Полине Виардо - Письма (Июнь 1867 - июнь 1868) - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

С французского:

No 5

Париж.

Гостиница "Байрон".

Пятница, полночь.

Theuerste Freundinn {Самый дорогой друг (нем.).}, сегодня вечером я был в Лирическом театре и слушал три первых акта "Риголетто"1 с м-ль Шредер. Прежде чем говорить о ней, не могу воздержаться от восклицания: "О, как низко пал этот театр, театр, где прежде раздавались благородные звуки "Орфея"2! Теперь это только провинциальный театр 3-го разряда. (NB. У всех мужчин и женщин, сидевших около меня, были грязные руки и черные ногти, а самые элегантные из них чистили свои ногти зубочистками); тенор, г-н Пюже - был бы освистан и побит в Карпантра3 - а что за костюмы! что за хористы! 20-летний дирижер махал своей палочкой не в такт,-- музыканты играли кое-как - зал был наполовину пуст!! Что до м-ль Шредер - выглядит она на сцене недурно: игры никакой, жесты неловкие и однообразные, лицо невыразительное, произношение неправильное; - голос кажется совсем, совсем маленьким, особенно вначале; но поет она очень хорошо, очень верно, с большим вкусом и изяществом"Это было слишком тонко для публики и - и для горланов, окружавших ее. Ее заставляют петь буквально каждый день с тех пор, как все серьезные артисты г-на Карвальо4 перешли в "Ренессанс"5 - и она, говорят, в отчаянии - бережет себя, сколько может, и, кажется, думает только о том, как бы довести дело до конца. Более того - в третьем акте она пропустила свою арию. Я не мог оставаться до конца - обещал быть у г-жи Моль, у этой милой столетней старушки, такой странной и питающей ко мне такие нежные чувства. Она принимает по пятницам. У ней я видел Ложеля, Ланфре, Шерера, Дюпона-Уайта, Ренана, которому я не захотел представиться: не нравится мне этот "изысканный" семинарист6. Жена его была тоже, она ужасно растолстела. Кажется, моя книга положительно имеет успех: мне о ней говорили с сочувствием7. Я познакомился с Либрейхом, знаменитым окулистом, одним из утонченнейших людей, каких я когда-либо встречал. Он восторженно говорил со мной о Гельмгольце, своем учителе.

Обедал я у Поме, которому пришлось подробно рассказать сюжет третьей оперы; он уже жаждет скорее получить свою роль и спеть ее8.

Но какое впечатление произвела на меня музыка Верди после музыки г-на Тома9! Мне казалось, что я был перенесен под яркие лучи солнца после блужданий в каком-то густом и сыром тумане, Перед вами по крайней мере музыкант - а не господин, умудрившийся, говоря много, не сказать ничего. Ох, уж эта наука бездарностей! Ничего нет возмутительнее и гесноснее!

Суббота, 8 ч. утра.

Через два часа я уезжаю в Ружмон и вернусь послезавтра утром; сегодня же вечером напишу вам10 - но вы получите мое письмо только послезавтра, так что один день будет пустым... Но нет! не будет - ведь это письмо придет завтра! Прошу прощения за нескромное выражение "пустой"; вы понимаете, что я хотел сказать. Ведь это мне завтрашний день не принесет письма!

Заклинаю вас - пришлите мне что-нибудь для Флаксланда11... у вас еще есть время.

Напишите доктору, кажется, он задет молчанием, которое длится со времени его отъезда12.

Тысяча и тысяча дружеских приветов всем, начиная с Виардо; viele Küsse Ihren lieben Händen {много раз целую ваши дорогие руки (нем.).}.

Der Ihrige

И. Тург<енев>.