П. В. Анненков - Письма 1862-1864 - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

У25 марта (6 апреля) 1862. Париж 26 {Так в тексте публикации.} марта (6 апреля) 1862 г. Париж.

Спасибо за письмо, любезнейший друг П<авел> В<асильевич>, и за известия, которые в нем заключаются1. До Вас писали мне о моей вещи ("Отцы и дети") Писемский2, который ею недоволен, и Достоевский3 и Майков4, которые, напротив, чрезвычайно довольны. Из Москвы я не получил ровно никаких известий - ни экземпляров обещанных, ни денег, ни писем - так что я улицезрел собственное детище только по милости кн. Трубецкого, ссудившего мне книжку "Русского вестника". Опечаток отыскалось много, а именно около 50, из которых штук 15 жестоких - я послал списочек Каткову5. Ну, а теперь лодка спущена, потонет или поплывет - это уж ее дело, а мне толковать больше об этом не для чего. Хотелось бы мне только знать, что Тютчева - такого же невыгодного мнения о моей повести, или смягчилась?6 Дела происходят у Вас в Петербурге - нечего сказать! Отсюда это кажется какой-то кашей, которая пучится, кипит - да, пожалуй, и вблизи остается впечатление каши. Освистанный Дюкре-Дюминиль-Костомаров,-- а там Чичерин-доктринер7 и Аксаков со своим "Днем"8, и Никита Безрылов1 и тоже освистанный Ч<ернышевск>ий9. Всё это крутится перед глазами, как лица макабрской пляски10, а там внизу, как черный фон картины, народ-сфинкс, и т. д. Хочется взглянуть на всё это собственными глазами, хоть наперед знаешь, что все-таки ничего не поймешь. Я отсюда выезжаю через три недели; не хочу думать, что я Вас не застану в Петербурге - это было бы безобразно. Ведь мы в последнее время почти не видались. Послезавтра я еду в Лондон на несколько дней. Ах, Павел Васильевич, не мне бы это говорить, не Вам бы слушать: но если бы Вы знали, как я состарелся, отяжелел и опустился! Последние 15 лет промелькнули как сон; я никак не могу понять, каким образом мне вдруг стало 43 года и как это я очутился каким-то, почти чужим мне самому, стариком? Новые чувства - новые ощущения даже невозможны; остается пережевывать старую жвачку, а политической искры, к сожалению, во мне нет.

Состаревшийся художник - как потерявшая голос певица: ну, на что торчит?.. Впрочем, не буду продолжать в этом тоне; что за охота жаловаться на горе, которому помочь нельзя. Надеюсь, что наша дружба извинит мое хныканье. Я изредка получаю письма из Рима от Боткина11; он доволен своим пребыванием в Вечном городе; вероятно, мы вместе вернемся в Россию. Здесь я вижусь только с Ханыковым, да еще с Кавелиным, который уж очень бранит французов. До свиданья, милый П<авел> В<асильевич>. Поклонитесь Вашей жене и всем добрым приятелям и примите дружеское рукопожатие от Вашего старика, И. С. Тургенева.

P. S. У нас здесь сирень в полном цвету. А у вас?