Полине Виардо - Письма (1850-1854) - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

С французского:

Москва,

4/16 июля 1850.

Вот я и в Москве, дорогая и добрая госпожа Виардо! В Москве... Зиновьева я не застал в Крестцах1 - важное дело вынудило его отправиться уж и не знаю за сколько верст оттуда. Я приехал сюда третьего дня, остановился в той же гостинице "Дрезден", где вы прожили неделю2, а со вчерашнего дня живу в домике брата3. Я повидался с матерью. Дела я нашел в самом плачевном состоянии, но расскажу вам об этом позднее, когда немного осмотрюсь. Сейчас же вам будет достаточно узнать, что самому мне кажется, будто я, бог знает как надолго, вошел в сырой и вредный для здоровья погреб. Ах! солнце, свежий воздух,-- всё, что делает жизнь приятной и прекрасной, я оставил там, у вас, друзья мои. Как далеко нахожусь я от вас! Как много льё нас разделяют! Как много дней, недель, может быть, лет протечет до того, как мне будет дано снова увидеть ваши милые черты, свободно издохнуть в вашем дорогом присутствии. Не забывайте меня, думайте обо мне, умоляю вас,-- а я - что должен я сделать, что должен сказать, чтобы дать вам понять, насколько память о вас мне сладостна и дорога? Она еще и нечто гораздо большее; как я предвижу, это будет для меня единственным якорем спасения, когда, среди ожидающих меня тягостных распрей, трудясь над устройством всевозможных неприятных грустных дел, я почувствую, что мое сердце изнемогает от усталости и отвращения. Это будет моим единственным утешением. Когда я вспомню о такой доброте, искренности, нежности, красоте, но, особенно, о привязанности, которую ко мне испытывают, быть может, мне достанет мужества промыть все эти старые раны, противостоять всем этим горестям и бедам. Впрочем, вы мне позволите, не правда ли, сообщать вам о моих терзаниях. Меня это так утешит! Мне так бы хотелось жить у нас на глазах... и все-таки, когда я думаю о том, что эти письма, где сплошь идет речь о грустных и пошлых семейных распрях, вы получите в Куртавнеле, то опасаюсь, как бы скверное впечатление от них не отразилось невольно и на мне. Решительно, я расскажу вам только о результатах. Я не хочу портить память обо мне; это самое дорогое из моих сокровищ, то, которое я храню, больше всего за него тревожась.

С завтрашнего дня я начну вести нечто вроде дневника, который буду вам посылать. Сегодня это только письмецо для того, чтобы известить вас о моем приезде. Ах! мои дорогие друзья, как я печален! и как тяжко у меня на сердце! Но нет, не надо так много говорить вам об этом.

Брата моего я нашел женатым. Я этим очень доволен. Жена его - прелестное существо. Моя мать, которая условием для своего согласия на этот брак поставила его выход в отставку, за всё время, что она здесь, ни разу не допустила ее к себе на глаза - положение их непрочно, унизительно, невозможно. Мать моя окружена толпой прихлебателей, которые ее обирают; пусть бы они были заняты только этим. Но среди них есть два или три человека, которые пагубно на нее влияют, а несмотря на ее крайнюю слабость управляет всем - она... Вы можете себе представить, что из этого выходит!4 Ну - однако - я обещал не говорить вам обо всем этом.

Когда же я получу ваше второе письмо? Нужны две недели на то, чтобы письмо, из Лондона дошло сюда - две недели! Постараюсь отыскать какую-нибудь английскую газету. Прошу вас, когда вы будете мне писать, каждый раз сообщать о том, что вы пели... Но что я за глупец, ведь ваш ответ дошел бы до меня не ранее, чем Через месяц! Но это ничего не значит - в то время вы будете еще в Лондоне. Здесь распускают слух (и я слышал, как об этом говорили в С.-П<етербурге>), что будто бы генерал Гедеонов отправился за вами и что хотят во что бы то ни стало заполучить вас в Петербург. Не могу выразить, как глубока и сильна память, которую вы оставили по себе в России; здесь вас обожают. Тем не менее в Россию вы не приедете5. И не надо этого делать, У вас слишком прочное положение, чтоб можно было им легкомысленно пренебречь, И потом, вам надо сделать еще так много хорошего... О нет! оставайтесь во Франции, и да ниспошлет вам бог всё счастье, всю радость, которые он приберегает для своих лучших, самых дорогих созданий! Здоровье, счастье, слава - всё это ваше достояние и вы им полностью насладитесь, или же нет больше справедливости на этом свете.

Завтра я непременно напишу доброму Гуно, которому прошу нас передать от меня привет.

Дорогая госпожа Виардо, позвольте мне кончить на этом мое письмо. Я слишком удручен, слитком озабочен, чтобы продолжать его сегодня. Мне, однако, не хочется ждать до завтра, чтобы его отослать. Время от времени я посматриваю на Диану и говорю ей: "Ну, бедняжка, ну и далеко же мы от дома". Надеюсь, что я вскоре приду в себя. Теперь дайте мне обе паши руки и позвольте пожелать вам всего счастья, какое только можно себе вообразить. Будьте счастливы и благословенны, moine beste, thouerste Freundinn {мой лучший, дражайший друг (нем.).}. Тысяча добрых пожеланий всем. До скорого свидания, увы! на бумаге.

Прощайте, прощайте. Будьте счастливы. Будьте счастливы.

Ваш И. Т.

Шлю вам всю мою любовь. Милый Куртавнель, тысячу раз его благословляю. Прощайте.