|
Глава VI Борис Петрович был чрезвычайно доволен своим
горбачем (так в доме называли Вадима). Горбач
везде почти следовал за ним, на охоту, в поле,
на пашню, - исполнял его малейшие желания,
предугадывал их. Одним словом, делал всё, чем
мог приобрести доверенность, - и если ему
удавалось, то неизъяснимая радость процветала на
этом суровом лице, которое выражало все чувства,
все, - кроме одного, любимого сокровища,
хранимого на черный день. Если Борис Петрович
хотел наказать кого-нибудь из слуг, то Вадим
намекал ему всегда, что есть наказания, которые
жесточе, и что вина гораздо больше, нежели
Палицын воображал; - а когда недосказанный совет
его был исполнен, то хитрый советник старался
возбудить неудовольствие дворни, взглядом,
движеньями помогал им осуждать господина; но
никогда ничего не говорил такого, что? бы могло
быть пересказано ко вреду его - к неудовольствию
рабов или помещика. Он был враждебный Гений
этого дома. Однажды, не знаю зачем, Палицын
велел его позвать; искали горбача - не нашли.
Так это и осталось.
День был жаркий, серебряные облака тяжелели
ежечасно; и синие, покрытые туманом, уже
показывались на дальнем небосклоне; на берегу
реки была развалившаяся баня, врытая в гору и
обсаженная высокими кустами кудрявой рябины;
около нее валялись груды кирпичей, между коими
вырастала высокая трава и желтые цветы на
длинных стебельках. Тут сидел Вадим; один,
облокотяся на свои колена и поддерживая голову
обеими руками; он размышлял; тени рябиновых
листьев рисовались на лице его непостоянными
арабесками и придавали ему вид таинственный;
золотой луч солнца, скользнув мимо соломенной
крыши, упадал на его коленку, и Вадим, казалось,
любовался воздушной пляской пылинок, которые
кружились и подымались к солнцу. Вчера он
открылся Ольге; - наконец он нашел ее, он
встретился с сестрой, которую оставил в
колыбели; наконец... о! чудна природа; далеко ли
от брата до сестры? - а какое различие!.. эти
ангельские черты, эта демонская наружность...
Впрочем разве ангел и демон произошли не от
одного начала?..
Однако Вадим заметил в ней семейственную
гордость, сходство с его душой, которое обещало
ему много... обещало со временем и любовь ее...
эта надежда была для него нечто новое; он хотел
ею завладеть, он боялся расстаться с нею на одно
мгновение... - и вот зачем он удалился в
уединенное место, где плеск волны не мог
развлечь думы его; он не знал, что есть цветы,
которые чем более за ними ухаживают, тем менее
отвечают стараниям садовника; он не знал, что,
слишком привязавшись к мечте, мы теряем
существенность; а в его существенности было одно
мщение. Постепенно мысли его становились
туманнее; и он полусонный лег на траву - и
нечаянно взор его упал на лиловый колокольчик,
над которым вились две бабочки, одна серая с
черными крапинками, другая испещренная всеми
красками радуги; как будто воздушный цветок или
рубин с изумрудными крыльями, отделанный в
золото и оживленный какою-нибудь волшебницей;
оба мотылька старались сесть на лиловый
колокольчик и мешали друг другу, и когда один
был близко, то ветер относил его прочь; наконец
разноцветный мотылек остался победителем; уселся
и спрятался в лепестках; напрасно другой
кружился над ним... он был принужден удалиться.
У Вадима был прутик в руке; он ударил по цвету и
убил счастливое насекомое... и с каким-то
восторгом наблюдал его последний трепет!..
И бог знает отчего в эту минуту он вспомнил свою
молодость, и отца, и дом родной, и высокие
качели, и пруд, обсаженный ветлами... всё,
всё... и отец его представился его воображению,
таков, каким он возвратился из Москвы, потеряв
свое дело... и принужденный продать всё, что у
него осталось, дабы заплатить стряпчим и суду. -
И потом он видел его лежащего на жесткой постели
в доме бедного соседа... казалось, слышал его
тяжелое дыхание и слова: отомсти, сын мой,
извергу... чтоб никто из его семьи не
порадовался краденым куском... и вспомнил Вадим
его похороны: необитый гроб, поставленный на
телеге, качался при каждом толчке; он с образом
шел вперед... дьячок и священник сзади; они пели
дрожащим голосом... и прохожие снимали шляпы...
вот стали опускать в могилу, канат заскрыпел,
пыль взвилась...
Кровь кинулась Вадиму в голову, он шепотом
повторил роковую клятву и обдумывал исполнение;
он готов был ждать... он готов был всё
выносить... но сестра! если... о! тогда и она
поможет ему... и без трепета он принял эту
мысль; он решился завлечь ее в свои замыслы,
сделать ее орудием... решился погубить невинное
сердце, которое больше чувствовало, нежели
понимало... странно! он любил ее; - или не
почитал ли он ненависть добродетелью?.. Вдруг
над ним раздался свист арапника, и он
почувствовал сильную боль во всей руке своей; -
как тигр вскочил Вадим... перед ним стоял Борис
Петрович и осыпал его ругательствами.
Кланяясь, слушал он и с покорным видом
последовал за Палицыным в дом, где слуги
встретили его с насмешливыми улыбками, которые
говорили: пришел и твой черед.
С этих пор Вадим ни разу не забывал своей
должности.
Перейти к чтению седьмой
главы>> |
