Быстрая навигация: История отечественной литературы > Русская литература XIX века > Иван Гончаров > Произведения

Обрыв - Гончаров И.А.

Роман в пяти частях

(1869)

Навигация по роману "Обрыв":

Скачать роман "Обрыв" в формате .doc (827КБ)

XXI

На другой день Райский утром рано предупредил Крицкую запиской, что он просит позволения придти к ней в половине первого часа и получил в ответ: «Charmée, j’attends»¹ и т. д.

Шторы у ней были опущены, комнаты накурены. Она в белой кисейной блузе, перехваченной поясом, с широкими кружевными рукавами, с желтой далией на груди, слегка подрумяненная, встретила его в своем будуаре. Там, у дивана, накрыт был стол, и рядом стояли два прибора.

— Мой прощальный визит! — сказал он, кланяясь ей и останавливая на ней сладкий взгляд.

— Как прощальный! — с испугом перебила она, — я слушать не хочу! Вы едете теперь, когда мы... Не может быть! Вы пошутили: жестокая шутка! Нет, нет, скорей засмейтесь, возьмите назад ужасные слова!..

— Что это у вас? — радостно произнес он, вдруг уставив глаза на стол, — свежая икра!

Она сунула свою руку ему под руку и подвела к столу, на котором стоял полный, обильный завтрак. Он оглядывал одно блюдо за другим. В двух хрустальных тарелках была икра.

— Я знаю, что вы любите... да, любите...

— Икру? Даже затрясся весь, как увидал! А это что? — с новым удовольствием заговорил он, приподнимая крышки серебряных блюд, одну за другой. — Какая вы кокетка, Полина Карповна: даже котлетки без папильоток не можете кушать! Ах, и трюфли — «роскошь юных лет»! — petits-fours, bouchées de dames! Ах! что вы хотите со мной делать? — обратился он к ней, потирая от удовольствия руки. — Какие замыслы у вас? — Вот, вот чего я жду: этой улыбки, шутки, смеха — да! Не поминайте об отъезде. Прочь печаль! Vive l’amour et la joie!²

«Эге! какой “abandon!”³ — даже страшновато...» — подумал он опасливо.

— Садитесь, сядем рядом, сюда! — пригласила она и, взяв его за руку, усадила рядом с собой, шаловливо завесив его салфеткой, как делают с детьми и стариками.

Он машинально повиновался, с вожделением поглядывая на икру. Она подвинула ему тарелку, и он принялся удовлетворять утренний, свежий аппетит. Она сама положила ему котлетку и налила шампанского в граненый стакан, а себе в бокал, и кокетливо брала в рот маленькие кусочки пирожного, любуясь им.

После жареной дичи и двух стаканов шампанского, причем они чокались, глядя близко друг другу в глаза, она — лукаво и нежно, он — вопросительно и отчасти боязливо, они наконец прервали молчание.

— Что вы скажете? — спросила она выразительно, будто ожидая чего-то особенного.

— Ах, какая икра! Я еще опомниться не могу!

— Вижу... вижу! — сказала она лукаво. — Снимите маску, полноте притворяться...

— Ах! — вздохнул он, отпивая из стакана.

— Enfin la glace est rompue?⁴ На чьей стороне победа? Кто предвидел, кто предсказывал? A votre santé!⁵

— A la votre!⁶

Они чокнулись.

— Помните... тот вечер, когда «природа, говорили вы, празднует любовь...»

— Помню! — шепнул он мрачно, — он решил всё!..

— Да, не правда ли? я знала! Могла ли удержать в своих слабых сетях бедная девочка... une nullité, cette pauvre petite fille, qui n’a que sa figure?..⁷ Ни опытности, ни блеска, дикая!..

— Нет, не могла! Я вырвался...

— И нашли то... что давно искали: признайтесь! Он медлил.

— Buvez — et du courage!⁸

Она придвинула ему стакан. Он допил его, она сейчас наполнила его опять.

— Признайтесь...

— Признаюсь.

— Что тогда случилось там... в роще?.. Вы были так взволнованы. Скажите... удар?..

— Да, удар и... разочарование.

— Могло ли быть иначе: вы — и она, деревенская девочка!

Она гордо оправилась, взглянула на себя в зеркало и выправила кружево на рукавах.

— Что же там было? — спросила она, стараясь придать небрежность тону.

— Это не моя тайна! — сказал он, будто опомнившись.

— Oh, je respecte les secrets de famille...⁹ Пейте же!

Она придвинула стакан. Он отпил глотка два.

— Ах! — вздохнул он на всю комнату. — Нельзя ли отворить форточку?.. Мне тяжело, больно!

— Oh, je vous comprends! — Она бросилась отворять форточку. — Voilà des sels, du vinaigre de toilette...¹⁰

— Нет, благодарю! — говорил он, махая платком себе в лицо.

— Как вы были тогда страшны! Я кстати подоспела, не правда ли? Может быть, без меня вы воротились бы в пропасть, на дно обрыва! Что там было, в роще?.. а?

— Ах, не спрашивайте!

— Buvez donc!¹¹

Он лениво отпил глоток.

— Там, где я думал... — говорил он, будто про себя, — найти счастье... я услыхал...

— Что? — шепотом спросила она, притаив дыхание.

— Ах! — шумно вздохнул он, — отворить бы двери!

— Там был... Тушин — да?

Он молча кивнул головой и выпил глоток вина.

Злая радость наполнила черты ее лица. — Dites tout.¹²

— Она гуляла задумчиво одна... — тихо говорил он, а Полина Карповна, играя цепочкой его часов, подставляла свое ухо к его губам. — Я шел по ее следам, хотел наконец допроситься у ней ответа... она сошла несколько шагов с обрыва, как вдруг навстречу ей вышел...

— Он?

— Он.

— Я это знала, оттого и пошла в сад... О, я знала, qu’il у a du louche!¹³ Что же он?

— Здравствуйте, говорит, Вера Васильевна! здоровы ли вы?..

— Лицемер! — сказала Крицкая.

— Она испугалась...

— Притворно!

— Нет, испугалась непритворно, а я спрятался — и слушаю. «Откуда вы? — спрашивает она, — как сюда попали?» «Я, говорит, сегодня приехал на два дня, чтобы завтра, в день рожденья вашей сестры... Я выбрал этот день...»

— Eh bien?¹⁴

— Eh bien! «решите, говорит, Вера Васильевна: жить мне или нет!»

— Où le sentiment va-t-il se nicher!¹⁵ — в этом дубе! — заметила Полина Карповна.

— «Иван Иванович!» — сказала Вера умоляющим голосом. «Вера Васильевна! — перебил он. — Решите, идти мне завтра к Татьяне Марковне и просить вашей руки или кинуться в Волгу?..»

— Так и сказал?

— Как напечатал!

— Mais il est ridicule!¹⁶ что же она: «ах, ох?!»

— «Нет, Иван Иванович, дайте мне (это она говорит) — самой решить, могу ли я отвечать вам таким же полным, глубоким чувством, какое питаете вы ко мне. Дайте полгода, год срока, и тогда я скажу — или “нет”, или то “да”, какое...» Ах! какая духота у вас здесь! нельзя ли сквозного ветра? («не будет ли сочинять? кажется, довольно?» — подумал Райский и взглянул на Полину Карповну).

На лице у ней было полнейшее разочарование.

— C’est tout?¹⁷ — спросила она.

— Oui! — сказал он со свистом. — Тушин, однако, не потерял надежду, сказал, что на другой день, в рожденье Марфиньки, приедет узнать ее последнее слово и пошел опять с обрыва через рощу, а она проводила его... Кажется, на другой день надежды его подогрелись, а мои исчезли навсегда...

— И всё! А тут Бог знает что наговорили... и про нее, и про вас! Не пощадили даже и Татьяну Марковну, эту почтенную, можно сказать, святую!.. Какие есть на свете ядовитые языки!.. Этот отвратительный Тычков...

— Что такое про бабушку? — спросил тихо Райский, в свою очередь притаив дыхание и навострив ухо.

Он слышал от Веры намек на любовь, слышал кое-что от Василисы: но у какой женщины не было своего романа? Что могли воскресить из праха за сорок лет: какую-нибудь ложь, сплетню? Надо узнать — и так или иначе — зажать рот Тычкову.

— Что такое про бабушку? — тихо и вкрадчиво повторил он.

— Ah, c’est dégoûtant.¹⁸ Никто не верит, все смеются над Тычковым, что он унизился расспрашивать помешавшуюся от пьянства нищую... Я не стану повторять...

— Я вас прошу... — нежно шептал он.

— Вы хотите? — шептала и она, склонясь к нему, — я всё сделаю — всё...

— Ну, ну?.. — торопил он.

— Эта баба — вон она тут на паперти у Успенья всегда стоит — рассказывала, что будто Тит Никоныч любил Татьяну Марковну, а она его...

— Я это знаю, слышал... — нетерпеливо перебил он, — тут еще беды нет...

— А за нее сватался покойный граф Сергей Иваныч...

— Знаю и это, она не хотела — он женился на другой, а ей не позволили выйти за Тита Никоныча. Вот и вся история. Ее Василиса знает... — Mais non! не всё тут... Конечно, я не верю... это быть не может! Татьяна Марковна!

— Что же пьяная баба еще рассказывает? — допытывался Райский.

— Что... в одну ночь граф подстерег rendez-vous Татьяны Марковны с Ватутиным в оранжерее... Но такое решительное rendez-vous... Нет, нет... — Она закатилась смехом. — Татьяна Марковна! Кто поверит!

Райский вдруг стал серьезно слушать. У него проснулись какие-то соображения в голове, и захватило дух от этой сплетни.

— Дальше? — тихо спросил он.

— Граф дал пощечину Титу Никонычу...

— Это ложь! — вскочив с места, перебил Райский. — Тит Никоныч джентльмен... Он не вынес бы этого...

— И я говорю «ложь»! — проворно согласилась Крицкая. — Он и не вынес... — продолжала она. — Он сбил с ног графа, душил его за горло: схватил откуда-то между цветами кривой, садовничий нож и чуть не зарезал его...

Райский изменился в лице.

— Ну? — спросил он, едва дыша от нетерпения.

— Татьяна Марковна остановила его за руку: «Ты, говорит, дворянин, а не разбойник — у тебя есть шпага!» — и развела их. Драться было нельзя, чтоб не огласить ее. Соперники дали друг другу слово: граф — молчать обо всем, а тот — не жениться... Вот отчего Татьяна Марковна осталась в девушках... Не подло ли распускать такую... гнусную клевету!

Райский от волнения вздохнул всей грудью.

— Видите, что это... ложь! — сказал он, — кто мог видеть и слышать их?

— Садовник спал там где-то в углу и будто всё видел и слышал. Он молчал, боялся, был крепостной... А эта пьяная баба, его вдова, от него слышала — и болтает... Разумеется, вздор — кто поверит! я первая говорю: ложь, ложь! эта святая, почтенная Татьяна Марковна!.. — Крицкая закатилась опять смехом и вдруг сдержалась. — Но что с вами? Allons donc, oubliez tout! Vive la joie!¹⁹ — сказала она. — Что вы нахмурились? перестаньте. Я велю еще подать вина! — Нет, нет, я боюсь...

— Чего, скажите?.. — томно спросила она.

— Дурно сделается... я не привык пить! — сказал он и встал с места. И она встала.

— Прощайте, навсегда...

— Куда! Нет, нет!

— Я бегу от этих опасных мест, от обрывов, от пропастей!.. Прощайте, прощайте!..

Он схватил шляпу и быстро ушел. Она осталась как окаменелая потом проворно позвонила.

— Коляску мне! — сказала она вошедшей девушке, — и одеваться — я еду с визитами!

Райский вышел от нее, и всё вылетело у него из головы: осталась — одна «сплетня»! Он чувствовал в рассказе пьяной бабы — в этой сплетне — истину...

У него в руках был ключ от прошлого, от всей жизни бабушки.

Ему ясно всё: отчего она такая? откуда эта нравственная сила, практическая мудрость, знание жизни, сердца? отчего она так скоро овладела доверием Веры и успокоила ее, а сама так взволновалась? И Вера, должно быть, знает всё...

Образ старухи стал перед ним во всей полноте.

Думая только дать другое направление слухам о Вере, о себе и о Тушине, он нечаянно наткнулся на забытую, но живую страницу своей фамильной хроники, другую драму, не опасную для ее героев, — ей минула сорокалетняя давность, но глубоко поглотившую его самого.

Он понял теперь бабушку. Он вошел к ней с замирающим от волнения сердцем, забыл отдать отчет о том, как он передал Крицкой рассказ о прогулке Веры в обрыве и впился в нее жадными глазами.

— Борюшка! — с изумлением сказала она, отступая от него, — что это, друг мой, от тебя, как из бочки, вином разит...

Она посмотрела на него с минуту пристально, увидела этот его, вонзившийся в нее, глубоко выразительный взгляд, сама взглянула было вопросительно — и вдруг отвернулась к нему спиной.

Она поняла, что он узнал «сплетню» о ней самой .

Сноски:

1 «Очень рада, жду» (фр.).

2 Да здравствует любовь и веселье! (фр.)

3 «развязный тон» (фр.).

4 — Итак, лед сломан? (фр.)

5 За ваше здоровье! (фр.)

6 За ваше! (фр.)

7 ничтожество, жалкая девочка, у которой нет ничего, кроме хорошенькой внешности?.. (фр.)

8 — Пейте — и смелей! (фр.)

9 — О, я уважаю семейные тайны... (фр.)

10 О, я вас понимаю! <...> Вот соль, вот туалетный уксус... (фр.)

11 Пейте же! (фр.)

12 Говорите все (фр.).

13 что здесь что-то кроется! (фр.)

14 — И что же? (фр.)

15— Вот где прячется чувство! (фр.)

16 — Но он смешон! (фр.)

17 — Это все? (фр.)

18 — Ах, гадость (фр.).

19 Забудьте все! Да здравствует веселье! (фр.)

Читать далее>>

Скачать роман "Обрыв" в формате .doc (827КБ)