutês, sinon suivis: c'est M. Pobêdonostsef, fils d'un professeur d'universitê à Moscou, homme fort instruit, ancien prêcepteur du tzarewitch et actuellement procureur gênêral au Saint-Synode. Son caractère est êlevê, son êrudition très large, mais sa piêtê exagêrêe en fait un orthodoxe presque fanatique.

Pendant la dernière" annêe du règne d'Alexandre II le nouvel empereur s'est beaucoup rapprochê du comte Loris-Melikoff et du comte Miliutine, dont il a apprêciê les hautes qualitês. Il est à prêsumer que ces deux personnages conserveront leur poste. Tous les fonctionnaires appartenant au parti allemand seront presque certainement frappês, et les grands-ducs, oncles du tzar, pour qui il ne cache guère son peu de respect et d'affection, tomberont en disgrâce et n'auront, de toute faèon, aucune influence d'aucune sorte.

Le grand-duc Wladimir, frère d'Alexandre III, qui vient d'être nommê chef de toute la garde et commandant des forces militaires de Saint-Pêtersbourg, exercera dans le règne qui commence une autoritê puissante dont est garante la grande amitiê de son frère.

IV Pour rêsumer en quelques mots la situation, nous verrons probablement un règne où sera justifiê jusqu'à un certain point le titre "d'empereur des paysans" qu'on donne dès à prêsent au tzar. Nous assisterons à de grandes amêliorations dans l'êtat actuel, amêliorations qui viseront particulièrement les classes rurales, mais qui s'êtendront aussi aux autres classes. Ces dernières rêformes porteront surtout sur la direction des finances, l'instruction publique et l'administration, dont la dêcentralisation est plus que probable.

Mais toutes ces mesures, nous le rêpêtons, viendront d'en haut, comme un effet du bon plaisir, de la libêralitê du souverain, qui pourra consentir, comme maximum de concession, à prendre conseil d'une assemblêe êlue, mais tout en gardant son droit intact de dêcider en dernier ressort.

A l'extêrieur, politique pacifique, politique de douceur, cessation des tentatives vers l'Asie, relations plus ou moins sympathiques, mais froides en gênêral avec le reste de l'Europe, il est probable êgalement que le tzar rêsistera à la politique radicalement panslaviste à laquelle tâchera de le pousser le parti national slavophile, auquel il est intimement uni.

Quant aux nihilistes qui supposent que l'empereur pourra être amenê par la peur à accorder des concessions plus grandes, à donner même une constitution, ils se trompent grossièrement, ignorant tout à fait son caractère et son ênergie. Leurs tentatives d'intimidation ne feront que l'arrêter dans la voie libêrale où le conduit sa nature; s'il y fait quelques pas, ce ne sera point parce qu'ils l'auront intimidê, mais quoiqu'ils l'aient menacê.

Placês entre le parti ultra-national et la faction nihiliste, les libêraux constitutionnels tâcheront et rêussiront peut-être à prouver à l'empereur que les rêformes libêrales, loin d'êbranler son trône, ne feraient que l'affermir. Puissent-ils le convaincre (car son esprit est large et êclairê) qu'ils ne sont pas poussês par un simple dêsir d'imiter l'Europe, mais que des modifications profondes dans l'organisation politique du gouvernement sont devenues nêcessaires! Les Russes sont de la même race que les autres peuples europêens, leur instruction et leur civilisation sont analogues, leurs besoins sont identiques, leur langue obêit à la même grammaire: aussi pourquoi la vie politique du peuple russe ne reposerait-elle pas sur les mêmes assises constitu-tionelles que celles des nations ses voisines?

La situation sociale, politique et financière de la Russie est certainement grave; et ce n'est pas en vain que, dans son manifeste d'avènement, Alexandre III parle de la lourde tâche qui lui incombe. Un autocrate de gênie pourrait y êchouer; un souverain honnête homme, s'appuyant sur les forces vives de la nation et les appelant à son aide, a des chances de rêussir.

Перевод

АЛЕКСАНДР III Не только в России, но и во всей Европе с беспокойством ожидают первых шагов нового государя, чтобы постараться предугадать, какую он займет позицию, каковы будут в дальнейшем его намерения и весь образ его правления.

На многое надеются. Многого и опасаются. Перебирают всё, что знают о его жизни, и отсюда выводят свои заключения, наконец спрашивают себя: "Не изменит ли в корне ужасная смерть его отца уже сложившиеся у него и известные нам взгляды?" Мы попытаемся обрисовать, сколько возможно вдумчивее, истинный характер этого государя, проникнуть в него, раскрыть его сердце, вовсе не двойственное и не коварное; и узнав его, как человека, мы постараемся определить и поведение, которого он будет держаться на престоле, если только непредвиденные события не заставят его вступить на дорогу, противную его природе.

I Александр III обладает многими из тех существенных качеств, которые создают если не великих, то, по крайней мере, хороших и настоящих государей. Всякий человек родится с особыми способностями к той или другой профессии; этот государь кажется рожденным с несомненными способностями к власти.

Он в расцвете сил, здоров телом и духом, у него величественные манеры, царственный вид. Характер у него спокойный, рассудительный, энергичный и уравновешенный. Отличительная черта его, качество, так сказать, обволакивающее собою все другие, это честность, честность щепетильная, абсолютная, без компромиссов и без примесей. Достаточно его увидеть, чтобы почувствовать, что он порядочен с ног до головы, без скрытых мыслей, полный суровой откровенности; но эта чрезвычайная прямота не лишена оттенка упрямства, которое является как бы ее следствием.

Прошлое его известно.

Став наследником престола после смерти своего брата и получив до тех пор только чисто военное образование, он принялся за работу с замечательным упорством и силой воли, стараясь сделаться достойным великого трона, на который ему предстояло взойти; надо сказать, впрочем, что новый царь скорее склонен сомневаться в себе, в своих знаниях и уме,-- это истинная скромность перед лицом того высокого положения, куда возводит его судьба,-- скромность, не исключающая, однако, ни последовательности, ни энергии в проявлении воли.

Единственный, пожалуй, из всего своего рода, он целомудрен и всегда был таким. В собственной семье он часто выказывал свое глубокое отвращение к распущенности.

Люди, которые воспитывались вместе с ним, уверяют, что даже ребенком он никогда не лгал. И в правилах своей искренности он заходит так далеко, что даже в тот момент, когда ему пришлось, по политическим соображениям, взять в жены невесту своего покойного брата, он не скрыл от нее, что любит другую женщину, княжну М..., которая впоследствии стала женой знаменитого богача г. Д... Это признание, кстати, встретило отклик, ибо его невеста не скрыла от него своей страстной любви к его брату. И, несмотря на это, они образовали супружество примерное и удивительное по согласию и постоянству привязанности.

Много говорили о симпатии, которую он, по-видимому, испытывает к одним нациям, и антипатии, которую ему приписывали в отношении других. Распространялись также разные легенды, например, история о разбитом стакане и т. п., которые представляют чистейшую выдумку. Всё, что о нем можно сказать, это то, что он русский и только русский. Он представляет даже замечательный пример влияния среды согласно теории Дарвина; в его жилах течет едва несколько капель русской крови и, однако, он до того слился с этим народом, что всё в нем - язык, привычки, манеры, даже самая физиономия отмечены отличительными чертами расы. Где бы его ни увидели, везде назвали бы его родину.

Утверждают, что он ненавидит немцев. Но при этом смешивают немцев из Германии с русскими немцами: этих последних он действительно совсем не любит.

Уверяют, что Францию он любит больше всех других наций. В этом французский шовинизм, быть может, преувеличивает. Правда об этой симпатии, которую ему давно приписывают, такова:

До 1870 г. он выказывал весьма либеральные чувства; он, казалось, был связан сердечными узами с французскими республиканцами. Сюда входило, главным образом, нескрываемое отвращение к императору Наполеону, двойственность которого, привычка к хитростям и интригам оскорбляли все его честные инстинкты. Но когда наступила Коммуна, на него нашел яростный гнев против всех делателей кровавых революций; и он не раз повторял с некоторой досадой по поводу своих минувших убеждений: "Так вот до чего все это доводит!".

И только с тех пор, как республика начала проявлять благоразумие, в нем произошел, как кажется, новый возврат симпатии к Франции.

В общем же и Франция и Германия занимают мало места в его сердце. Он только русский. Он любит и покровительствует только русскому искусству, русской музыке, русской литературе, русской археологии. Он основал в Москве большой национальный музей. По той же причине он и ревностный православный; его благочестие искренне и непритворно.

В своей стране большую часть своей любви он отдает крестьянам; и на долю крестьян выпадут его самые щедрые милости; о крестьянах думал он даже в день смерти своего отца, в момент издания своего первого указа, напоминая о том, что впервые поселяне, ставшие свободными, призваны принести присягу.

Но если его благодеяния должны коснуться крестьян, то его строгость неизбежно настигнет всю, сверху донизу, русскую бюрократию, о хищениях и гнилости которой ему всё известно. Когда ему пришлось командовать войсками, он не мог сдержать своего честного возмущения хищениями, свидетелем которых он был даже в своей собственной семье. По-видимому, он твердо решил положить этому конец; и чистка продажных чиновников даже уже началась.

II Спрашивают с понятным беспокойством, каково будет его направление, внутреннее и внешнее.

Что касается внутренней политики, то уже поговаривали о конституции; льстят себя надеждами, надежды эти растут; уверяют, что он всегда носил в себе призвание стать монархом в соответствии с европейскими идеями. Что касается внешней политики, предполагают, что он всё более будет удаляться от Германии и вернется к политике панславизма.

Те, кто ожидают от нового царя парламентской конституции, скоро утратят свои иллюзии,-- мы, по крайней мере, убеждены в этом. Его весьма близкие отношения с ультранациональной партией, напротив, указывают как будто на известное недоверие по отношению к конституционалистам. Общепринятые в Европе идеи об ограничении власти, предоставляемой монархам, были и останутся еще долго чуждыми России. Императорская власть предпочтет проводить важные реформы, жалуя их сверху путем указов, чтобы мало-помалу добиться заметного улучшения участи своих подданных, в особенности крестьян.

Эти реформы, впрочем, необходимы, давно разрабатывались и вполне подготовлены. Александр II был уже готов сам провести их, когда революционное движение, обострившись, остановило его проекты и отсрочило на неопределенное время его либеральные намерения.

Вот каковы могут быть эти меры:

1) Значительное уменьшение крестьянских выкупных платежей за землю.

Известно, что этот выкуп в тех условиях, в каких он производится, ведет крестьянство к неизбежному разорению.

2) Коренное изменение системы налогов.

3) Отмена подушной подати.

4) Облегчение переселений из одной губернии в другую.

Эта мера может дать земледелию в России значительный подъем. Действительно, некоторые губернии, где население густо, остаются непроизводительными по причине бесплодности почвы. В других же местах, наоборот, земля плодородна, но недостает рабочих, и чрезвычайные трудности, с которыми сопряжено переселение, угрожают навсегда сохранить такой порядок вещей.

5) Большие облегчения в отношении паспортов. Эта мера относится к тому же роду реформ, что и предыдущая, ибо крестьянин не может переселиться, пойти работать в соседнюю губернию без того, чтобы не подвергнуться сложным и дорого стоящим формальностям паспортной системы.

6) Учреждение земельных банков.

Это последнее мероприятие предназначено к тому, чтобы освободить страну от подрывающего ее бича - от мелких ростовщиков, которые попирают крестьянина и опустошают деревни подобно стаям саранчи.

Совокупность этих реформ принесет, несомненно, значительное облегчение земледельцу. Они неотложны, совершенно неотложны, и возможно, что будут приведены в исполнение ранее конца этого года.

Возможно также, что щепетильная честность нового императора побудит его вслед за тем произвести и значительные финансовые реформы. Они, несомненно, распространятся даже на военный бюджет; они же остановят скандальное расхищение удельных земель, которое производилось посредством фиктивных продаж и тысячью других мошеннических приемов.

Сверх того, Александр III примет, конечно, меры к улучшению положения духовенства, дав в то же время большую свободу старообрядцам, которые, как известно, очень многочисленны.

Что же касается конституции в собственном смысле, было бы весьма удивительно, если бы он учредил ее. Все его уступки в этом направлении ограничатся, несомненно, предоставлением большей свободы местному самоуправлению; а именно он согласится с тем, чтобы страна, то есть земства в известной, весьма ограниченной, степени участвовали в управлении делами.

Во всяком случае нельзя предполагать, чтобы он пошел на большее, чем простой созыв представителей с совещательным голосом по какому-либо одному определенному вопросу, единственному предмету их обсуждения. Собранию такого рода было, например, предложено высказать свое мнение об освобождении крепостных крестьян. Нечто подобное может быть созвано и по поводу нового распределения налогов и по другим финансовым вопросам, от него зависящим. Но царь-самодержец отнюдь не сочтет себя в чем-либо связанным советами представителей страны, он сохранит за собой во всей неприкосновенности свободу действий.

Что нее касается разных других вопросов, а именно: свободы печати, завершения судебной реформы, народного образования, упразднения административной ссылки, уничтожения столь осуждаемого института сельской полиции и т. д., то трудно предположить, чтобы он отклонился от системы либеральных повелений, нисходящих с высоты трона. Он может даровать широкие милости, но никогда не признает никаких прав. Нельзя даже предположить, чтобы могли быть созваны какие-либо собрания для обсуждения этих вопросов и выражения тех или иных мнений по ним.

Много говорят о предупредительных мерах, которые он может принять против нигилистов, и о репрессиях, которым он их подвергнет. Надо думать, что только сами обстоятельства определят его поведение. Он не захочет мстить, он сумеет предупредить и наказать,

III Что касается внешних отношений, то можно утверждать, что царь будет придерживаться политики совершенно мирной, почти замкнутой, крайне осторожной.

Он постарается сохранять добрые связи с Германией, по отношению к которой его политика будет по существу той же, что и политика его отца. Франция может рассчитывать, несомненно, на более ярко выраженную симпатию, между тем как в отношениях с Австрией появится, вероятно, налет недоверия. Во всяком случае с так называемым тройственным союзом покончено, совсем покончено. Ему не" суждено более возродиться. Новые отношения России с Англией примут, почти наверное, характер большей сердечности, что выразится, главным образом, в прекращении попыток наступательного движения России в глубь Азии. Соображение (и весьма веское), которое дает нам возможность предсказать это расположение Александра III к Англии, основывается на той горячей дружбе, которая соединяет его с принцем Уэльским.

Делаются всяческие попытки уже теперь предугадать, какие влияния будут воздействовать на ум молодого государя. Все эти предположения ни на чем не основаны. Его независимый нрав поможет сбросить с себя всякий нажим, откуда бы он пи исходил. Есть, быть может, только одно лицо, советы которого всегда будут выслушаны, если и не выполнены: это господин Победоносцев, сын профессора Московского университета, человек весьма образованный, бывший наставник цесаревича, в настоящее время обер-прокурор святейшего синода. Он обладает возвышенным характером, его эрудиция очень обширна, но преувеличенная набожность делает его почти фанатиком православия.

В последний год царствования Александра II новый император очень сблизился с графом Лорис-Меликовым и графом Милютиным, высокие достоинства которых он оценил. Можно думать, что эти два лица сохранят свои посты. Все чиновники, принадлежащие к немецкой партии, будут устранены почти наверное, а великие князья, дяди царя, по отношению к которым он не скрывает своей нелюбви и неуважения, впадут в немилость и во венком случае не будут иметь никакого влияния в каких бы то ни было делах.

Великий князь Владимир, брат Александра III, который только что назначен главнокомандующим войсками гвардия и Петербургского военного округа, займет в начинающемся царствовании могущественное положение, залогом чего является большая дружба к нему его брата.

IV Резюмируя в нескольких словах положение вещей, можно сказать, что мы, вероятно, увидим такое царствование, которое в известном смысле оправдает прозвище "крестьянского императора", уже ныне данное царю. Мы будем присутствовать при значительных улучшениях современного строя - улучшениях, направленных, главным образом, в пользу земледельческого населения, яо распространяющихся и на другие классы. Эти последние реформы коснутся в особенности области финансов, неродного образования и управления, децентрализация которого весьма вероятна.

Но, повторяем, все эти меры придут сверху, как проявление доброй воли, как дары государя, который в лучшем случае может согласиться принять совет от собрания выборных, но сохранит за собой в полной неприкосновенности свое право окончательного решения.

Во внешней политике - миролюбие, уступчивость, прекращение покушений на Азию, более или менее благожелательные, но в общем холодные отношения со всей остальной Европой. Столь же вероятно, что царь не согласится следовать той радикально-панславистской политике, к которой попытается его склонить тесно с ним связанная национально-славянофильская партия.

Что касается нигилистов, которые предполагают, что император из страха может пойти на весьма большие уступки, даже на конституцию, то они жестоко ошибаются, совершенно не учитывая его характер и энергию. Их попытки запугать могут только остановить его на том пути к либерализму, куда ведет его природная склонность; если он сделает несколько шагов в этом направлении, это будет вовсе не потому, что они его запугивают, а несмотря на то, что они угрожают ему.

Находясь между ультра-националистической партией и нигилистической группировкой, либералы-конституционалисты постараются и, может быть, сумеют доказать императору, что либеральные реформы отнюдь не повели бы к потрясению трона, а только укрепили бы его. Смогут ли они убедить его (ибо ум его широк и просвещен), что ими руководит не простое желание подражать Европе, а назревшая необходимость глубоких изменений в политической организации управления? Русские - той же расы, что и все остальные европейские народы, их образование и цивилизация аналогичны, их нужды тождественны, их язык подчинен правилам той же грамматики,-- так почему бы политической жизни русского народа не укрепиться на тех же конституционных основах, как и у ее соседей?

Социально-политическое и финансовое положение России в самом деле серьезно, и недаром в первом своем манифесте Александр III говорит о тяжелой задаче, выпавшей ему на долю. Самодержца, даже гениального, могла бы здесь постигнуть неудача, но, опираясь на живые силы нации и призвав их себе на помощь, всякий честный правитель может рассчитывать на успех.