Глава XIV - "Отцы и дети" - Роман И.С.Тургенева

Несколько дней спустя состоялся бал у губернатора. Матвей Ильич был настоящим "героем праздника", губернский предводитель объявлял всем и каждому, что он приехал, собственно, из уважения к нему, а губернатор даже и на бале, даже оставаясь неподвижным, продолжал "распоряжаться". Мягкость в обращении Матвея Ильича могла равняться только с его величавостью. Он ласкал всех - одних с оттенком гадливости, других с оттенком уважения; рассыпался "en vrai chevalier francais"* перед дамами и беспрестанно смеялся крупным, звучным и одиноким смехом, как оно и следует сановнику. Он потрепал по спине Аркадия и громко назвал его "племянничком", удостоил Базарова, облеченного в староватый фрак, рассеянного, но снисходительного взгляда вскользь, через щеку, и неясного, но приветливого мычанья, в котором только и можно было разобрать, что "я..." да "ссьма"; подал палец Ситникову и улыбнулся ему, но уже отвернув голову; даже самой Кукшиной, явившейся на бал безо всякой кринолины и в грязных перчатках, но с райскою птицею в волосах, даже Кукшиной он сказал: "Enchante"**. Народу было пропасть, и в кавалерах не было недостатка; штатские более теснились вдоль стен, но военные танцевали усердно, особенно один из них, который прожил недель шесть в Париже, где он выучился разным залихватским восклицаньям вроде: "Zut", "Ah fichtrrre", "Pst, pst, mon bibi"*** и т.п. Он произносил их в совершенстве, с настоящим парижским шиком, и в то же время говорил "si j'aurais" вместо "si j'avais"****, "absolument"***** в смысле: "непременно", словом, выражался на том великорусско-французском наречии, над которым так смеются французы, когда они не имеют нужды уверять нашу братью, что мы говорим на их языке, как ангелы, "comme des anges".

______________ * как истинный кавалер-француз (франц.).

** Очарован (франц.).

*** "Зют", "Черт возьми", "Пст, пст, моя крошка" (франц.).

**** если б я имел (франц.).

Неправильное употребление условного наклонения.

***** безусловно (франц.).

Аркадий танцевал плохо, как мы уже знаем, а Базаров вовсе не танцевал:

они оба поместились в уголке; к ним присоединился Ситников. Изобразив на лице своем презрительную насмешку и отпуская ядовитые замечания, он дерзко поглядывал кругом и, казалось, чувствовал истинное наcлаждение. Вдруг лицо его изменилось и, обернувшись к Аркадию, он, как бы с смущением, проговорил:

"Одинцова приехала".

Аркадий оглянулся и увидал женщину высокого роста, в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки.

Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза из-под немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица.

- Вы с ней знакомы? - спросил Аркадий Ситникова.

- Коротко. Хотите, я вас представлю?

- Пожалуй... после этой кадрили.

Базаров также обратил внимание на Одинцову.

- Это что за фигура? - проговорил он. - На остальных баб не похожа.

Дождавшись конца кадрили, Ситников подвел Аркадия к Одинцовой; но едва ли он был коротко с ней знаком: и сам он запутался в речах своих, и она глядела на него с некоторым изумлением. Однако лицо ее приняло радушное выражение, когда она услышала фамилию Аркадия. Она спросила его, не сын ли он Николая Петровича?

- Точно так.

- Я видела вашего батюшку два раза и много слышала о нем, - продолжала она, - я очень рада с вами познакомиться.

В это мгновение подлетел к ней какой-то адъютант и пригласил ее на кадриль. Она согласилась.

- Вы разве танцуете? - почтительно спросил Аркадий.

- Танцую. А вы почему думаете, что я не танцую? Или я вам кажусь слишком стара?

- Помилуйте, как можно... Но в таком случае позвольте мне пригласить вас на мазурку.

Одинцова снисходительно усмехнулась.

- Извольте, - сказал она и посмотрела на Аркадия не то чтобы свысока, а так, как замужние сестры смотрят на очень молоденьких братьев.

Одинцова была немного старше Аркадия, ей пошел двадцать девятый год, но в ее присутствии он чувствовал себя школьником, студентиком, точно разница лет между ними была гораздо значительнее. Матвей Ильич приблизился к ней с величественным видом и подобострастными речами. Аркадий отошел в сторону, но продолжал наблюдать за нею: он не спускал с нее глаз и во время кадрили. Она так же непринужденно разговаривала с своим танцором, как и с сановником, тихо поводила головой и глазами, и раза два тихо засмеялась. Нос у ней был немного толст, как почти у всех русских, и цвет кожи не был совершенно чист; со всем тем Аркадий решил, что он еще никогда не встречал такой прелестной женщины. Звук ее голоса не выходил у него из ушей; самые складки ее платья, казалось, ложились у ней иначе, чем у других, стройнее и шире, и движения ее были особенно плавны и естественны в одно и то же время.

Аркадий ощущал на сердце некоторую робость, когда, при первых звуках мазурки, он усаживался возле своей дамы и, готовясь вступить в разговор, только проводил рукой по волосам и не находил ни единого слова. Но он робел и волновался недолго; спокойствие Одинцовой сообщилось и ему: четверти часа не прошло, как уж он свободно рассказывал о своем отце, дяде, о жизни в Петербурге и в деревне. Одинцова слушала его с вежливым участием, слегка раскрывая и закрывая веер; болтовня его прерывалась, когда ее выбирали кавалеры; Ситников, между прочим, пригласил ее два раза. Она возвращалась, садилась снова, брала веер, и даже грудь ее не дышала быстрее, а Аркадий опять принимался болтать, весь проникнутый счастием находиться в ее близости, говорить с ней, глядя в ее глаза, в ее прекрасный лоб, во все ее милое, важное и умное лицо. Сама она говорила мало, но знание жизни сказывалось в ее словах; по иным ее замечаниям Аркадий заключил, что эта молодая женщина уже успела перечувствовать и передумать многое...

- С кем вы это стояли, - спросила она его, - когда господин Ситников подвел вас ко мне?

- А вы его заметили? - спросил, в свою очередь, Аркадий. - Не правда ли, какое у него славное лицо? Это некто Базаров, мой приятель.

Аркадий принялся говорить о "своем приятеле".

Он говорил о нем так подробно и с таким восторгом, что Одинцова обернулась к нему и внимательно на него посмотрела. Между тем мазурка приближалась к концу. Аркадию стало жалко расстаться с своей дамой: он так хорошо провел с ней около часа! Правда, он в течение всего этого времени постоянно чувствовал, как будто она к нему снисходила, как будто ему следовало быть ей благодарным... но молодые сердца не тяготятся этим чувством.

Музыка умолкла.

- Merci, - промолвила Одинцова, вставая. - Вы обещали мне посетить меня, привезите же с собой и вашего приятеля. Мне будет очень любопытно видеть человека, который имеет смелость ни во что не верить.

Губернатор подошел к Одинцовой, объявил, что ужин готов, и с озабоченным лицом подал ей руку. Уходя, она обернулась, чтобы в последний раз улыбнуться и кивнуть Аркадию. Он низко поклонился, посмотрел ей вслед (как строен показался ему ее стан, облитый сероватым блеском черного шелка!) и, подумав: "В это мгновенье она уже забыла о моем существовании", - почувствовал на душе какое-то изящное смирение...

- Ну что? - спросил Базаров Аркадия, как только тот вернулся к нему в уголок, - получил удовольствие? Мне сейчас сказывал один барин, что эта госпожа - ой-ой-ой; да барин-то, кажется, дурак. Ну, а по-твоему, что она, точно - ой-ой-ой?

- Я этого определенья не совсем понимаю, - отвечал Аркадий.

- Вот еще! Какой невинный!

- В таком случае я не понимаю твоего барина. Одинцова очень мила - бесспорно, но она так холодно и строго себя держит, что...

- В тихом омуте... ты знаешь! - подхватил Базаров. - Ты говоришь, она холодна. В этом-то самый вкус и есть. Ведь ты любишь мороженое?

- Может быть, - пробормотал Аркадий, - я об этом судить не могу. Она желает с тобой познакомиться и просила меня, чтоб я привез тебя к ней.

- Воображаю, как ты меня расписывал! Впрочем, ты поступил хорошо. Вези меня. Кто бы она ни была - просто ли губернская львица, или "эманципе" вроде Кукшиной, только у ней такие плечи, каких я не видывал давно.

Аркадия покоробило от цинизма Базарова, но - как это часто случается - он упрекнул своего приятеля не за то именно, что ему в нем не понравилось...

- Отчего ты не хочешь допустить свободы мысли в женщинах? - проговорил он вполголоса.

- Оттого, братец, что, по моим замечаниям, свободно мыслят между женщинами только уроды.

Разговор на этом прекратился. Оба молодых человека уехали тотчас после ужина. Кукшина нервически злобно, но не без робости, засмеялась им вослед:

ее самолюбие было глубоко уязвлено тем, что ни тот, ни другой не обратил на нее внимания. Она оставалась позже всех на бале и в четвертом часу ночи протанцевала польку-мазурку с Ситниковым на парижский манер. Этим поучительным зрелищем и завершился губернаторский праздник.