Полине Тургеневой - Письма (1855--1858) - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

С французского:

Спасское,

11/23 октября 58.

Дорогая девочка, все твои письма начинаются с жалоб; но я уверяю тебя, пишу тебе чаще, чем ты предполагаешь,-- или же, может быть, мои письма к тебе не доходят. Наконец, пишу ли я тебе часто или редко, всё же не следует из за этого вбивать себе в голову, что я забыл тебя, что я не люблю тебя больше с тех пор, как нахожусь в моей России, и проч.1. Всё это - причуды: я тебе доказал, что люблю тебя, и докажу тебе это еще. Успокойся, вооружись терпением и трудись: остальное придет в свое время.

Я очень благодарю тебя за твое большое письмо, хотя оно все испещрено орфографическими ошибками и его трудно разбирать; но не из-за этого я хочу воевать с тобою сегодня, а совсем по другой причине. Я нашел в твоем письме признаки недостатка, для искоренения которого ты должна приложить все усилия; я говорю о твоей чрезвычайной обидчивости, которая может сделать тебя раздражительной, озлобленной и даже неблагодарной. Г-жа В<иардо> забыла пригласить тебя на прогулку - вот так большая беда! Уж не думаешь ли ты, что у нее нет забот, беспокойств, и, быть может, очень важных? Разве у нее не может быть дурного настроения, несмотря на столь совершенную ровность ее характера? Ты уже причинила себе и готовишь себе впредь совсем ненужные страдания из-за своей несчастной обидчивости, которая всего лишь - больное самолюбие. Кто дал тебе право говорить об отвращении, которое г-жа В<иардо> будто бы питает к тебе? Не чувствуешь ли ты, что будет неблагодарностью хотя бы только подозревать в ней подобное чувство к тебе - в ней, которая всегда относилась к тебе, как мать. Эта манера себя умалять, унижать - тоже не что иное, как самолюбие. Избавься от этого противного недостатка, дитя мое, и будь уверена, что если только очень немногие люди любят нас (и любимы нами) по-настоящему,-- то большинство готово питать расположение ко всякому, кто никого не обижает и не огорчает. Предполагать, что другие люди злы - это значит признаваться, что сам не чувствуешь себя добрым. Ты без всякой на то причины испортила себе, как сама говоришь, каникулы 58 года в Куртавнеле; пусть это послужит тебе уроком!

Вот и это урок, и очень длинный - и который, может быть, заставит тебя пожалеть о столь сильном желании иметь от меня письма. Тем не менее я должен был дать его тебе; не будем больше говорить об этом. Должен сказать тебе, что я болел лихорадкой, которую подхватил на охоте; я выздоровел, но еще не выхожу.-- Через две недели я покидаю Спасское; зиму проведу в Петербурге2. Пиши мне, до нового распоряжения, по следующему адресу:

"В С.-Петербург, Россия,

в редакцию журнала "Современник"?"

для вручения г. И. Т<ургеневу>".

Нет надобности писать адрес по-Русски. Напишу тебе тотчас по прибытии в Петербург. Твои обещания хорошо работать очень радуют меня; постарайся, чтобы к моему возвращению в Париж ты могла сыграть мне бегло сонату Бетховена, написать большое письмо даже без намека на ошибку - и главное - чтобы ты больше не была обидчивой. Вот тогда-то уж я буду тебя любить!

Это не мешает мне очень и очень любить тебя уже и теперь. Желаю тебе доброго здоровья и бодрости. Обнимаю тебя очень крепко и остаюсь

любящий тебя отец

И. Тургенев.

P. S. Тысяча приветов семейству Тургеневых, мое почтение г-же Аран.-- Я сообщу тебе известия об Ольге Т<ургене>вой, как только получу их сам.