| СЦЕНА III 15 сентября. Днем. (Комната в доме 
								Марьи Дмитревны (матери Владимира); зелёные 
								обои. Столик и кресла. У окна Аннушка, старая 
								служанка, шьет что-то. 	Слышен шум ветра и дождя.) Аннушка. Ветер и дождь стучат в наши окна как 
								запоздалые дорожные. Кто им скажет: ветер и 
								дождь, подите прочь, мешайте спать и покоиться 
								богатым, которых здесь так много, а мы и без вас 
								едва знаем сон и спокойствие? - Приехала моя 
								барыня мириться с муженьком - о-ох! ох! ох! Не 
								мирно что-то началось да не так и кончится. 
								Оставляет же он нас почти с голоду умирать: 
								стало быть, не любит совсем и никогда не любил; 
								а если так, то и от мировой толку не будет. 
								Лучше без мужа, чем с дурным мужем. Ведь охота 
								же Марье Дмитревне все любить такого антихриста. 
								Вот уж охота пуще неволи! - 	Зато молодой барин вышел у нас хорош; такой 
								ласковый; шесть лет, нет, больше, 8 лет я его не 
								видала. Как вырос, похорошел с тех пор. Еще 
								помню, как его на руках таскала. То-то был 
								любопытный; что ни увидит, все зачем? да что? - 
								а уж вспыльчив-то был, словно порох. - Раз, 
								вздумало ему бросать тарелки да стаканы на пол; 
								ну так и рвется, плачет: брось на пол. - Дала 
								ему; бросил - и успокоился.... А бывало, помню, 
								(ему еще было 3 года) бывало, барыня посадит его 
								на колена к себе и начнёт играть на фортепьянах 
								что-нибудь жалкое. Глядь: а у дитяти слезы по 
								щекам так и катятся!.... 	Уж верно ему Павел Григорич много наговаривал 
								против матери; да, видишь, в прок не пошло худое 
								слово. Дай бог здоровья Владимиру Павловичу, дай 
								бог! - Он и меня на старости лет не позабывает. 
								Хоть ласковой речью да подарит. 	(Входит Марья Дмитревна, с книгой в руке.) 	Марья Дмитревна. Я хотела читать, но как читать 
								одними глазами, не следуя мыслию за буквами? 
								Тяжкое состояние! Непонятная воля судьбы! 
								ужасное борение самолюбия женщины с 
								необходимостью!... 	К чему служили мои детские мечты? разве есть 
								необходимость: предчувствовать напрасно? - 
								будучи ребенком, я часто, под влиянием светлого 
								неба, светлого солнца, веселой природы, 
								создавала себе существа такие, каких требовало 
								мое сердце; они следовали за мною всюду, я 
								разговаривала с ними днем и ночью; они украшали 
								для меня весь мир. Даже люди казались для меня 
								лучше, потому что они имели некоторое сходство с 
								моими идеалами; в обхождении с ними я сама 
								становилась лучше. - Ангелы ли были они? - не 
								знаю, но очень близки к ангелам. - А теперь 
								холодная существенность отняла у меня последнее 
								утешение: способность воображать счастие!...... 	Не имея ни родных, ни собственного имения, я 
								должна унижаться, чтобы получить прощение мужа. 
								Прощения? мне просить прощения! - Боже! ты 
								знаешь дела человеческие, ты читал в моей и в 
								его душе, и ты видел, в которой хранился 
								источник всего зла!.... (Задумывается; - потом 
								подходит медленно к креслам и садится.) Аннушка! 
								ходила ли ты в дом к Павлу Григоричу, чтоб 
								разведывать, как я велела? тебя там любят все 
								старые слуги!... Ну что ты узнала о моем муже, о 
								моем сыне? - 	Аннушка. Ходила, матушка, и расспрашивала. 	Марья Дмитр. Что же? - что говорил обо мне Павел 
								Григорич? не слыхала ли ты? 	Аннушка. Ничего он, сударыня, об вас не говорил. 
								Если б не было у вас сына, то никто не знал бы, 
								что Павел Григорич был женат. - 	Марья Дмит. Ни слова обо мне? - Он стыдится 
								произносить мое имя! он презирает меня! - 
								презрение! как оно похоже на участие; как эти 
								два чувства близки друг к другу! - как смерть и 
								жизнь! - 	Аннушка. Однако же, говорят, что Владимир 
								Павлович вас очень любит. Напрасно, видно, 
								батюшка его старался очернять вас!... 	Марья Дмит. Да! мой сын меня любит! - я это 
								видела вчера, я чувствовала жар его руки, я 
								чувствовала, что он все еще мой! - Так! душа не 
								переменяется. Он все тот же, каков был сидящий 
								на моих коленах, в те вечера, когда я была 
								счастлива, когда слабость, единственная слабость 
								- не могла еще восстановить против меня небо и 
								людей! 	(Закрывает лицо руками.) 	Аннушка. Эх матушка! что плакать о прошедшем, 
								когда о теперешнем не наплачешься. - Говорят, 
								Павел Григорич бранил, да как еще бранил 
								молодого барина, за то, что он с вами повидался. 
								Да, кажется, и запретил ему к нам приезжать!.... 	Марья Дмитр. О! это невозможно! это слишком 
								жестоко! сыну не видаться с матерью, когда она 
								слабая, больная, бедная, живет в нескольких 
								шагах от него! - о нет! - это против природы.... 
								Аннушка! в самом деле он это сказал? 	Аннушка. В самом деле-с!.... 	Марья Дмит. И он запретил моему сыну видеть 
								меня? - точно? 	Аннушка. Запретил-с, точно! - 	Марья Дмит. (помолчав). Послушай! - он думает, 
								что Владимир не его сын или сам никогда не 
								знавал матери! 	(Ветер сильнее ударяет в окно. Обе содрогаются.) 	И я приехала искать примиренья? с таким 
								человеком? - Нет! союз с ним значит разрыв с 
								небесами; хотя мой супруг и орудие небесного 
								гнева - но, творец! - взял ли бы ты 
								добродетельное существо для орудия казни? 
								честные ли люди бывают на земле палачами? - 	Аннушка. Как вы бледны, сударыня! не угодно ли 
								отдохнуть? - (Смотрит на стенные часы.) Скоро 
								приедет доктор: он обещался быть в 12 часов. - 	Марья Дмитр. И приедет в последний раз! - как 
								смешна я кажусь себе самой! думать, что лекарь - 
								вылечит глубокую рану сердца! - (Молчание.) О! 
								для чего я не пользовалась тысячью случаями к 
								примирению, когда еще было время. - А теперь, 
								когда прошел сон, я ищу сновидений! - поздно! 
								поздно! - Чувствовать и понимать это напрасно, 
								вот что меня убивает. - О раскаяние! зачем за 
								маловажный проступок ты грызешь мою душу. - 
								Какое унижение! - я принуждена под другим именем 
								приезжать в Москву, чтоб не заставить сына моего 
								краснеть перед миром. - Перед миром? - это 
								правда, собрание глупцов и злодеев есть мир, 
								нынешний мир. - Ничего не прощают, как будто 
								сами святые. 	Аннушка (посмотрев в окно). Доктор приехал. - 	(Доктор входит.) 	Марья Дмитр. Здравствуйте, Христофор Василич. - 
								Милости просим! - 	Доктор (подходит к руке). Что? как вы? - 	Марья Дмитр. Благодаря вам, мне гораздо лучше! - 	Доктор (щупая пульс). Совсем напротив! совсем 
								напротив! - вы слабее! - у вас желчь, действуя 
								на кровь, производит волнение! - у вас нервы 
								ужасно расстроены. Вот, я ведь говорил, вам 
								надобно лечиться долго, постепенно, по методе - 
								а вы всё хотите вдруг! - 	Марья Дмитр. Но если недостает способов? - 	Доктор. Эх, сударыня! здоровье дороже всего! - 
								(Пишет рецепт.) 	Марья Дмитр. Откуда вы теперь, Христофор Василич? 
								- 	Доктор. От господина Арбенина. 	Марья Дм., Аннушка (вместе). От Арбенина! (Обе в 
								замешательстве.) 	Доктор. А разве вы его знаете? - 	Марья Дмитр. Нет! а кто такое Арбенин? - 	Доктор. Этот господин Арбенин, коллежский 
								асессор, в разводе с своей женой - то есть, не в 
								разводе, а - так: она покинула мужа, потому что 
								была неверна. 	Марья Дмитр. Неверна! - она? его покинула? - 	Доктор. Да, да - неверна! - у нее, говорят, была 
								интрига с каким-то французом! - у этого же 
								Арбенина есть сын, молодой человек лет 19-ти или 
								20-ти, шалун, повеса, заслуживший в свете очень 
								дурную репутацию: говорят даже, что он пьет. - 
								Да, да! - что вы на меня так пристально глядите? 
								- Все, все жалеют, что у такого почтенного, 
								известного в Москве человека, каков господин 
								Арбенин - сын такой негодяй! - если его 
								принимают в хорошие общества, то это только для 
								отца! И еще, вообразите! - он смеется все надо 
								мной, - и над моей учёностью! он - над моей 
								учёностью? - смеется?! - 	Марья Дмитр. (в сторону). Личность! - я отдыхаю! 
								- 	Доктор. Ах! у вас лицо в красных пятнах! я 
								говорил, что вы еще не совсем здоровы! 	Марья Дмитр. Это пройдет, господин доктор! - 
								благодарю вас за новость - и позвольте мне с 
								вами проститься! - вы почти знаете, в каком я 
								положении! - я скоро еду из Москвы! - недостаток 
								в деньгах заставляет меня возвратиться в 
								деревню! - 	Доктор. Как! не возвративши здоровья? - 	Марья Дмитр. Доктора, я вижу, не могут мне его 
								возвратить! болезнь моя не по их части..... 	Доктор. Как? вы не верите благому влиянию 
								медицины? - 	Марья Дмитр. Извините! я очень верю.... однако 
								не могу ею пользоваться.... 	Доктор. Есть ли что-нибудь невозможное для 
								человека с твердой волею... 	Марья Дмитр. Мне должно, моя воля - ехать в 
								деревню. Там у меня тридцать семейств мужиков 
								живут гораздо спокойнее, чем графы и князья. 
								Там, в уединении, на свежем воздухе мое здоровье 
								поправится - там хочу я умереть. Ваши посещения 
								мне больше не нужны: благодарю за всё.... 
								позвольте вручить вам последний знак моей 
								признательности.... 	Доктор (берет деньги). Однако вы еще очень 
								нездоровы! - вам бы надобно - 	Марья Дмитр. (значительно взглянув на него). 
								Прощайте! - 	(Доктор раскланявшись уходит с недовольною 
								миной.) 	Этот человек в состоянии высосать последнюю 
								копейку! - 	Аннушка. Вы совсем расстроены! - ваше лицо 
								переменилось! ах! сударыня! - присядьте, ваши 
								руки дрожат! - 	Марья Дмитр. Мой сын имеет одну участь со мной! 
								- 	Аннушка (поддерживая ее). Видно вам, сударыня, 
								так уж на роду написано - терпеть! 	Марья Дмитр. Я хочу умереть; - 	Аннушка. Смерть никого не обойдет.... зачем же 
								звать ее, сударыня! Она знает, кого в какой час 
								захватить.... а назовешь-то ее неравно в 
								недобрый час.... так хуже будет!..... молитесь 
								богу, сударыня! - да святым угодникам! - ведь 
								они все страдали не меньше нас! а мученики-то, 
								матушка!.... 	Марья Дмитр. Я вижу, что близок мой конец... 
								такие предчувствия меня никогда не обманывали. 
								Боже! боже мой! - Допусти только примириться с 
								моим мужем прежде смерти; пускай ничей 
								справедливый укор не следует за мной в могилу. - 
								Аннушка! доведи меня в мою комнату! - (Уходят обе.) 
								Странный 
								человек - сцена IV>> |