Глава 7 - Вешние воды - Повести Ивана Сергеевича Тургенева.

Мальц был франкфуртский литератор 30-х годов, который в своих коротеньких и легко набросанных комедийках, писанных на местном наречии, выводил - с забавным и бойким, хотя и не глубоким юмором,- местные, франкфуртские типы. Оказалось, что Джемма читала точно превосходно - совсем по-актерски. Она оттеняла каждое лицо и отлично выдерживала его характер, пуская в ход свою мимику,унаследованную ею вместе с итальянскою кровью; не щадя ни своего нежного голоса, ни своего прекрасного лица, она - когда нужно было представить либо выжившую из ума старуху, либо глупого бургомистра,- корчила самые уморительные гримасы, ежила глаза, морщила нос, картавила, пищала... Сама во время чтения она не смеялась; но когда слушатели (за исключением, правда, Панталеоне: он тотчас с негодованием удалился, как только зашла речь о ёце! ferroflucto Tedesko), когда слушатели прерывали ее взрывом дружного хохота, - она, опустив книгу на колени, звонко хохотала сама, закинув голову назад, и черные ее кудри прыгали мягкими кольцами по шее и по сотрясенным плечам. Хохот прекращался - она тотчас поднимала книгу и, снова придав чертам своим надлежащий склад, серьезно принималась за чтение. Санин не мог довольно надивиться ей; его особенно поражало то, каким чудом такое идеально-прекрасное лицо принимало вдруг такое комическое, иногда почти тривиальное выражение? Менее удовлетворительно читала Джемма роли молодых девиц - так называемых "jeunes premieres"; особенно любовные сцены не удавались ей; она сама это чувствовала и потому придавала им легкий оттенок насмешливости, словно она не верила всем этим восторженным клятвам и возвышенным речам, от которых, впрочем сам автор воздерживался - по мере возможности.

Санин не заметил, как пролетел вечер, и только тогда вспомнил о предстоявшем путешествии, когда пасы пробили десять часов. Он вскочил со стула, как ужаленный.

- Что с вами? - спросила фрау Леноре.

Да я должен был сегодня уехать в Берлин - и уже место взял в дилижансе!

- А когда отходит дилижанс?

- В половине одиннадцатого!

- Ну, так вы уже не успеете,- заметила Джемма,- оставайтесь... я еще почитаю.

- Вы все деньги заплатили или только задаток дали? - полюбопытствовала фрау Леноре.

- Все! - с печальной ужимкой возопил Санин.

Джемма посмотрела на него, прищурив глаза,- и рассмеялась, а мать ее побранила.

- Молодой человек попусту деньги затратил, а ты смеешься!

- Ничего,- отвечала Джемма,- это его не разорит, а мы постараемся его утешить. Хотите лимонаду?

Санин выпил стакан лимонада, Джемма снова принялась за Мальца - и все опять пошло как по маслу.

Часы пробили двенадцать. Санин стал прощаться.

- Вы теперь несколько дней должны остаться во Франкфурте,- сказала ему Джемма,- куда вам спешить? Веселей в другом городе не будет.- Она помолчала.- Право, не будет,- прибавила она и улыбнулась. Санин ничего не отвечал и подумал, что в силу пустоты своего кошелька ему поневоле придется остаться во Франкфурте, пока не придет ответ от одного берлинского приятеля,к которому он собирался обратиться за деньгами.

- Оставайтесь, оставайтесь,- промолвила и фрау Леноре.- Мы познакомим вас с женихом Джеммы, господином Карлом Клюбером. Он сегодня не мог прийти, потому что он очень занят у себя в магазине... Вы, наверное, видели на Цейле самый большой магазин сукон и шелковых материй? Ну, так он там главным. Но он очень будет рад вам отрекомендоваться .

Санина это известие - бог ведает почему - слегка огорошило.

"Счастливчик этот жених!" - мелькнуло у него в уме. Он посмотрел на Джемму - и ему показалось, что он подметил насмешливое выражение в ее глазах.

Он начал раскланиваться.

- До завтра? Не правда ли, до завтра? - спросила фрау Леноре.

- До завтра! - произнесла Джемма не вопросительным, а утвердительным тоном, как будто это иначе и быть не могло.

- До завтра! - отозвался Санин.

Эмиль, Панталеоне и пудель Тарталья проводили его до угла улицы.

Панталеоне не утерпел, чтобы не выразить своего неудовольствия по поводу Джеммина чтения.

- Как ей не стыдно! Кривляется, пищит - una carricaturа! Ей бы Меропу представлять или Клитемнестру - нечто великое, трагическое, а она передразнивает какую-то скверную немку! Этак и я могу... Мерц, керц, смерц,- прибавил он хриплым голосом, уткнув лицо вперед и растопыря пальцы. Тарталья залаял на него, а Эмиль расхохотался. Старик круто повернул назад.

Санин возвратился в гостиницу "Белого лебедя" (он оставил там свои вещи в общей зале) в довольно смутном настроении духа. Все эти немецко -французско-итальянские разговоры так и звенели у него в ушах.

- Невеста! - шептал он, уже лежа в постели в отведенном ему скромном номере.- Да и красавица же! Но к чему я остался?

Однако на следующий день он послал письмо к берлинскому приятелю.