Глава 1
У графа В... был музыкальный вечер. Первые
артисты столицы платили своим искусством за
честь аристократического приема; в числе гостей
мелькало несколько литераторов и ученых; две или
три модные красавицы; несколько барышень и
старушек и один гвардейский офицер. Около
десятка доморощенных львов красовалось в дверях
второй гостиной и у камина; все шло своим
чередом; было ни скучно, ни весело.
В ту самую минуту как новоприезжая певица
подходила к роялю и развертывала ноты... одна
молодая женщина зевнула, встала и вышла в
соседнюю комнату, на это время опустевшую. На
ней было черное платье, кажется по случаю
придворного траура. На плече, пришпиленный к
голубому банту, сверкал бриллиантовый вензель;
она была среднего роста, стройна, медленна и
ленива в своих движениях; черные, длинные,
чудесные волосы оттеняли ее еще молодое,
правильное, но бледное лицо, и на этом лице
сияла печать мысли.
- Здравствуйте, мсье Лугин,- сказала Минская
кому-то,- я устала... скажите что-нибудь! - и
она опустилась в широкое пате возле камина; тот,
к кому она обращалась, сел против нее и ничего
не отвечал. В комнате их было только двое, и
холодное молчание Лугина показывало ясно, что он
не принадлежал к числу ее обожателей.
- Скучно,- сказала Минская и снова зевнула,- Вы
видите, я с вами не церемонюсь! - прибавила она.
- И у меня сплин! - отвечал Лугин.
- Вам опять хочется в Италию? - сказала она
после некоторого молчания.- Не правда ли?
Лугин в свою очередь не слыхал вопроса; он
продолжал, положив ногу на ногу и уставя глаза
безотчетливо на беломраморные плечи своей
собеседницы?
- Вообразите, какое со мной несчастие: что может
быть хуже для человека, который, как я, посвятил
себя живописи! - вот уже две недели, как все
люди мне кажутся желтыми,- и одни только люди!
добро бы все предметы; тогда была бы гармония в
общем колорите я бы думал, что гуляю в галерее
испанской школы. "Гай нет! все остальное как и
прежде; одни лица изменились! мне иногда
кажется, что у людей вместо голов лимоны.
Минская улыбнулась.
- Призовите доктора,- сказала она.
- Доктора не помогут - это сплин!
- Влюбитесь! (Во взгляде, который сопровождал
это слово, выражалось что-то похожее на
следующее? "Мне бы хотелось его немножко
помучить!")
- В кого?
- Хоть в меня!
- Нет! вам даже кокетничать со мною было бы
скучно,- и потом, скажу вам откровенно, ни одна
женщина не может меня любить.
- А эта, как бишь ее, итальянская графиня,
которая последовала за вами из Неаполя в
Милан?..
- Вот видите,- отвечал задумчиво Лугин,- я сужу
других по себе и в этом отношении, уверен, не
ошибаюсь. Мне точно случалось возбуждать в иных
женщинах все признаки страсти, но так как я
очень знаю, что в этом обязан только искусству и
привычке кстати трогать некоторые струны
человеческого сердца, то и не радуюсь своему
счастию; я себя спрашивал, могу ли к влюбиться в
дурную? - вышло нет; я дурен - и следственно,
женщина меня любить не может, это ясно;
артистическое чувство развито в женщинах
сильнее, чем в нас, они чаще и долее нас покорны
первому впечатлению; если я умел подогреть в
некоторых то, что называют капризом, то это
стоило мне неимоверных трудов и жертв, но так
как я знал поддельность чувства, внушенного
мною, и благодарил за него только себя, то и сам
не мог забыться до полной, безотчетной любви к
моей страсти примешивалось всегда немного злости
- все это грустно - а правда!..
- Какой вздор! - сказала Минская, но, окинув его
быстрым взглядом, она невольно с ним
согласилась.
Наружность Лугина была в самом деле ничуть не
привлекательна. Несмотря на то что в странном
выражении глаз его было много огня и остроумия,
вы бы не встретили во всем его существе ни
одного из тех условий, которые делают человека
приятным в обществе; он был неловко и грубо
сложен; говорил резко и отрывисто; больные и
редкие волосы на висках, неровный цвет лица,
признаки постоянного и тайного недуга, делали
его на вид старее, чем он был в самом деле; он
три года лечился в Италии от ипохондрии - и хотя
не вылечился, но по крайней мере нашел средство
развлекаться с пользой; он пристрастился к
живописи; природный талант, сжатый обязанностями
службы, развился в нем широко и свободно под
животворным небом юга, при чудных памятниках
древних учителей. Он вернулся истинным
художником, хотя одни только друзья имели право
наслаждаться его прекрасным талантом. В его
картинах дышало всегда какое-то неясное, но
тяжелое чувство: на них была печать той горькой
поэзии, которую наш бедный век выжимал иногда из
сердца ее первых проповедников.
Лугин уже два месяца как вернулся в Петербург.
Он имел независимое состояние, мало родных и
несколько старинных знакомств в высшем кругу
столицы, где и хотел провести зиму. Он бывал
часто у Минской: ее красота, редкий ум,
оригинальный взгляд на вещи должны были
произвести впечатление на человека с умом и
воображением. Но любви между ними не было и в
помине.
Разговор их на время прекратился, и они оба,
казалось, заслушались музыки. Заезжая певица
пела балладу Шуберта на слова Гете: "Лесной
царь". Когда она кончила, Лугин встал.
- Куда вы? - спросила Минская.
- Прощайте.
- Еще рано. Он опять сел.
- Знаете ли,- сказал он с какою-то важностию,-
что я начинаю сходить с ума?
- Право?
- Кроме шуток. Вам это можно сказать, вы надо
мною не будете смеяться. Вот уже несколько дней,
как я слышу голос. Кто-то мне твердит на ухо с
утра до вечера - и как вы думаете - что? -
адрес: вот и теперь слышу: "В Столярном
переулке, у Кокушкина моста, дом титюлярного
советника Штосса, квартира номер двадцать семь".
И так шибко, шибко - точно торопится...
Несносно!..
Он побледнел. Но Минская этого не заметила.
- Вы, однако, не видите того, кто говорит? -
спросила она рассеянно.
- Нет. Но голос звонкий, резкий, дишкант.
- Когда же это началось?
- Признаться ли? я не могу сказать наверное....
не знаю... ведь это, право, презабавно! - сказал
он, принужденно улыбаясь.
- У вас кровь приливает к голове и в ушах звенит
- Нет, нет. Научите, как мне избавиться?
- Самое лучшее средство,- сказала Минская,
подумав с минуту,- идти к Кокушкину мосту,
отыскать этот номер, и так как, верно, в нем
живет какой-нибудь сапожник или часовой мастер,
то для приличия закажите ему работу и,
возвратясь домой, ложитесь спать, потому что...
вы в самом деле нездоровы!..- прибавила она,
взглянув на его встревоженное лицо с участием.
- Вы правы,- отвечал угрюмо Лугин,- я непременно
пойду.
Он встал, взял шляпу и вышел.
Она посмотрела ему вослед с удивлением.
Перейти к чтению второй
главы>> |