Разделы сайта:
Предметы:
|
Лидия Авилова - Воспоминания о Чехове
Воспоминания Лидии Алексеевны Авиловой (писательницы) об Антоне Павловиче Чехове. I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV XV XVI XVII XVIII IX Опять была масленица. Я сидела вечером в кабинете Миши и читала. Брат, приехавший из Москвы, играл в гостиной на рояли, муж за письменным столом что-то писал. Вдруг крышка рояля хлопнула, и брат Алеша быстро вошел к нам. - Не могу я больше в этой адской скучище мучиться! - крикнул он. - Неужели я за этим приехал в Петербург? Едемте куда-нибудь! Миша посмотрел на часы. - Куда теперь ночью ехать? Ты с ума сошел. - Двенадцати еще нет. Какая же ночь? Ну, двигайтесь! Он схватил меня за руку и стал тащить. - Но куда ехать? - слабо протестовала я. Алеша взял газету. - Маскарад сегодня в театре Суворина. Прекрасно! - А костюмы? Или домино? - Пустяки! Найдем. Только живее! Он стащил меня с кресла и бегом проводил в опальную. - Одевайся! и я... Миша наотрез отказался ехать. Когда мы одевались в передней, он кричал нам: - Сумасшедшие! Шлендры! - Молчи, департаментская крыса! - отвечал Алеша. Мы взяли извозчика и поехали на Владимирскую. Там был маленький костюмерный магазин, но, увы! Он был уже заперт. - Ничего не значит, - сказал Алеша и стал стучать в дверь. - Перестань! - кричала я ему с извозчика. - Что ты делаешь! Ну, скандал: городовой идет. - И прекрасно! - нисколько не смутился брат. Когда городовой подошел, Алеша тихо сказал ему что-то и, мне показалось, пожал ему руку, и тогда тот сейчас же постучал сам, и, несмотря на то, что стучал он гораздо тише, дверь немедленно отворилась, и на пороге показалась хозяйка в нижней юбке и ночной кофте. Городовой сказал ей несколько слов, откозырял Алеше и даже помог мне выйти из саней. Мы выбирали костюмы при свете одной свечи. Но и выбрать было не из чего: все было разобрано. Мне удалось только найти черное домино. По моему росту оно было немного коротко, но пришлось удовольствоваться и этим. Через несколько минут мы подъезжали к театру. - Ты не бросай меня одну, - просила я брата, - мне будет жутко. Зал театра показался мне каким-то кошмаром. Он был битком набит, двигаться можно было только в одном направлении, вместе с толпой. Я нащупала в своей сумке пару орехов (остались после игры в лото с детьми) и сунула их в рот, чтобы не забыться и не заговорить своим голосом, если встречу знакомых. - Не подавись! - предупредил брат и вдруг чуть не вскрикнул: - Смотри направо... Направо стоял Чехов и, прищурившись, смотрел куда-то поверх голов вдаль. - Теперь, конечно, я свободен? - сказал Алеша и сейчас же исчез. Я подошла к Антону Павловичу. - Как я рада тебя видеть! - сказала я. - Ты не знаешь меня, маска, - ответил он и пристально оглядел меня. От волнения и неожиданности я дрожала, может быть он заметил это? Ни слова не говоря, он взял мою руку, продел под свою и повел меня по кругу. Он молчал, и я тоже молчала. Мимо нас проскользнул Владимир Иванович Немирович-Данченко. - Э-ге-ге! - сказал он Чехову. - Уже подцепил! Чехов нагнулся ко мне и тихо сказал: - Если тебя окликнут, не оборачивайся, не выдавай себя. - Меня здесь никто не знает, - пропищала я. Немирович как-то ухитрялся кружить вокруг нас и все повторял свое: "Э-ге-ге!" - Неужели он узнал тебя? - беспокоился Чехов. - Не оборачивайся! Хочешь пить? Пойдем в ложу, выпьем по стакану шампанского. Мы с трудом выбрались из толпы, поднялись по лестнице к ложам и оказались в пустом коридоре. - Вот, как хорошо! - сказал Чехов. - Я боялся, что Немирович назовет тебя по имени и ты как-нибудь выдашь себя. - А ты знаешь, кто я? Кто же? Скажи! Я вырвала у него свою руку и остановилась. Он улыбнулся. - Знаешь, скоро пойдет моя пьеса, - не отвечая на вопрос, сообщил он. - Знаю. "Чайка". - "Чайка". Ты будешь на первом представлении? - Буду. Непременно. - Будь очень внимательна. Я тебе отвечу со сцены. Но только будь внимательна. Не забудь. Он опять взял мою руку и прижал к себе. - На что ты мне ответишь? - На многое. Но следи и запомни. Мы вошли в пустую аванложу. На столе стояли бутылки и бокалы. - Это ложа Суворина. Сядем. Чокнемся. Он стал наливать шампанское. - Не понимаю! - сказала я. - Ты смеешься? Как ты можешь сказать мне что-нибудь со сцены? Как я пойму, что именно эти слова относятся ко мне? Да ведь ты и не знаешь, кто я? - Ты поймешь... Сядь, пей пожалуйста. - Жарко! Я подошла к зеркалу. - Хочешь попудриться? Я отвернусь: сними маску. - И он сел ко мне спиной. Я следила за ним в зеркало: он не шевельнулся, а я маску не сняла. Потом мы сидели рядом и пили. - Тебе нравится название: "Чайка"? - Очень. - Чайка... Крик у нее тоскливый. Когда она кричит, хочется думать о печальном. - А почему ты сегодня печальный? - спросила я. - Все глядишь вверх, будто тебе ни до кого дела нет, даже глядеть на людей скучно. - Он улыбнулся. - Ты не угадала, маска, - сегодня мне не скучно. Я опять вернулась к "Чайке". - Ну, как можно сказать что-нибудь со сцены? Если бы еще ты знал, кто я, то я бы подумала, что ты вывел меня в своей пьесе... - Нет, нет! - Ну, не понимаю и не пойму! Тем более что ответишь ты не мне, вероятно, а той, за кого ты меня принимаешь. - Пойдем вниз, - предложил Антон Павлович. - Неприятно, если сюда придут. Мы вернулись в зал, сперва ходили, а потом сели в уголке. - Расскажи мне что-нибудь, - попросил Чехов. - Расскажи про себя. Расскажи свой роман. - Какой роман? Это ты пишешь романы, а не я. - Не написанный, а пережитый. Ведь любила ты кого-нибудь? - Не знаю. Двигалась мимо нас, шуршала и шумела толпа. Не обычная, нарядная толпа, а какая-то сказочная или кошмарная. Вместо женских лиц - черные или цветные маски с узкими прорезами для глаз. То здесь, то там высовывались звериные морды из-под поднятых капюшонов мужских домино, ярко блестели пластроны фрачных сорочек. И над всем этим гремел непрерывно оркестр пьянящими вальсами, страстными ариями. Голова у меня слегка кружилась, нервы были напряжены, сердце то замирало, то билось усиленно. Вероятно, выпитое шампанское не прошло даром. Я прислонилась плечом к плечу Антона Павловича и близко глядела ему в лицо. - Я тебя любила, - сказала я ему. - Тебя, тебя... - Ты интригуешь, маска, - сказал он. - И ты противоречишь себе: ты только что сказала "не знаю". - Нет, это не противоречие. Может быть, это была и не любовь, но, кажется, не было ни одного часа, когда я не думала бы о тебе. А когда я видела тебя, я не могла наглядеться. Это было такое счастье, что его трудно было выносить. Ты не веришь мне? Дорогой мой! ненаглядный! Он откинул прядку волос со лба и поднял глаза к потолку. - Ты мне не веришь? Ответь мне. - Я не знаю тебя, маска. - Если не знаешь, то все-таки принимаешь меня за кого-то. Ты сказал, что ответишь мне со сцены. - Сказал на всякий случай. Если ты не та, кому я хотел сказать, это значения не имеет. Тогда ты не поймешь. - А кому ты хотел сказать? Он улыбнулся: - Тебе! - Так что же ты говоришь, что ты меня не знаешь?! - Знаю, что ты артистка и что ты сейчас очень хорошо играешь. - И эта артистка должна быть очень, очень внимательна и следить? - Ты! Он опять улыбнулся и наклонил голову ко мне. - Ты будь внимательна и следи. Но ты не кончила рассказывать свой роман. Я слушаю. - Роман скучный, а конец печальный, Антон. - Конец печальный? - Я же тебе сказала, что не знаю, любила ли я действительно. Разве это значит любить, если только борешься, гонишь эту любовь, прислушиваешься к себе с постоянной надеждой: кажется, я уже меньше люблю кажется, я выздоравливаю, кажется, я наконец победила. Разве это любовь? - Не было бы любви, не было бы и борьбы, - быстро сказал он. - А! Значит, ты мне веришь! - Я не знаю тебя, маска. Он взял меня под руку и встал. - Тут много любопытных глаз. Ты не хочешь еще вина? Я хочу. Мы опять поднялись в ложу, после того как Чехов удостоверился, что она пуста. На столе стояли две почти полные бутылки. Мы опять уселись и теперь стали весело и бессвязно болтать. Он настаивал, что я артистка, что он знает меня в драматических ролях. Я стала дразнить его Яворской. - Ты еще влюблен в нее, несчастный? - Неужели ты думаешь, я тебе отвечу? - А почему нет? - Да только потому, что ты сама Яворская. - Ты в этом уверен? - Убежден. - Давно бы сказал. Я бы сняла здесь маску. - Сними. - Нет, поздно, домой пора. Мы выглянули в зал. Публика очень заметно поредела. Я увидела Алешу, который щурился во все стороны. Очевидно, искал меня. Мы, смеясь, быстро спустились и около лестницы столкнулись с Сувориным и Кo. - Антон Павлович! - закричал он. - Мы все вас искали, искали... Я быстро пожала руку Антону Павловичу и бросилась к Алеше. - Ты довольна? - спросил он. - Довольна и немножко пьяна. А ты доволен? - Доволен, но совершенно трезв. И дорогой, и дома в постели я думала: "Я - Яворская? Он ответит со сцены Яворской?" |
Главная|Новости|Предметы|Классики|Рефераты|Гостевая книга|Контакты | . |
R.W.S. Media Group © 2002-2018 Все права защищены и принадлежат их законным владельцам.
При использовании (полном или частичном) любых материалов сайта - ссылка на gumfak.ru обязательна. Контент регулярно отслеживается. При создании сайта часть материала взята из открытых источников, а также прислана посетителями сайта. В случае, если какие-либо материалы использованы без разрешения автора, просьба сообщить.