Полине Виардо - Письма (1850-1854) - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

С французского:

Спасское,

23 января 53.

Я получил ваше второе письмо1, моя добрая и дорогая госпожа В<иардо>, и признаюсь, очень встревожен, эта холера, посетившая дом, где вы живете2, и потом эта неосторожность В<иардо>... Да он просто помешался на своих медведях! Скажите же ему, что с нашей зимой шутки плохи. Я вспоминаю, что он с каждой поездкой на охоту чувствовал себя всё хуже. Пусть смирится с тем, что придется не выезжать из Петербурга, как я смирился с тем, что придется не въезжать в него.

Я получаю "Северную пчелу" и прочел там с истинным удовольствием две статьи Б<улгарина> и Феоф<ила> Толстого3. Почему обе эти личности мне так неприятны? Ф. Толстой, неудавшийся художник, неудавшийся литератор, злобный, вероломный и угодливый, полный прокисшей желчи, которая есть не что иное, как испорченный яд, полагаю, еще более отвратителен, чем Б<улгарин>. Я часто виделся с ним прошлой зимой, мы наговорили друг другу ворох нежных слов, но я знаю, что он меня терпеть не может: он приписывает моему влиянию на Краевского то, что его отвратительный роман, произведенный на свет с невероятными усилиями, был отвергнут - этого достаточно для ненависти на всю жизнь4. Вообще литераторы - довольно скверное племя; а те, что являются ими лишь наполовину, вовсе ничего не стоят. Понаблюдайте за движениями его губ и бровей, когда он расточает свои медоточивые слова, какие мерзкие движения кошачьего хвоста! Прошу вас, чтобы это осталось строго между нами. Г-н Феофил - человек опасный, а мне так легко повредить.

Маленькая табакерка, о которой я говорил вам в последнем письме5, могла быть отправлена только в среду (позавчера). Вигоневый кружочек под крышкой порвался в трех местах, но его легко заменить. Говорю вам об этом, чтобы вы не подумали, что это случилось в дороге. Впрочем, что в этой коробочке действительно мило, так это маленькая мозаичная собачка.

Счастлив узнать, что голос ваш в хорошем состоянии, по только умоляю вас щадить себя и не сжечь свои корабли, как это случилось в 44 и 45 годах6.

Собираетесь ли вы во время поста в Москву с концертами7?

Письма из Петербурга подтверждают то, что вы говорите о вашем "personal appearance" {внешнем виде (англ.).}. Все сходятся на том, что вы выглядите моложе и свежее, чем семь лет тому назад8. Это заставляет меня с еще большим нетерпением ждать вашего дагерротипа, хотя я и знаю, что это скорее карикатура, чем сходство. Тем не менее, глаза мои сумеют уловить перемену в ваших чертах. Прошу вас, не заставляйте меня долго ждать.

Здесь всё идет помаленьку. Вот уже 10 дней очень холодно - ничего другого сообщить вам но могу. Не знаю, говорил ли я вам о том, что с Нового года у меня гостит дядя со всей семьей. Нас довольно много, за столом собирается целая дюжина: Тютчев, его жена, сестра его жены (эта рослая и бесцветная девица, которая, впрочем, надо отдать ей должное, совершенно меня не домогается)9, их мать10, компаньонка, мой дядя, его жена11, сестра его жены12, две другие сестры, живущие по соседству, старая няня и я. Женщин, как видите, большинство, но среди них заслуживает внимания только г-жа Тютчева). Остальные - "курицы". Это наводит меня на мысли о Куртавнеле и о кудахтанье, которое я толы" и слышал в ответ на протяжении целого дня... Увы! Эти воспоминания теперь не более чем тони.

Письма из П<етербур>га доходят сюда и - пятый день, иногда на шестой.

Прощайте, дорогой и добрый друг, до скорого свидания. С нетерпением ожидаю продолжения вашего дневника. Тысяча приветов доброму Виардо. Нежно целую ваши руки и желаю вам здоровья и счастья.

Ваш

И. Тургенев.