Полине Виардо - Письма 1862-1864 - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

С французского:

No 10

С.-Петербург.

Гостиница "Франция",

3 февраля/22 января 1865.

Среда.

Дорогой и добрый друг, ваш триумф в Страсбурге обрадовал вас уж, конечно, не больше, чем меня - и я напеваю слова старой немецкой песни: "О Strassburg! du wunderschöne Stadt!" {О, Страсбург! чудесный город! (нем.).}1. Теперь - черед Лейпцига, и я хорошо знаю, где будут мои мысли сегодня вечером. Смотрите только, не утомляйтесь и не хворайте; я непременно должен найти вас возможно более бодрой и цветущей. Через какой-нибудь месяц с небольшим... Ничего, ничего, молчание! - как говорит сумасшедший у Гоголя2.

(Кстати, вам незачем писать на имя Боткина; пишите просто: Ивану Сергеевичу Тургеневу.) Эти два дня были у меня невеселые: вчерашнее утро ушло на похороны литератора, о котором я писал вам в предыдущем письме3.-- В этих обрядах езть очень жестокие детали: покойника держат с открытым лицом и дома и в церкви, дают ему прощальное целование... там была его старуха мать.-- Поговорим о другом. Я обедал у Веневитинова4, говорили о вас и о наших романсах. Чтобы дать понятие о них моему другу Фету, я попросил спеть их некую г-жу Зыбину, которая в здешнем обществе слывет великолепной музыкантшей: и что же? эта храбрая особа путалась на каждом шагу, и я мог убедиться, что она, подобно большинству моих соотечественников, плохо знает риторику, а грамматики и вовсе не знает. У этих любителей нет основы. Дочь ее, молодая особа лет 16--17, лучше справилась с аккомпанементом. Продолжаю подгонять моего издателя. А между тем этот негодник Боденштедт не шлет мне перевода "Птички" и "Узника". Писали вы ему5?

Не забудьте дать мне знать, какого числа в марте состоится первое представление "Орфея" в Карлсруэ6. Мне не хотелось бы приехать в Баден-Баден и не застать вас: надо, чтоб мне дано было счастье увидеть всё семейство в станционной галерее, ведь вы, надеюсь, встретите меня: я отправлю вам телеграмму из Берлина.-- Das Herz wird mir im Leibe hüpfen {Сердце у меня в груди забьется (нем.).}!.. Не хочу об этом много думать, ибо это - такое огромное счастье, что я, наверное, буду мучиться опасениями и страхами, что оно не сбудется... Но нет! Бог милостив, и ему будет приятен вид человека, обезумевшего от радости... Молчание! молчание! - повторяю я опять вслед за гоголевским сумасшедшим.

Фет и Боткин завтра оба едут в Москву; осенью они обещали навестить меня в Баден-Бадене. Мне придется расположить их в еще пустых комнатах. Кстати, навели ли вы справки о г-не Пине?

Мой старый друг Анненков счастлив, как только может быть счастлив человек: он обожает свою жену и она его; так приятно на них смотреть: они так влюблены друг в друга, что даже бранные слова, которыми они обмениваются, пропитаны нежностью.-- Я часто вижусь с ними.-- В обществе бываю редко и без большого удовольствия. В особенности в женской его части нахожу какой-то привкус... который мне не по вкусу. Простите мне эту ужасную игру слов.

До послезавтра. Надеюсь, что я дошел уже до половины моих писем и всех их будет не больше 20, или немногим больше. В ожидании счастья прижать к своим губам ваши столь любимые руки, делаю это на бумаге и желаю вам всего самого лучшего на свете.

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. Т.