Разделы сайта:
|
Чехов
- Новая дача
о произведении I
II III
IV V
IV
Инженер, по-видимому, стал раздражителен, мелочен и в каждом
пустяке уже видел кражу или покушение. Ворота у него были на
запоре даже днем, а ночью в саду ходили два сторожа и стучали в
доску, и уже из Обручанова никого не брали на поденную. Как
нарочно кто-то (из мужиков или босяков -- неизвестно) снял с
телеги новые колеса и обменил их на старые, потом, немного
погодя, унесли две уздечки и клещи, и даже в деревне начался
ропот. Стали говорить, что надо бы сделать обыск у Лычковых и у
Володьки, и тогда клещи и уздечки нашлись у инженера в саду под
забором: кто-то подбросил.
Как-то шли толпой из леса, и опять по дороге встретился инженер.
Он остановился и, не поздоровавшись, глядя сердито то на одного,
то на другого, начал:
-- Я просил не собирать грибов у меня в парке и около двора,
оставлять моей жене и детям, но ваши девушки приходят чуть свет,
и потом не остается ни одного гриба. Проси вас или не проси --
это всё равно. Просьба, и ласки, и убеждение, вижу, всё
бесполезно.
Он остановил свой негодующий взгляд на Родионе и продолжал:
-- Я и жена относились к вам, как к людям, как к равным, а вы?
Э, да что говорить! Кончится, вероятно, тем, что мы будем вас
презирать. Больше ничего не остается!
И, сделав над собой усилие, сдерживая свой гнев, чтобы не
сказать еще чего-нибудь лишнего, он повернул и пошел дальше.
Придя домой, Родион помолился, разулся и сел на лавку рядом с
женой.
-- Да... -- начал он, отдохнув. -- Идем сейчас, а барин Кучеров
навстречу... Да... Девок чуть свет видел... Отчего, говорит,
грибов не несут... жене, говорит, и детям. А потом глядит на
меня и говорит: я, говорит, с женой тебя призирать буду. Хотел я
ему в ноги поклониться, да сробел... Дай бог здоровья... Пошли
им, господи...
Степанида перекрестилась и вздохнула.
-- Господа добрые, простоватые... -- продолжал Родион. --
"Призирать будем..." -- при всех обещал. На старости лет и...
оно бы ничего... Вечно бы за них бога молил... Пошли, царица
небесная...
На Воздвиженье, 14 сентября, был храмовой праздник. Лычковы,
отец и сын, еще с утра уезжали на ту сторону и вернулись к обеду
пьяные; они ходили долго по деревне, то пели, то бранились
нехорошими словами, потом подрались и пошли в усадьбу
жаловаться. Сначала вошел во двор Лычков-отец с длинной осиновой
палкой в руках; он нерешительно остановился и снял шапку. Как
раз в это время на террасе сидел инженер с семьей и пил чай.
-- Что тебе? -- крикнул инженер.
-- Ваше высокоблагородие, барин... -- начал Лычков и заплакал.
-- Явите божескую милость, вступитесь... Житья нет от сына...
Разорил сын, дерется... ваше высокоблагородие...
Вошел и Лычков-сын, без шапки, тоже с палкой; он остановился и
вперил пьяный, бессмысленный взгляд на террасу.
-- Не мое дело разбирать вас, -- сказал инженер. -- Ступай к
земскому или к становому.
-- Я везде был... прошение подавал... -- проговорил Лычков-отец
и зарыдал. -- Куда мне теперь идти? Значит, он меня теперь убить
может? Он, значит, всё может? Это отца-то? Отца?
Он поднял палку и ударил ею сына по голове; тот поднял свою
палку и ударил старика прямо по лысине, так что палка даже
подскочила. Лычков-отец даже не покачнулся и опять ударил сына,
и опять по голове. И так стояли и всё стукали друг друга по
головам, и это было похоже не на драку, а скорее на какую-то
игру. А за воротами толпились мужики и бабы и молча смотрели во
двор, и лица у всех были серьезные. Это пришли мужики, чтобы
поздравить с праздником, но, увидев Лычковых, посовестились и не
вошли во двор.
На другой день утром Елена Ивановна уехала с детьми в Москву. И
пошел слух, что инженер продает свою усадьбу...
|
|