Глава XVI Я попрошу своего или своих любезных читателей
перенестись воображением в ту малую лесную
деревеньку, где Борис Петрович со своей охотой
основал главную свою квартиру, находя ее центром
своих операционных пунктов; накануне травля была
удачная; поздно наш старый охотник возвратился
на ночлег, досадуя на то, что его стремянный,
Вадим, уехав бог знает зачем, не возвратился. В
избе, где он ночевал, была одна хозяйка, вдова,
солдатка лет 30, довольно белая, здоровая,
большая, русая, черноглазая, полногрудая,
опрятная - и потому вы легко отгадаете, что
старый наш прелюбодей, несмотря на серебристую
оттенку волос своих и на рождающиеся признаки
будущей подагры, не смотрел на нее
философическим взглядом, а старался всячески
выиграть ее благосклонность, что и удалось ему
довольно скоро и без больших убытков и хлопот.
Уж давно лучина была погашена; уж петух, хлопая
крыльями, сбирался в первый раз пропеть свою
сиповатую арию, уж кони, сытые по горло, изредка
только жевали остатки хрупкого овса, и в избе на
полатях, рядом с полногрудой хозяйкою, Борис
Петрович храпел непомилованно. Вероятно,
утомленный трудами дня и (вероятнее) упоенный
сладкой водочкой и поцелуями полногрудой хозяйки
и успокоенный чистой и непорочной совестью, он
еще долго бы продолжал храпеть и
переворачиваться со стороны на сторону, если б
вдруг среди глубокой тишины сильная, неведомая
рука не ударила три раза в ворота так, что они
затрещали. Собаки жалобно залаяли, и хозяйка,
вздрогнув, проснулась, перекрестилась и,
протирая кулаками опухшие глаза и разбирая
растрепанные волосы, молвила: "господи, боже
мой! - да кто это там!.. наше место свято!.. да
что это как стучат". Она слезла и подошла к
окну; отворила его: ночной ветер пахнул ей на
открытую потную грудь, и она, с досадой высунув
голову на улицу, повторила свои вопросы; в самом
деле, буланая лошадь в хомуте и шлее стояла у
ворот и возле нее человек, незнакомый ей, но с
виду не старый и не крестьянин.
- Отопри проворнее!.. - закричал он громовым
голосом.
- Экой скорой! - пробормотала солдатка,
захлопнув окно; - подождешь, не замерзнешь!.. Не
спится видно тебе, так бродишь по лесу, как
леший проклятый... - Она надела шубу, вышла,
разбудила работника, и тот наконец отпер
скрыпучую калитку, браня приезжего; но сей
последний, едва лишь ворвался на двор и узнал от
работника, что Борис Петрович тут, как опрометью
бросился в избу.
- Батюшка! - сказал Юрий, которого вы, вероятно,
узнали, приметно изменившимся голосом и в
потемках ощупывая предметы, - проснитесь! где
вы!.. проснитесь!.. дело идет о жизни и
смерти!.. послушай, - продолжал он шепотом,
обратясь к полусонной хозяйке и внезапно схватив
ее за горло: - где мой отец? что вы с ним
сделали?..
- Помилуй, барин, что ты, рехнулся што ли... я
закричу... да пусти, пусти меня, окаянный... да
разве не слышишь, как он на полатях-то храпит...
- И задыхаясь она старалась вырваться из рук
Юрия...
- Что за шум! кто там развозился! Петрушка,
Терешка, Фотька!.. ей вы... - закричал Борис
Петрович, пробужденный шумом и холодным ветром,
который рвался в полурастворенные двери, свистя
и завывая, подобно лютому зверю.
- Батюшка! - говорил Юрий, пустив обрадованную
женщину, - сойдите скорее... жизнь и смерть,
говорю я вам!.. сойдите, ради неба или ада...
- Да что ты за человек, - бормотал Борис
Петрович, сползая с печи...
- Я! ваш сын... Юрий...
- Юрий... что это значит... объясни... зачем ты
здесь... и в это время!..
Он в испуге схватил сына за руки и смотрел ему в
глаза, стараясь убедиться, что это он, что это
не лукавый призрак.
- Батюшка! мы погибли!.. народ бунтует! да! и у
нас... я видел, когда проскакал, на улице села и
вокруг церкви толпились кучи народа... и
некоторые восклицания, долетевшие до меня,
показывают, что они ждут если не самого
Пугачева, то казаков его... спасайтесь!..
- А <Наталья> Сергевна!.. а вещи мои...
- Матушка... не говорите об ней...
- Она...
- Спасайтесь! - сказал мрачно Юрий, крепко обняв
отца своего; горячая слеза брызнула из глаз
юноши и упала как искра на щеку старика и
обожгла ее...
- О!.. - завопил он. - Кто б мог подумать!
поверить?.. кто ожидал, что эта туча доберется и
до нас грешных! о господи! господи!.. - куда мне
деваться!.. все против нас... бог и люди... и
кто мог отгадать, что этот Пугачев будет губить
кого же? - русское дворянство! - простой
казак!.. боже мой! святые отцы!
- Нет ли у вас с собою кого-нибудь, на чью
верность вы можете надеяться! - сказал быстро
Юрий.
- Нет! нет! никого нет!..
- Фотька Атуев?..
- Я его сегодня прибил до полусмерти, каналью!
- Терешка!..
- Он давно желал бы мне нож в бок за жену
свою... разбойники, антихристы!.. о спаси меня!
сын мой...
- Мы погибли! - молвил Юрий, сложив руки и
подняв глаза к небу. - Один бог может сохранить
нас!.. молитесь ему, если можете...
Борис Петрович упал на колена; и слезы рекой
полились из глаз его; малодушный старик! он
ожидал, что целый хор ангелов спустится к нему
на луче месяца и унесет его на серебряных
крыльях за тридевять земель. Но не ангел, а
бедная солдатка с состраданием подошла к нему и
молвила: я спасу тебя.
В важные эпохи жизни, иногда, в самом
обыкновенном человеке разгорается искра
геройства, неизвестно доселе тлевшая в груди
его, и тогда он свершает дела, о коих до сего
ему не случалось и грезить, которым даже после
он сам едва верует. Есть простая пословица:
Москва сгорела от копеешной свечки!
Между тем хозяйка молча подала знак рукою, чтоб
они оба за нею следовали, и вышла; на цыпочках
они миновали темные сени, где спал стремянный
Палицына, и осторожно спустились на двор по
четырем скрыпучим и скользким ступеням; на дворе
всё было тихо; собаки на сворах лежали под
навесом, и изредка лишь фыркали сытые кони или
охотник произносил во сне бессвязные слова,
поворачиваясь на соломе под теплым полушубком.
Когда они миновали анбар и подошли к задним
воротам, соединявшим двор с обширным огородом,
усеянным капустой, коноплями, редькой и
подсолнечниками и оканчивающимся тесным гумном,
где только две клади как будки, стоя по углам,
казалось, сторожили высокий и пустой овин,
возвышающийся посередине, то раздался чей-то
голос, вероятно, одного из пробудившихся псарей:
"кто там?" - спросил он. - "Разве не видишь, что
хозяева", - отвечала солдатка; заметив, что
псарь приближался к ней переваливаясь, как бы
стараясь поддержать свою голову в равновесии с
прочими частями тела, она указала своим
спутникам большой куст репейника, за который они
тотчас кинулись, и хладнокровно остановилась у
ворот.
- А разве красавицам пристало гулять по ночам? -
сказал, почесывая бока, пьяный псарь и тяжелой
своей лапой с громким смехом ударил ее по
плечу!..
- И батюшка! что я за красавица! с нашей
работки-то не больно разжиреешь!..
- Уж не ломайся, знаем мы!.. Экая гладкая! у
барина видно губа не дура... эк ты прижила себе
старого черта!.. да небось! не сдобровать ему,
высчитаем мы ему наши слезки... дай срок!
батюшка Пугачев ему рыло-то обтешет... пусть
себе не верит... а ты, моя молодка... за это
поцелуй меня. Он хотел обнять ее, но она
увернулась и наш проворный рыцарь спьяну
наткнулся на оглоблю телеги... спотыкнулся,
упал, проворчал несколько ругательств, и заснул
он или нет, не знаю, по крайней мере не поднялся
на ноги и остался в сладком самозабвении.
Легко вообразить, с каким нетерпением отец и сын
ожидали конца этой неприятной сцепы... наконец
они вышли в огород и удвоили шаги. Сильно бились
сердца их, стесненные непонятным предчувствием,
они шли, удерживая дыхание, скользя по росистой
траве, продираясь между коноплей и вязких гряд,
зацепляя поминутно ногами или за кирпич или за
хворост; вороньи пугалы казались им людьми, и
каждый раз, когда полевая крыса кидалась из-под
ног их, они вздрагивали. Борис Петрович хватался
за рукоятку охотничьего ножа, а Юрий за шпагу...
но, к счастию, все их страхи были напрасны, и
они благополучно приближились к темному овину;
хозяйка вошла туда, за нею Борис Петрович и
Юрий; она подвела их к одному темному углу, где
находилось два сусека, один из них с хлебом, а
другой до половины наваленный соломой.
- Полезай сюда, барин, - сказала солдатка,
указывая на второй, - да заройся хорошенько с
головой в солому, и кто бы ни приходил, что бы
тут ни делали... не вылезай без меня; а я, коли
жива буду, тебя не выдам; что б ни было, а этого
греха не возьму на свою душу!..
Когда Борис Петрович влез, то Юрий, вместо того,
чтобы следовать его примеру, взглянул на небо и
сказал твердым голосом: "прощайте, батюшка,
будьте живы... ваше благословение! может быть,
мы больше не увидимся". Он повернулся и быстро
пустился назад по той же дороге; взойдя на двор,
он, не будучи никем замечен, отвязал лучшую
лошадь, вскочил на нее и пустился снова через
огород, проскакал гумно, махнул рукою удивленной
хозяйке, которая еще стояла у дверей овина, и,
перескочив через ветхий, обвалившийся забор,
скрылся в поле как молния; несколько минут можно
было различить мерный топот скачущего коня... он
постепенно становился тише и тише, и наконец
совершенно слился с шепотом листьев дубравы.
"Куда этот верченый пустился! - подумала
удивленная хозяйка, - видно голова крепка на
плечах, а то кто бы ему велел таскаться - ну, не
дай бог, наткнется на казаков и поминай как
звали буйнова молодца - ох! ох! ох! больно меня
раздумье берет!.. спрятала-то я старого,
спрятала, а как станут меня бить да мучить...
ну, уж коли на то пошла, так берегись, баба!..
не давши слова держись, а давши крепись...
только бы он сам не оплошал!"
Перейти к чтению
семнадцатой главы>> |