Письмо 4 - Письма Е. M. Феоктистова к И. С. Тургеневу (1851-1861) - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

17--18 (29--30) марта 1851 г. Москва

Москва. 17 марта. 1851.

"Уж сколько раз твердили миру, Что...

хитрость вредна, бесполезна1 и между хорошими приятелями не употребляется, но Иван Сергеевич, несмотря на это, без зазрения совести предлагает прочесть в новом "Современнике" еще его одно произведение.2 Как будто великолепная статья о Познякове3 могла обмануть кого-нибудь! Как будто достаточно не подписать своего имени, чтобы публика не увидала руки мастера! Вот как было дело: опять в прошедший четверг собрались те же лица, "так называемые умные люди" у Галахова. Опять разговор касался "науки и жизни"4 - как вдруг кто-то взял "Современник" и стал читать статью о гениальном Познякове. На 5-ой строке у всех вырвалось восклицание: "это он!" Дальнейшее чтение не обмануло нас. Статья произвела фурор. Сам Кудрявцев5 подпрыгивал от восторга на своем стуле. Право, никто не ожидал, чтобы можно было по поводу Познякова написать статью с таким тонким остроумием, живостью и, как выразился Кудрявцев, с таким "отличным умом". Но так как в этой же статье говорится неуважительно об гр. Ростопчиной,6 то положено было не говорить никому, что статья принадлежит Вам,-- об этом знают немногие из кружка. Признаюсь Вам, я подумал, слушая эту статью, что бы Вам написать несколько страниц об школе Островского. Она теперь высказывается мало-помалу в "Москвитян<ине>". Так, например, если Вы читаете его, то могли заметить, что Григорьев при разборе "Пантеона" откровенно признался, что он и К° не слишком высоко ставят Мольера. Да и мало ли таких черт, разбирать которые было бы истинное наслаждение. Подобная статья, написанная с остроумием статьи о Познякове,7 - да ведь это монумент в потомстве!..

Другая Ваша статья о Касьяне - прелесть!8 Это, бесспорно, один из лучших Ваших рассказов, - и таково общее здесь мнение. Кроме характера - который вышел очень рельефен и понятен, (После: и понятен - было: подконец.) самое описание деревни, пустой в жаркий летний день, наконец, описание самого этого дня, - все это как будто сейчас видишь, как будто сам только что выехал из этой деревни. Вообще весь рассказ - истинно превосходен. Очень хороша тоже - девочка. Право, кроме этого восхищения, я не могу Вам передать ничего более, да и едва ли, думаю, и можно что-нибудь критиковать в этом рассказе.

Не знаю, как благодарить Вас, почтеннейший Иван Сергеевич, за Ваше письмо к Драшусову.9 Вы так любезны и предупредительны, что мне даже становится совестно. Зная так Ваш характер, можно войти с человеком в такие отношения.

Теперь еще одно поручение к Вам, или назовите, как угодно. Недавно я встретил в театре Шумского. Разумеется, он рассыпался в похвалах Вам и Вашим высоким качествам, а кончил просьбою написать Вам, что, кажется, Дирекция намерена дать ему после Святой, то есть в мае или конце апреля, бенефис. В таком случае он спрашивает, не намерены ли Вы написать теперь свою комедию "Шарф",10 о которой Вы говорили и нам, и ему. Он говорит, что эта пиеса, данная в его бенефис, значительно поднимет его денежные обстоятельства, в чем, разумеется, нет сомнения. Я передаю Вам его слова, а Вы поступайте как хотите. Не худо бы Вам было написать к нему.

В Москве много нового. Ростопчина, хотя башмаков не носит, но не менее того, пишет постыдные по глупости фельетоны об Эльслер.11 Грановский при истинном восторге публики читает публичные лекции.12 Странно, - но Марио в Москве далеко не понравился, многим даже знатокам музыки и пения. На меня он произвел сильное впечатление. Вообще же, хвалят очень его голос, но сильно нападают на манеру и отсутствие выразительности в пении. Я - профан - этого не заметил.

Видел я наконец даму Боткина, и Вашу - смею сказать, - ну! урод порядочный. Понимаю, что Вы бежали от нее. Грубые черты, и лицо похоже на подсолнечник. Жалею, что мое описание Ирки не произвело в Вас другого чувства, кроме удивления ко мне, (Так в автографе.) и что грудь Ваша не согрелась благодатным огнем! Кобра-Капелла все тот же. Недавно только я убедился, что у этого человека нет не только никакого постоянного образа мыслей, но даже и того художественного чутья, о котором, кажется, и Вы говорили. Жалею, что некогда теперь представлять примеры этому.

Напишите ко мне поскорее, драгоценный Иван Сергеевич. Я иду обедать к Грановскому и, если услышу там что-нибудь об Вашем рассказе, прибавлю к этому письму.

От души жму Вам руку.

Е. Феоктистов.