|
Часть I-я
Глава I
День угасал; лиловые облака, протягиваясь по
западу, едва пропускали
красные лучи, которые отражались на черепицах
башен и ярких главах
монастыря. Звонили к вечерни; монахи и служки
ходили взад и вперед по
каменным плитам, ведущим от кельи архимандрита в
храм; длинные, черные
мантии с шорохом обметали пыль вслед за ними; и
они толкали богомольцев с
таким важным видом, как будто бы это была их
главная должность. Под дымной
пеленою ладана трепещущий огонь свечей казался
тусклым и красным;
богомольцы теснились вокруг сырых столбов, и
глухой, торжественный шорох
толпы, повторяемый сводами, показывал, что
служба еще не началась.
У ворот монастырских была другая картина.
Несколько нищих и увечных
ожидали милости богомольцев; они спорили,
бранились, делили медные деньги,
которые звенели в больших посконных мешках; это
были люди, отвергнутые
природой и обществом (только в этом случае
общество согласно бывает с
природой); это были люди, погибшие от недостатка
или излишества надежд,
олицетворенные упреки провидению; создания,
лишенные права требовать
сожаления, потому что они не имели ни одной
добродетели, и не имеющие ни
одной добродетели, потому что никогда не
встречали сожаления.
Их одежды были изображения их душ: черные,
изорванные. Лучи заката
останавливались на головах, плечах и согнутых
костистых коленах; углубления
в лицах казались чернее обыкновенного; у каждого
на челе было написано
вечными буквами нищета! - хотя бы малейший знак,
малейший остаток гордости
отделился в глазах или в улыбке!
В толпе нищих был один - он не вмешивался в
разговор их и неподвижно
смотрел на расписанные святые врата; он был
горбат и кривоног; но члены его
казались крепкими и привыкшими к трудам этого
позорного состояния; лицо его
было длинно, смугло; прямой нос, курчавые
волосы; широкий лоб его был желт
как лоб ученого, мрачен как облако, покрывающее
солнце в день бури; синяя
жила пересекала его неправильные морщины; губы,
тонкие, бледные, были
растягиваемы и сжимаемы каким-то судорожным
движением, и в глазах блистала
целая будущность; его товарищи не знали, кто он
таков; но сила души
обнаруживается везде: они боялись его голоса и
взгляда; они уважали в нем
какой-то величайший порок, а не безграничное
несчастие, демона - но не
человека: - он был безобразен, отвратителен, но
не это пугало их; в его
глазах было столько огня и ума, столько
неземного, что они, не смея верить
их выражению, уважали в незнакомце чудесного
обманщика. Ему казалось не
больше 28 лет; на лице его постоянно отражалась
насмешка, горькая,
бесконечная; волшебный круг, заключавший
вселенную; его душа еще не жила
по-настоящему, но собирала все свои силы, чтобы
переполнить жизнь и прежде
времени вырваться в вечность; - нищий стоял
сложа руки и рассматривал
дьявола, изображенного поблекшими красками на
св. вратах, и внутренно
сожалел об нем; он думал: если б я был черт, то
не мучил бы людей, а
презирал бы их; стоят ли они, чтоб их соблазнял
изгнанник рая, соперник
бога!.. другое дело человек; чтоб кончить
презрением, он должен начать с
ненависти!
И глаза его блистали под беспокойными бровями, и
худые щеки
покрывались красными пятнами: всё было согласно
в чертах нищего: одна
страсть владела его сердцем, или, лучше, он
владел одною только страстью, -
но зато совершенно!
"Христа ради, барин, - погорелым, калекам,
слепому... Христа ради копеечку!" - раздался
крик его товарищей; он вздрогнул, обернулся - и
в этот миг решилась его участь. - Что же увидал
он? русского дворянина, Бориса Петровича
Палицына. Не больше.
Перейти к чтению второй
главы>>
|
