E. E. Ламберт - Письма 1859-1861 - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

12(24) июня 1859. Виши

Виши.

24/12-го июня 1859.

Милая графиня, я получил два письма от Вас1, на которые мне бы следовало тотчас же ответить - но я мешкал до сих пор, в чем прошу милостивого прощения. Вот уже пятый день, как я нахожусь в Виши, пью воды и купаюсь для исцеления мйих недугов: посмотрим, что из этого выйдет. Прежде всего позвольте Вас поблагодарить за Ваши хлопоты о Беленкове2 и о г-же Змеевой: я знаю, что доставлять Вам случай делать добро - это значит одолжить Вас,-- но благодарить кого любишь - очень приятно, и Вы не захотите лишить меня этого удовольствия.-- Я очень рад, что дело Беленкова уладилось; что же касается до г-жи Змеевой - между нами говоря - дама эта очень мало меня интересует; ее несносная, задушевно - пошло-фразисто - чувствительно - восторженная болтовня очень противна - дочь ее, вероятно, немного потеряет от разлуки с такой матерью - хотя, конечно, следует хлопотать об их соединении... Во всяком случае, с благодарностью и удовольствием целую Ваши милые руки.

Дай бог, чтобы морские купанья помогли Вам3. Я часто думаю об Вас и чувствую, что глубоко и искренно к Вам привязан. Я нахожусь теперь в том полувзволнованном, полугрустном настроении, которое всегда находит на меня перед работой4; но если бы я был помоложе, я бы бросил всякую работу и поехал бы в Италию - подышать этим, теперь вдвойне благодатным воздухом.-- Стало быть, есть еще на земле энтузиазм? Люди умеют жертвовать собою, могут радоваться, безумствовать, надеяться? Хоть посмотрел бы на это - как это делается?5 Но теперь я уже отяжелел - лень выскакивать из проложенной колеи, по которой со скрыпом и не без толчков - а все-таки катится "Телега жизни"6.-- Всё, что осталось у меня жару, ушло на сочинительскую способность. Всё остальное холодно и неподвижно.

Я часто виделся в Париже с моею дочерью и не раз мечтал о том, как бы я Вам ее показал. И не то чтобы я воображал, что есть чем похвастаться: нет, в ней нет ничего необыкновенного - есть кое-какие, довольно важные недостатки; но она очень чистое и честное создание; она будет хорошей женой. Как это сделалось - не знаю; воспитание она получила пансионское, французское - то есть прескверное: такая уже, видно, кровь. Я не хочу этим сказать, что она в меня вышла; напротив, этих-то качеств именно и нет у меня; я хотел сказать, что она, видно, так родилась. Это объяснение напоминает молиеровское: c'est pourquoi votre fille est muette7,-- но почти все объяснения таковы. Словом, я доволен моей дочкой - и очень рад тому, что доволен. Она осенью выходит из пансиона8. Я ее на зиму поселю в хорошем доме, у почтенного семейства 9; может быть, мы с нею, перед возвращением моим в Россию, сделаем вдвоем маленькое путешествие по Рейну10.-- А в Россию я возвращусь непременно к сентябрю.

Я встретил в Париже гр. Карла Ламберта; он первый сообщил мне о Вашей поездке в Гапсаль. Он почти не хромает теперь.

Пожалуйста, поклонитесь Вашему милому и доброму мужу и всем хорошим петербургским знакомым.

Я Вам ничего не сказал о Виши: это довольно грязный французский городишко - без тени и без хороших прогулок; только и есть в нем хорошего, что несколько липовых аллей, которые теперь в полном цвету... Этот сладкий запах напоминает мне родину - но нет здесь ее необозримых полей, полыни по межам, прудов с ракитами и т. д. ... Что ни говорите, человек гораздо больше растение, растение с корнем, чем он сам предполагает.

Еще раз и долго и крепко целую Вашу руку и прошу ее, эту руку, написать мне в Париж, poste restante. Я здесь остаюсь всего 3 недели. Будьте здоровы, это главное.

Ваш

Ив. Тургенев.