Письмо Полине Виардо - Письма (1831-1849) - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

4, 5, 6, 7 (16, 17, 18, 19) августа 1849. Куртавнель

Courtavenel,

jeudi, 16 aout 49.

Bonjour, Madame: guten Morgen, Liebe, Theure!

Et en effet, ils sont arrives hier soir tous les deux. Je parle de M. et Mme Sitches. J'ai ete bien content de les voir. Et puis ils avaient l'air si heureux, ils me contaient une foule de choses, les moindres details de leur voyage, et surtout du mariage1 avec une volubilite si joyeuse! Ils m'ont montre le portrait de Leonard qui m'a l'air d'un bon diable. Je me suis fait raconter par eux comment ils ont revu Mlle Antonia, ce qu'ils lui ont dit, ce qu'elle leur a repondu; comment ils ont vu pour la premiere fois M. Leonard, ce qu'il leur a dit, ce qu'ils lui ont repondu, l'habit qu'il portait, le chapeau qu'il tenait a la main et leurs habits a eux, et puis ensuite, en s'elevant a des details plus importants, les preparatifs du jour de noce, etc., etc. ils ont du tout me decrire; et ils le faisaient, ils se repetaient avec delices, ils imitaient la maniere de regarder, le son de voix de Leonard, et je les ecoutais avec un veritable interet; car le bonheur est contagieux. Enfin j'espere que tout ceci continuera aussi bien que cela a commence. Aujourd'hui le torrent est devenu ruisseau; nous parlons encore, mais la veine s'epuise.

Mlle Berthe arrive demain avec Louise. Courtavenel commence a se remplir. Je ne dinerai plus en tete a tete avec moi-meme.

Vendredi.

Madame! permettez-moi de prendre un ton solennel a la hauteur des circonstances. Madame! un fleau terrible, semblable a ces plaies d'Egypte dont parle L'Ecriture sainte2, est venu s'abattre sur les "beaux lieux" que vous habitez, ou plutot que vous n'habitez pas. Il ne nous a pas frappes a l'improviste, il nous avait deja souvent menaces de ses fureurs... que dis-je? nous avions plus d'une fois eprouve l'effet de ses coups... (c'est du Racine, cela). Mais cette fois-ci le cruel a depasse les previsions les plus sinistres, ebranle les coeurs les plus fermes et repandu au loin la stupeur du desespoir. Madame! ce fleau, c'est les rougets, ou ce sont les rougets, comme vous voulez3. Votre coeur sensible a du le deviner. Madame! dans l'espace d'une heure, Madame votre tante, qui, remarquez-le bien, n'etait pas sortie de toute la journee, en a pris cinquante, cincuenta, funfzig, fifty! sur son visage et sur son cou! Elle nous les a montres; nous les avons comptes. Elle en prenait avec son mouchoir par deux, par trois, par cinq! Tous nos corps ne sont plus qu'une plaie comme celui d'Hippolyte...4 Je me gratte avec les dix doigts jusqu'a faire ruisseler le sang! J'espere que cela ne durera pas. Ce serait trop epouvantable! Nous attendons Mlle Berthe avec impatience,-- para dar a corner a los hambrientos, comme dit le seigneur D<on> Pablo,-- peut-etre qu'elle fera une diversion utile. Jamais cela n'a ete aussi fort. Pourvu que la rage de ces animaux infernaux soit assouvie avant votre arrivee!

Le frere de M. Fougeux est decidement a bore (vous savez ce que cela veut dire en anglais) de la premiere classe. Il est venu me rougetter le jour de l'arrivee de votre tante. Jamais rien d'aussi lourdement suffisant, d'aussi pretentieusement vide, d'aussi solennellement niais ne s'est etale sous la calotte des cieux. Connaissez-vous cet atroce petit sourire qui voudrait etre malicieux et qui n'est que contraint, ce sourire tout sature d'amour-propre, qui voltige si constamment sur les levres des sots contents d'eux-memes? Eh bien, ce sourire-la ne quitte pas la face bleme de ce monsieur. Ce qui m'etonne dans tout cela, c'est ma bonhomie. Je fais sa conversation pendant des heures a cet etre-la; je l'ai ctm meme moins ennuyeux que je ne l'avais senti... Et il y a des personnes qui pretendent que j'ai l'esprit tourne a la satire. Imaginez-vous qu'il a la manie de repeter de la prose par coeur. Nous parlions de descriptions... "Monsieur, me dit-il avec son air magistral, toute description est superflue a moins qu'elle ne soit comme celle de Fenelon dans "Telemaque" qui dit: "La nature n'etait qu'un vaste jardin" 5. Vaste jardin! Monsieur, vaste jardin! Voila une idee neuve, belle, touchante qui parle a mon ame". Et pendant une demi-heure le monstre n'a cesse de repeter cette phrase divine, adorable, etc. Quel etre insupportable! Il a du etre ne dans une vieille cave humide des amours d'une vieille araignee et d'un crapaud paralytique. Je me figure le dieu de l'Ennui sous la figure d'une araignee toute poudreuse. En un mot, que les rougets le mangent! Je ne puis faire de voeu plus cruel. Mais il parait qu'ils sont inconnus, a Rozay. Courtavenel en serait-il la patrie exclusive?

Samedi soir.

Mlle Berthe est arrivee hier avec Louison. Louise a tres bonne mine, et Mlle Bertlie n'a pas non plus l'air tres maladif. La petite nous a montre ses prix et son ruban vert. Je lui trouve les manieres un peu "je m'en fiche pas mal", mais cela se fera, car c'est une bonne et douce nature au fond, malgre son petit rire de casse-noisette. Le jardinier, voyant tout ce monde arriver, s'est mis a travailler un peu; Jean frotte plus que jamais; enfin, Courtavenel est tout pimpant, a l'heure qu'il est. Mais si l'on n'y met pas ordre, dans quinze jours les fosses seront remplaces par une belle ceinture de vase bien noire. Je ne sais si le jardinier est un rouge, mais il a bien les trois defauts principaux de ce parti auquel, du reste, je me fais honneur d'appartenir; c'est-a-dire qu'il est bavard, paresseux et propre a rien. Quel mauvais jardinier je ferais!.. En y reflechissant, je ne sais pas qui je ferais bon. Est-ce du francais? Ma foi, je m'en bats l'oeil. Il y a longtemps que je n'ai recu de lettre de vous! C'est un peu ma faute, mais a tout peche misericorde. Bitte, bitte...

Dimanche.

Bien de nouveau depuis hier. Cependant les rougets paraissent ralentir leur fureur. Il etait temps. Je devenais, comme dit Annibal, dans "L'Aventuriere" 6, si laid a nu que je n'osais m'y mettre. J'ai promene Ces dames en bateau;, j'ai compose des chansons pour Louise. Ainsi, vous nous revenez dans quinze jours!

Le facteur vient, et il faut que je lui donne ma lettre... Vous tenez plus que votre parole, car voici deux lettres que'vous avez deja recues depuis... Enfin! J'attendrai. Que Dieu vous benisse mille fois et conserve votre sante. Tout 'a vous.

J. T.

P. S.-- J'ecrirai a Viardot demain. Les lievres sont morts!

Полине Виардо С французского:

Куртавнель,

четверг, 16 августа 49.

Приветствую вас, милостивая государыня: guten Morgen, Liebe, Theuere! {доброе утро, милая, дорогая! (нем.).} И действительно, они оба приехали вчера вечером. Я говорю о г-не и г-же Сичес. Я был очень рад их видеть. И притом у них был такой счастливый вид, они с таким радостным оживлением рассказывали мне кучу вещей, малейшие подробности их путешествия и особенно свадьбы1! Они показали мне портрет Леонара, который выглядит, по-моему, славным малым. Я заставил их рассказать, как они свиделись с м-ль Антонией, что они ей говорили, что она отвечала им; как встретились они в первый раз с г-ном Леонаром, что он сказал им, что они ответили ему, как он был одет, какая у него была в руке шляпа и как были одеты они, а затем дошли и до более важных подробностей свадебных приготовлений и т. д. и т. д.; они должны были описать мне всё; и они это делали, они повторялись с упоением, они изображали манеру смотреть Леонара, звук его голоса, и я слушал их с истинным интересом, потому что счастие заразительно. В общем, я надеюсь, что всё это будет продолжаться так же хорошо, как началось. Сегодня поток превратился в ручей; мы всё еще говорим, но жила истощается.

М-ль Берта приезжает завтра с Луизой. Куртавнель начинает наполняться. Я уж не буду больше обедать один на один с собою.

Пятница.

Милостивая государыня! Позвольте мне принять торжественный тон, который был бы на уровне обстоятельств. Милостивая государыня! Ужасный бич, подобный тем казням египетским, о которых говорит Св. Писание2, обрушился на "прекрасные места", в которых вы обитаете или, вернее, не обитаете. Он не застал нас врасплох: он и раньше часто угрожал нам... что я говорю? мы не раз испытывали действие его ударов... (ведь это прямо слог Расина). Но на сей раз жестокость его превзошла все самые мрачные ожидания, потрясла самые мужественные сердца и повергла всех вокруг в глубокое отчаяние. Милостивая государыня! Этот бич - красношейка или же красношейки, как вам будет угодно3. Ваше чувствительное сердце должно было это угадать. Милостивая государыня! В течение одного лишь часа ваша тетушка, которая, заметьте хорошенько, не выходила, сняла их пятьдесят, cincuenta, funfzig, fifty {пятьдесят (трижды - исп., нем., англ.).}, с лица и с шеи! Она нам их показала, мы их. сосчитали. Она брала их платком по две, по три, по пяти! Тела наши представляют собою сплошную рану, подобно телу Ипполита4 ... Я чешусь всеми десятью пальцами до крови! Надеюсь, что это долго не протянется. Это было бы слишком ужасно! Мы с нетерпением ожидаем м-ль Берту,-- para dar a corner a los hambrientos {для того, чтобы накормить голодающих (исп.).}, как говорит сеньор дон Пабло,-- может быть, это даст делу иной оборот. Никогда еще это не было столь сильно. Лишь бы бешенство этих адских зверей было утолено до вашего приезда!

Брат г-на Фуже решительно а bore {надоедливый человек (англ.).} (вы знаете, что означает это слово по-английски), и притом первоклассный. Он явился терзать меня в день приезда вашей тетушки. Ничего столь тяжеловесно самодовольного, столь претенциозно пустого, столь торжественно глупого никогда еще не существовало. Знаете ли вы эту гадкую улыбочку, которая хочет быть плутовской, а оказывается только натянутей, эту улыбочку, всю пропитанную самомнением, которая столь неизменно витает на устах самодовольных дураков? Ну, так эта улыбочка не покидает бледного лица этого господина. Что меня изумляет во всем этом, так это мое добродушие. Я целыми часами беседую с этим существом; я даже считал его менее несносным, чем это почувствовал... А еще есть люди, полагающие, что у меня сатирический ум. Вообразите, у него мания читать наизусть прозу. Мы говорили об описаниях... "Милостивый государь,-- сказал он мне своим наставительным тоном,-- всякое описание излишне, если оно не такое, как у Фенелона в "Телемаке", где сказано: "Природа была лишь обширным садом"5. Обширным садом! Милостивый государь, обширным садом! Вот мысль новая, прекрасная, трогательная, которая так много говорит моей душе". И целые полчаса изверг но переставал повторять эту фразу, божественную, дивную и т. д. Что за несносное существо! Он, должно быть, родился в старом сыром погребе от старого паука и разбитой параличом жабы. Я представляю себе бога Скуки в виде покрытого, пылью паука. Словом, пусть его съедят красношейки! Более жестокого пожелания я придумать не могу. Но, по-видимому, в Розе о них ничего не знают. Неужели они водятся только в Куртавнеле?

Суббота вечером.

М-ль Берта прибыла вчера вместе с Луизой: у Луизы вид превосходный, да и у м-ль Берты вид не такой уж болезненный. Девочка нам показывала свои награды и зеленую ленточку. Я нахожу, что у нее манеры немножко "мне на всё наплевать", но это образуется, потому что, в сущности, это милая и кроткая натура, несмотря на ее резкий смех. Садовник, ввиду прибытия всего этого народа, принялся понемногу за работу; Жан трет более чем когда-либо; вообще Куртавнель сейчас так весь и сияет. Но если не будет наведен порядок, то через две недели рвы обратятся в сплошную полосу черной тины. Не знаю, принадлежит ли садовник к красным, но он несомненно обладает тремя главнейшими пороками этой партии, к которой, впрочем, имею честь принадлежать и я; то есть он болтлив, ленив и ни на что не годен. Каким бы я был плохим садовником!.. Поразмыслив об этом, я собственно не знаю, кем бы хорошим мог я быть, французское ли это выражение? Мне, честное слово, безразлично! Уже давно не получал я от вас письма! Это немного и по моей вине, но бог милостив. Bitte, bitte... {Пожалуйста, пожалуйста (нем.).}

Воскресенье.

Ничего нового со вчерашнего дня. Однако красношейки, по-видимому, начинают умерять свой пыл. Давно пора! Я стал, как говорит Анпибаль в "Авантюристке"6, до такой степени безобразен в голом виде, что не решался раздеваться. Я катал дам в лодке; и сочинял песенки для Луизы. Итак, вы возвращаетесь к нам через две недели!

Идет почтальон; я должен отдать ему мое письмо... Вы делаете больше того, что обещали, ибо с тех пор вы получили уже два письма... Что делать! Подожду. Тысячу раз да благословит вас бог и да хранит он ваше здоровье. Весь ваш.

И. Т.

P. S.-- Я напишу завтра Виардо. Зайчата подохли!