Письмо 7 - Письма Е. M. Феоктистова к И. С. Тургеневу (1851-1861) - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

29 июня (11 июля) 1851. Выкса

Выкса. 29 июня.

Будьте уверены, что если я берусь за перо теперь, то вовсе не с целью входить в какие-нибудь длинные диспуты об деле уже решенном.-- Я Вас любил от души и главное считал за человека очень умного, - увы! во имя дружбы мне, хотя и горько, но приходится Вам сказать, что в своем письме1 ко мне Вы поступили дурно, - как приятель, - и нелепо, - как умный человек. Скажите, пожалуйста, куда Вы дели логику, когда писали свое письмо? Я сейчас только получил его и не могу еще хорошенько прийти в себя! (После: прийти в себя - начато: Буду <Вам отвечать по пунктам:>) Чтобы ничего не пропустить, буду Вам отвечать по пунктам:

1) Вы спрашиваете меня, кто мне дал право ругать Вашу сестру.2 - Дурной ее поступок. Когда женщина таскается постоянно за человеком, он отвергает ее, а она за это мстит другой, более счастливой своей сопернице, - то, извините, я не умею (Вместо: я не умею - было: может я не умею.) сдерживать своего чувства при подобных рассказах и называю вещи собственными именами. - Далее, еще в Москве я говорил Вам, что лицо сестры Вашего брата мне не нравится, что по лицу она должна быть нехорошая женщина. Вы меня разуверяли в этом. Случай, казалось, оправдал мои слова, и мое название "нехорошей женщины" - я возвел в превосходную степень. Это могло Вам не нравиться, но что же тут нелогичного и нелепого?

2) Вы говорите, что Вы остались совершенно посторонним человеком в деле Ботк<ина> и Е<лисаветы> А<лексеевны>. - Неужели? Воображение столь блестящее хорошо в повестях, но бесполезно в общежитии. Нет, Вы не остались посторонним человеком, потому что произносили самые строгие приговоры по этому делу и насчет Боткина, а главное насчет Е<лисаветы> А<лексеев-ны>.3 - Скажите, пожалуйста, отчего же она не показывалась Вам на глаза?4 Вы объясняли мне - это потому, что она Вас боится. А почему она Вас боится?

3) Вы объясняете далее, каким образом попалось письмо Ел<исаветы> Ал<ексеевны>. - Мне до этого дела нет. Знаю только, что, если бы мне представили подобное письмо, я отказался бы узнать его содержание.

4) Вы говорите, что отец Ел<исаветы> А<лексеевны> - больной и несчастный старик.5 - Право? Должно быть Ваш вид револтирует6 его, потому что Вы сами рассказывали, что по делу известной Вам девушки, когда Вы были у него, то не могли говорить об своем предложении выкупить ее, и, когда спросил я Вас, почему Вы прямо не объявили ему свое желание, то Вы сказали: (Вместо: то Вы сказали - было: то Вы сказали, что:) помилуйте, это сумасшедший человек, он бы бросился бить меня. По московской логике я заключил из этого, что во всяком случае подобный господин не несчастный, едва живой старик. Словам Вашим был свидетелем Бестужев, находившийся в моей комнате.

Вот факты, на которых Вы основали свое письмо, я отвечаю на все. Предоставляю Вам заключить теперь, какова была логика, основавшая на подобных фактах письмо, подобное Вашему. Да, забыл, - Вы говорите, что я "всовываю пальцы между деревом и корой", - позвольте Вам представить подобный вопрос: женщина (Вместо: женщина - было: девушка. Далее <1 сл. нрзб.>) имеет связь с человеком. Связь эта открывается. Близкий к ней господин начинает мне рассказывать, что эта женщина (Вместо: женщина - было: девушка.) самая распутная и безнравственная, что она берет любовников, где они ей не попадаются. Случай открывает мне, кажется, противное, - имею ли я право сказать свое мнение, да или нет? Вот что значит, Иван Сергеевич, быть москвичом-то.8 Московская логика заставляла меня сделать это; но я еще молод, вероятно, со временем отучусь от подобных умозаключений.

Теперь результат: повторяю, я Вас любил искренно, - когда нападали на Вас, я защищал Вас жарко против всех. Под влиянием подобных чувств, я слышу, что Вы замешаны в дурной проступок. Мне больно слышать это; я пишу Вам письмо, в котором я излагаю все дело, как оно было, может быть, вдаваясь в некоторую крайность в выражениях, но поступок представлялся в таких черных красках, что невозможно было скрыть своего негодования. И что же? Вы не находите достаточно грубостей, чтобы вылить их на меня за то, что я имел дерзость оскорбиться, когда слышал, что Вы замешаны в дурную историю, и за то, что я придал (Вместо: придал - было: сказал) несколько собрикетов9 людям, по моему мнению, замешавших Вас в эту историю! Что же мне остается делать? Неужели Вы решитесь оправдать мнение тех, которые признают в Вас мелочное самолюбие? Вы доставили им порядочный аргумент. Больно, больно мне, что Вы сыграли подобную шутку, но, что делать, вероятно, человеку нельзя избавиться (Вместо: вероятно, человеку нельзя избавиться - было: вероятно, нельзя избавиться.) от своего назначения! Более сказать Вам мне нечего. Выгнать меня из дому Вам, вероятно, не придется, потому что от меня лично Вы не услышите оскорблений: "сестре Вашего брата". - Да благоденствует она и Вы вместе с нею! - Письмо без подписи. Год не указан. На колонтитуле первого листа рукой неизвестного лица карандашная помета: 1851 (?). Датировка уточняется по содержанию (история с Хрущевой разыгралась в 1851 г.), а также по соответствию другим письмам Феоктистова и близких ему людей (см. датированные письма В. П. Боткина к Тургеневу от 5 мая и 6 июня 1851 г. с тем же сюжетом: Боткин и Тургенев. С. 5--8).